— Где? — обрывая его на полуслове спросил Нейл.
— Ближе, чем ты думаешь.
— Проклятье, — Нейл откинулся на спинку сидения, а затем чертыхнулся. — Твою мать… черт-черт! — и он резко стукнул кучеру: — Останови! — и сверкнул алыми глазами: — На улицу вышли! — прорычал так, что сомнений не осталось — зол, чертовски, до кровавых кругов перед глазами.
— Там дождь, босс, — протянул Торн.
Стоило мертвой бездушной улыбке возникнуть на губах Олсена, мужчины, толкаясь, полезли на выход.
— Сидеть! — рявкнул Нейл «Мэтту».
Несмотря на злость, Олсен попросту прикрыл лицо ладонью, и пару мгновений просто сидел, ничего не говоря. И «Мэтти» тоже сидел, но иначе — вжав голову в плечи и затравленно глядя из своего угла.
— Ради богов, верни себе прежний облик, Митчелл, — проговорил Нейл и повысил голос: — Быстро!
Кажется, Эвелина была впечатлена его поведением достаточно. Коснувшись груди кончиками пальцев, она в мгновение стала собой — той самой, что он привез в свой дом. Ее губы были все еще припухшие от его поцелуев, а волосы растрепанные. Но появилось еще кое-что. Она смотрела на него, как на чудовище, со смесью страха и неприятия.
— Я облажался, да, Митчелл? — усмехнулся Нейл, а взгляд наполнился мрачной горечью.
Девушка подавленно кивнула.
— И? — с нетерпением спросил он. — Что теперь? Не подпустишь меня к себе?
Отрицательно качает головой.
Нейл почувствовал, что еще немного и слетит с катушек. От ее близости и запаха, от этого несчастного вида и страха, который заставлял ее прятать глаза, внутри него нарастало желание.
— Выходи за меня замуж, Митчелл, — сказал он.
Она отворачивает лицо, напряженно молчит и снова качает головой.
Вот как…
Презирает его. За то, кто он.
Его руки начинают дрожать, а дракон внутри ворочается — как же сложно сдержаться! Нейл стиснул зубы, а затем ударил кулаком в стену, пробивая насквозь и обдирая костяшки пальцев. Митчелл коротко вздрогнула, сжалась и громко сглотнула.
— Какого хрена ты это делаешь со мной? — зарычал Олсен. — Что, не нравлюсь? Противен тебе, Митчелл? Чего ты добиваешься? Что тебе нужно?
Она лишь вздрагивала от каждого его слова и комкала юбку на коленях. Ее пальцы были бледными, как полотно. И сама она выглядела уставшей и безжизненной.
— Нет, объясни мне, Митчелл, — Нейл пододвинулся на самый край и склонился к ней, — чего ты ждала? Зачем это сделала?
Ее губы дрожат, по щекам текут слезы, и она снова сглатывает, и Нейл понимает — она не может вымолвить ни слова.
Он потянулся к ее руке, но она отдернула, и Нейл снова взорвался:
— Недостаточно благороден для тебя? Хотела кого-то другого? — и он схватил ее за лицо, сжал пальцами щеки и вздернул ее голову: — Хотела Лесли, правда? Признайся, Митчелл. Хотела, чтобы он был на моем месте?
Ее губы поджались, она вся начала вздрагивать, но даже не воспротивилась в ответ, и Нейл усмехнулся:
— Такие, как твой герцог, возвращаются с войны героями, Митчелл. Там они насилуют женщин, убивают стариков и детей. А здесь им все прощается. Все их гребаные преступления забываются, и они скрывают свое лицо под маской джентльмена. А я никогда не лгу. И не скрываю, что убивал на войне. И я убиваю здесь. Подонков, убийц, воров и предателей. В моем мире другие законы. Но за всю свою жизнь я и пальцем не тронул женщину. Я не такой ублюдок, как тебе кажется.
Она прятала глаза. Мокрые ресницы все еще дрожали.
— Я провел там десять сраных лет, Митчелл. Я видел, как гибнут мои ребята. Люди, твою мать. Думаешь, я бы пошел на сговор с алларийцами. Я, нахрен, ненавижу их! Посмотри на меня, — и он втянул носом воздух и закричал ей в лицо: — Посмотри на меня, я сказал!
Она расплакалась вдруг, и Нейл стиснул зубы. Она так горько еще ни разу не плакала при нем. Будто, все — не простит никогда. И от этого стало так больно, что Нейл прикрыл веки и судорожно выдохнул. Мягко потянул девушку к себе, чтобы утешить, но она с яростью отбилась от его рук:
— Пусти! Не трогай!
И Нейл резко отпрянул, упираясь спиной в сидении, и долбанул ногой по сидению напротив. Он так тяжело дышал, а руки так дрожали, что казалось, он вот-вот сменит ипостась.
— Что ты хочешь от меня, Митчелл? — прорычал он.
— Свободы.
— Что?
Кажется, это просто шум дождя. Не может она сказать такую откровенную глупость.
— Я хочу избавиться от метки, — произнесла девушка, глотая слезы, — и больше никогда тебя не видеть. Не знать тебя. Забыть, что между нами было.
Нейл напряженно молчал, и Митчелл неожиданно закричала:
— Оставь меня в покое! Ну, пожалуйста! Что ты привязался? — и разрыдалась: — Я верну артефакт, обещаю. Хочешь? Найду способ… Флеминг может знать… лорд Лесли… пожалуйста, отпусти меня! Нейл…
Он тяжело дышал, глядя на нее. Его радужка посветлела, пошла золотом. Он потянулся к дверце, распахнул и вышел под дождь. Засунув руки в карманы, молча прошел мимо промокших Тени и Торна, которые не рискнули его даже окликнуть. Подставив лицо дождю, Нейл просто побрел в ночь. Физические раны ничто по сравнению с тем, как изощренно его ранила Митчелл. Она въелась в его мысли, в каждый вдох, залезла под кожу. Он с ума по ней сходил. И вот — она его искренне презирает. Метка вынуждает ее желать с ним близости, но этого мало. Нейлу нужна ее любовь. Любовь, которой нет и никогда не будет.
Я постаралась выкинуть господина Олсена из головы. Сначала я всеми силами постаралась воспылать к нему ненавистью, потом — стать безразличной. Но когда возвращалась к нему в мыслях снова и снова, поняла — не выйдет. Просто забудь, Эви! Но Нейл не шел из головы. Даже когда вернулась в его дом, а отец усадил меня на стул и пытал добрых два часа под осуждающими взглядами матери и лукаво-насмешливыми сестер. Подумать только, дочь связалась с драконом, и тот не скрывает своего отношения, позволяя прикасаться к ней и даже ласково обращаться при посторонних. Стыд.
Мне пришлось подключить все свое красноречие, чтобы успокоить родных и заверить, что господин Олсен позаботиться о нас лишь на время, а потом все пойдет своим чередом. А, когда ложилась спать в комнате вместе с сестрами, отвечала на их надоедливые вопросы: «А почему он такой злой?», «Он целовал тебя, Эви?», «Он жениться на тебе?». Заткнуть Мэри и Лиз удалось только ударом подушки. Маленькие негодяйки долго хихикали, а затем громко храпели. И сон не шел.
«Вы разве не будете ночевать в комнате господина Олсена? — безо всяких ужимок спросил у меня Грейм, когда я потребовала еще один комплект белья, чтобы устроить себе ночлег в комнате с сестрами. — Стоит ли тесниться, если постель у господина очень широкая и удобная?» И, как бы между прочим, в ней спит еще и сам господин. Об этом славный камердинер предпочел умолчать, хотя все и так очевидно.
И вот я лежала в постели и глядела в потолок, вспоминая ту сцену в карете. Когда Нейл ушел под дождь, а Торн и Тень доставили меня сюда, я больше всего на свете хотела сбежать, чтобы никогда не видеть красного дракона. Он делал мне слишком больно.
Время от времени я слышала за окном оклики охраны. За нами следили и днем, и ночью. Еще бы, до меня доносились обрывки фраз: «Митчелл, кажется… приказано с нее глаз не спускать», «… он ее на руках нес, я сам видел, а она его целовала и обнимала…», «Хороша девка. Видать остепенила-таки нашего босса!»
Я засунула голову под подушку, не желая слушать.
«А ты любишь его, Эви?» — трещат в голове звонкие голоса Мэри и Лиз.
И внутри меня что-то откликается, становится нестерпимо больно, а в груди сжимается сердце — да, люблю. Его красные волосы, зловещую усмешку, прикосновения его рук, его напористость и горячие поцелуи — люблю.
И ненавижу его, потому что люблю очень сильно.
Глупое сердце хочет верить в сказку, но меня ждет кошмар. Нейл привязан ко мне меткой, а любит он Эмилин Хэмилтон. И с ней, драконицей, он был бы по-настоящему счастлив.
Дождь, наконец, перестал, и над ночной столицей засияла яркая луна. Ветер стих, и я почувствовала, как меня одолевает дрема. Сладко потянувшись, я выбралась из-под подушки и вдруг услышала мелодию «Греза моих надежд» из оперы «Раненное сердце». Мне всего пару раз удавалось побывать в столичном театре в королевской ложе, когда лорд Лесли сопровождал Константина Аллейского. Я, конечно, стояла за креслами мужчин, но ария Фернандо произвела на меня сильное впечатление.
И я, как зачарованная, спустила на пол ноги.
Суть заключалась в том, что влюбленный Фернандо, бывший развратник, раскаявшись, приходит к той, кого отвергал, и рассказывает о своих чувствах.
Прохладный пол слегка холодил ступни.
Спала я в рубашке и юбке, не решаясь раздеться, поэтому смело вышла из комнаты, подошла к лестничному пролету и перегнулась через перила, прислушиваясь к тому, что происходило на первом этажа. Слабый отблеск свечей, горящих в столовой, играл на полу бликами. Звук стал громче.
Я бесшумно спустилась, увлекаемая прекрасной музыкой.
В холе все было залито водой, будто в дом пробрался погибший в море призрак. Боязливо передернув плечами, я застыла на пороге столовой. Сердце в груди так сильно толкнулось, что я прикусила губу.
На спинку стула был навешан мокрый черный камзол — вода с него текла на пол. Трещал слабый огонек в камине, а на крышке рояля стоял треногий подсвечник.
Музыка лилась — сильные бледные пальцы гуляли по клавишам. Мокрая рубашка облепила сильное тело, рукава закатаны, ворот расслаблен, красные волосы влажными жгутами вились по спине. В зубах сигара, дым в потоках алого свечного пламени струится и мягко рассеивается под потолком.
За роялем мужчина. Красивый, как дьявол.
Пьяный, как черт.
На полу почти пустая бутылка какого-то пойла — Нейл принес с собой.
Ему идет быть плохим, он органичен. Он будто создан таким — дерзким, язвительным, пошлым… горячим и чувственным. Он мог бы быть музыкантом или художником… у него есть вкус, он не терпит фальшивки, он настоящий и искренний. Он — мой.