96 «Поляков, видимо, недолюбливал корреспондентов и с моим присутствием на лодке примирился только к середине плаванья»
Командир Л-4 капитан-лейтенант Евгений Петрович Поляков плавал на лодке почти всю войну, до лета 1944 года. Все ее последующие походы были совершены под его командой. За время плавания на лодке Поляков был награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени. А в мае 1945 года, командуя к этому времени дивизионом подводных лодок и находясь в звании капитана 2-го ранга, был награжден орденом Ушакова 2-й степени и орденом Британской империи. В 1941 году, когда мы встретились, Полякову был тридцать один год.
В 1960 году он был уволен из военно-морского флота по состоянию здоровья: сказались годы войны, многочисленные военные и послевоенные сложные плаванья — тысячи часов, проведенные под водой. Но оторвать этого человека от моря оказалось не так просто. Он и до сих пор в свои пятьдесят шесть лет ходит в дальние плавания капитаном-наставником на гидрографических и рыболовных судах.
97 «…возникали дополнительные сложности. По сводкам, немцами еще не был взят Херсон и ничего не сообщалось о форсировании ими Днепра, а нам… придется начать писать о боях на подступах к Крыму»
Говоря о сложностях с публикацией наших материалов из Крыма, я даже скорее приуменьшал их, чем преувеличивал. Всю предыдущую неделю в сообщениях Информбюро появлялись почти одни и те же, ничего не говорившие фразы: «Наши войска вели бои с противником на всем фронте» или «Наши войска продолжали бои с противником на всем фронте…» — с той только разницей, что в одних сообщениях писалось просто «бои», а в других добавлялся эпитет «упорные». И то и другое, особенно по контрасту с доходившими до нас слухами о новом крупном наступлении немцев на Южном и Юго-Западном фронтах, не только не успокаивало своей лаконичностью, а напротив — вселяло в душу лишь еще большую тревогу. По сводкам нельзя было представить себе ни того, что немцы вплотную подошли к Перекопу и Чонгару, ни того, что они форсировали Днепр по всему его нижнему течению. Что касается Херсона, то сообщения о том, что мы его оставили, так никогда и не появилось. Мои опасения — как я буду писать о боях за Крым, если они вот-вот начнутся, — оказались вполне обоснованными. В моих первых очерках, опубликованных в «Красной звезде» уже в самом конце сентября, после возвращения из Крыма, пришлось вынужденно обходить всё, что могло дать представление о месте их действия. А это было нелегко по многим причинам, в том числе и психологическим.
И лишь в последнем из этих очерков, напечатанном уже в октябре, после того, как я улетел в Мурманск, впервые не было вычеркнуто слово «Крым». К тому времени немцы уже прорвались через Перекоп и заняли Армянск.
98 «На вопрос Николаева, что делается в дивизии, он ответил, что немцы вышли к станции Сальково и заняли ее…»
В связи с событиями, свидетелем которых я стал под станцией Сальково и на Арабатской стрелке, я предпочитаю обратиться главным образом к документам. Как мне кажется, они, в общем, подтверждают точность изложения этих печальных событий в моих записках.
Вот как выглядел бой под станцией Сальково в приказе № 0012 по войскам 51-й отдельной армии, отданном 18 сентября 1941 года.
«15 сентября мелкие части противника появились на участке 276-й стрелковой дивизии. В 10 часов 30 минут двум-трем танкам и нескольким мотоциклистам, только потому, что части 276-й стрелковой дивизии по-прежнему имели низкую боевую готовность, беспрепятственно и безнаказанно удалось выскочить к станции Сальково, куда подошел неизвестный эшелон с автомашинами и тракторами. Прямым выстрелом из пушечного танка противника паровоз был пробит и эшелон остался на месте.
Примерно в это же время до роты мотоциклистов вели наступление с юго-запада на станцию Ново-Алексеевка, район которой оборонялся третьим батальоном 876-го стрелкового полка, с батареей.
Занятие противником станции Сальково сразу нарушило связь по постоянным проводам со станцией Ново-Алексеевка, в результате чего командиры 276-й стрелковой дивизии и 876-го стрелкового полка потеряли связь с командиром батальона.
В течение 15-го и до 15-ти часов 16 сентября командир и штаб 276-й стрелковой дивизии оставались безучастными наблюдателями того, что на их глазах небольшая кучка врага захватила эшелон автомашин и тракторов.
Командир 276-й стрелковой дивизии не выяснил положения батальона 876-го стрелкового полка, а командир 876-го стрелкового полка тоже никаких мер к выводу 3-го батальона не принял. Только по моему требованию командир дивизии предпринял попытку овладеть станцией Сальково, вывести с нее автотранспорт и установить связь с 3-м батальоном 876-го стрелкового полка.
Около 18-ти часов вместо 16 часов 30 минут, как предусматривалось командиром дивизии, наступление батальона началось. Но плохо организованный бой не дал успеха. Наша артиллерия дала несколько очередей по своей пехоте.
В 24 часа наступление было прекращено и батальон получил приказание, оставив охранение, вернуться к утру в исходное положение».
Так оно, примерно, и было на самом деле, и я думаю, что этот отражавший реальное положение вещей приказ не в малой степени был результатом именно того, что все это своими собственными глазами видел член Военного Совета армии Николаев.
А если бы он не видел этого своими глазами, то истинный ход событий под Сальково мог остаться неизвестным или не до конца известным штабу армии. Почему я так думаю? А очень просто. Потому что в той оперативной сводке штаба 276-й стрелковой дивизии за 16 сентября, которая шла наверх — в корпус, а оттуда в армию, — заместитель начальника штаба дивизии писал:
«В 19.30 наш батальон занял Сальково».
И в этот же день, 16 сентября, в 23.40, то есть за какие-нибудь полчаса до того, как мы с Николаевым после неудачной атаки вернулись в штаб к Савинову, командир дивизии донес в корпус: «Боем батальона к исходу дня 16 сентября станцию Сальково занял. Противник под давлением батальона отошел с боем. Батальон усилил свежей ротой с задачей удержать станцию Сальково до выгрузки эшелона с автомобилями и выяснения положения с третьим батальоном в Ново-Алексеевке. К утру батальон отведу в исходное положение».
Сличив этот с процитированным мною приказом по войскам армии, нетрудно убедиться, что в первоначальном донесении, посланном из дивизии наверх, содержалась попытка прямого обмана. В итоге она не увенчалась успехом, но при других обстоятельствах могла и увенчаться.
В том же приказе по войскам 51-й армии сказано и о событиях на Арабатской стрелке:
«Пример проявления безволия и трусости показал в этот же день командир 873-го стрелкового полка полковник Келадзе в северной части Арабатской стрелки.
4-я рота 873-го стрелкового полка, вместо того чтобы оборонять позицию на северной окраине Геническа, затем на северной части Арабатской стрелки, без боя отошла в район Генической Горки.
Около 23-х часов 16.IX группа фашистов в 30–40 человек, не встретив наших частей, проникла в северную часть Арабатской стрелки, откуда была выбита огнем артиллерии, без всякого участия в бою пехоты.
Факт безнаказанного проникновения на стрелку группы противника с мотоциклами указывает на то, что командир 2-го батальона 873-го стрелкового полка старший лейтенант Кузнецов проявил нераспорядительность и трусость.
Находившийся 16.IX на Стрелке командир 873-го стрелкового полка полковник Келадзе с завязкой боя позорно, трусливо, самовольно уехал со Стрелки, не приняв никаких мер, чтобы навести порядок и заставить красноармейцев и командиров 2-го батальона выполнить боевой приказ. Причем полковник Келадзе донес командиру дивизии, что на Стрелке все спокойно, а командир дивизии генерал-майор Савинов не проверил правдивость донесения.
Полковник Келадзе неточно выполнил приказ командира дивизии. Вместо того, чтобы немедленно выйти на Стрелку и выяснить положение, полковник Келадзе только в 8.00 17.IX начал выдвижение на Стрелку. Выдвинувшись в район Геническая Горка, полковник Келадзе ничего не сделал, по-прежнему подло, трусливо бездействуя.
События на Арабатской стрелке выявили отсутствие твердого руководства и контроля со стороны командира дивизии генерал-майора Савинова, штаба той же дивизии, командиров полков, батальонов 276-й дивизии и показали преступную трусость в поведении командира 873-го стрелкового полка полковника Келадзе».
А теперь возьмем этот же эпизод на Арабатской стрелке, уже дважды изложенный — и в моих записках, и в только что процитированном приказе, — и посмотрим, как он выглядит в третьем варианте изложения, в жалобе командира 873-го стрелкового полка полковника Келадзе в Управление кадров РККА, отправленной им в июле 1942 года, когда события отодвинулись в прошлое и ему, очевидно, казалось, что о них успели забыть.
«С боевой характеристикой, данной мне оценкой за боевую работу в годы Отечественной войны, я не согласен. В августе месяце 1941 года полк был отправлен на Крымский фронт. В районе сосредоточения полка был выделен 2-й батальон самостоятельно на Арабатской Стрелке для занятия района. Этим батальоном командовал неопытный командир.
В последних числах августа месяца 1941 года на участке 2-го батальона противник произвел разведку, и ему удалось выявить расположение батальона. После стычки с противником разведка батальона отошла с потерями, но не была уничтожена полностью. Связь со 2-м батальоном была исключительно через посыльных, так как управление штаба полка и два батальона находились на левом берегу Сиваша, а 2-й батальон — на правой стороне Сиваша, — два с половиной километра.
Батальон только впервые получил боевое крещение, командование не смогло преждевременно оценить противника и не организовало уничтожение его. Как только стало известно об этом, я с начальником штаба переправился на тот берег и принял все меры.