И я бы действительно сочла его другом — промолчи он напоследок.
— Благодарю, скриптор Вирейн, — дала церемонный ответ. На этот раз, слава богам, моя даррийская кровь не проявила себя во всей красе. Я постаралась добавить искренности в голос. И не выказать зародившихся подозрений и неприязни.
Хмм, судя по довольному блеску в глазах, не сплошала.
Он удалился восвояси, а я ещё долго молча раздумывала над его словами.
Вскоре после этого всё и случится. Вирейн предупредил меня лишь о Сиехе. Но не о Ньяхдохе.
Нужно больше узнать о матушке.
Вирейн сказал, что был ей другом. Ложь. И не более. Уж на это-то моих знаний предостаточно. В Вирейне странным образом мешались заботливость с беззаботностью. Бездушная помощь и лживое утешение. Нет, матушке всегда по нраву были люди честные и открытые. Прямолинейные. Вообразить не могу, что она могла подпустить к себе (да ещё так близко, как следовало из намёка) подобного скриптору.
Но с чего бы мне начать поиски?
Первым делом на ум напрашивался сам Декарта; но вот беда — у меня ни малейшего желания не было выспрашивать интимные подробности матушкиного прошлого перед всем честным народом. То бишь Салоном. Может, личная встреча?.. да. Идеально подошло бы.
Но нет. Не время. Не раньще, чем я пойму — зачём он притащил меня в Небеса.
Значит, на очереди другие члены старшей линии: кое-кто, думаю, как раз в тех летах, чтобы помнить времена, когда матушка ещё носила титул наследника. Но предостережение Т'иврела… настораживало. Все они (допустим, и вправду будучи ей друзьями) повязаны с семьёй обязательсвами, разобщены и берегут каждый свою шкуру, — а потому, на всякий-провсякий, держатся подальше от гадюшника, называемого Небесами. А те, кто остался… Честности от них ждать не приходится. Ни один не наберётся смелости развязать язык в разговоре со мной. Хорош выбор: либо люди Декарты — либо Скаймины. Либо Релада.
Ах, ну конечно, Релад. Дельная мысль.
Он отказался со мной встретиться. Повторить просьбу права я не имела — так гласил протокол. Но он, в конце концов, всего лишь вносил пожелание, а не диктовал истину в последней инстанции. В кругу семьи… насколько Арамери зависят от правил этикета? И как расценивается шаг в сторону? Может, человек, привыкший иметь дело с людьми вроде Скаймины, лучше оценит мои шансы выступить «с открытым забралом»?
Я направилась на поиски Т'иврела.
Он нашёлся в просторной, тщательной обставленной конторе на одном из нижних уровней. Хотя на улице стоял солнечный день, стены ровно мерцали (оттого, что каждый последующий ярус как бы нарастал на предыдущий, как результат, — последние укутывала бессменная тень). Невозможно было не заметить, что здесь деловито сновали одни лишь служащие, большинство которых носило кровные сигилы в виде простой чёрной полоски на лбу. Дальние родичи, как мне теперь было известно, благодаря разъяснениям Вирейна. Родичи, в шести коленах (и более) от старшей линии.
Т'иврел раздавал указания подчиненным. Я остановилась как раз за открытой дверью, не пытаясь вмешаться или заявить о своём присутствии. Сенешаль как раз распекал какую-то девчонку.
— Нет. Никаких последних предупреждений. Стоит сигналу поступить, и у тебя лишь одна возможность. Останешься по-прежнему возле ствола шахты, когда дело дойдёт…
Он замолк.
Мрачная тишина, упавшая после его слов, — вот что таки и привлекло моё внимание. Этот разнос мало походил на обычную инструкцию по уборке помещений или доставке блюд. Я подошла поближе к двери, чтобы лучше различить, о чём они говорят. Тут-то меня и обнаружили. Должно быть, служка жестом указал на то сенешалю, ибо Т'иврел сразу же прикипел ко мне глазами. Несколько секунд он, казалось, почти не дышал, потом коротко бросил:
— Спасибо, все свободны.
Я держалась в стороне, пока прислуга споро просачивалась из кабинета (молча и деловито, что, впрочем, и неудивительно). Признаться, Т'иврел сразил напрочь своей манерой вести дела, ставя всех по струнке, такого от него я не ждала. Поклонившись, сенешаль пропустил меня внутрь и закрыл за нами дверь в знак уважения к моему рангу.
— Чем обязан, кузина? — спросил он.
Я хотела было спросить его о «шахте» и «сигнале», что бы это ни значило, — и о его подчинённых, выглядевших так, будто бы им только что пригрозили эшафотом. Однако сдержала язык за зубами — отпугнули нервное выражение лица и более чем скованные движения. Т'иврел поманил меня к свободному месту перед письменным столом и предложил налить вина. Дрожащей рукой он наполнил бокал, а заметив мой внимательный взгляд, резко отставил графин в сторону.
Он спас мне жизнь, так что я — его должница.
Поэтому задала другой вопрос:
— Где, вы думаете, может быть сейчас лорд Релад?
Он открыл было рот, чтобы ответить, но замер, нахмурившись. Я почти ощущала его мысли: как бы отговорить меня от опасной затеи; но чувство долга победило. Закрыв рот, он доложил:
— Скорее всего, на террасе солариума. Это его привычное место отдыха от дел.
Где это, сенешаль показал ещё накануне, во время экскурсии по дворцу. Больше всего платформ и воздушных шпилей скапливали самые верхние ярусы Небес. Те, что изобиловали личными апартаментами чистокровных и их же забавами. Вот одной-то из последних и был солариум: огромный застеклённый потолок, под коим — зала, полная тропических растений, искусно сооружённых скамеек и гротов, плавательных бассейнов и… много ещё чего, одним словом. Так далеко мы с Т'иврелом, конечно, не забирались, но во время нашей прогулки я уловила шорох меж папоротников — а потом до меня долетели пылкие стоны. Разумеется, природа их не нуждалась в подробном толковании. Тогда я не ставила давить на спутника — задержаться и разглядеть всё вглуби в подробностях. Но теперь, боюсь, другого выбора у меня нет.
— Спасибо, — поблагодарила, встав.
— Подождите, — остановил он меня, зайдя за стол. Мгновение порывшись в ящиках, выпрямился, держа в руках небольшую, красиво разрисованную керамическую опоку. Её он передал мне.
— Если что, воспользуйтесь этим, — посоветовал сенешаль. — Мог бы покупать себе его вёдрами, но уж больно любит получать вот так… благодарностью.
Я убрала фляжку в карман и сделала заметку на будущее. И всё же, наш новый, кхм, обмен, заставил меня задаться в очередной раз вопросом:
— Т'иврел, зачем вы помогаете мне?
— Сам бы хотел знать, — устало отрезал он. — Ничем хорошим мне это не грозит точно — одна та фляга стоит моего месячного жалования. У меня привычка припасать её, на тот случай, если без помощи Релада не обойтись.
Чего-чего, а денег у меня теперь хватало. Я мысленно отметила — заказать три таких опоки и отправить сенешалю в счёт долга.
— И всё-таки… почему?
Долгий, очень долгий взгляд. Возможно, он и сам для себя не мог полностью определиться. Наконец, решившись, он вздохнул:
— Потому что мне не нравится участь, на которую вас обрекают. Потому что вы напоминаете меня. Честно, я просто не знаю толком.
Напоминаю его? Чужака, или стороннего наблюдателя? Т'иврел воспитывался здесь, точно так же, как и я, неразрывно связан со старшей линией крови… Но в глазах Декарты никогда не будет истинным Арамери. Или он имел в виду, что я единственная честная и чистая душа на все Небеса целиком взятые? Ха, да будь это правдой…
— Вы знали матушку? — прямо спросила я.
На лице его проскользнуло удивление.
— Леди Киннет? Я был ребёнком, когда она… ушла, чтобы быть с вашим отцом. Не могу сказать, что хорошо её помню.
— А что вы помните?
Он прислонился к краю стола, скрестив руки и глубоко (по виду) задумавшись. В свете, испускаемом Небесами, его хитро переплетёная лентой коса отливала алой медью (совсем недавно я сочла бы такой цвет ненормальным, по меньшей мере, — необычным). Но я теперь я жила среди Арамери и якшалась с богами. Нормы и порядки сменились, что ни говори.
— Я помню её красивой, — сказал он. — Ну, конечно, уродин среди старшей крови не сыскать, а то, чего не додала природа, с лёгкостью заменит магия. Но в помощи её ваша мать нуждалась меньше всего: ей было щедро отмерено. — Он нахмурился, словно рассердясь сам на себя. — Но она всегда казалась мне немного… грустной, что ли. Какой-то печальной. Да, улыбка. Я ни разу не видел, чтобы она улыбалась.
Улыбку матери я помнила. И ту, частую, покуда был жив отец, и другую, редкую, отпущенную для меня одной. Я сглотнула против воли ставший в горле комок — и закашлялась, чтобы скрыть волнение.
— Думаю, она была добра к вам. Она всегда любила детей.
— Нет, — отрезвил меня Т'иврел, наверняка заметивший мою минутную слабость. По счастью, он сказался черсчур хорошим дипломатом, чтобы завести об этом речь. — Конечно, она была учтива со мной; но я был всего лишь полукровкой. Воспитываемый прислугой. Было бы весьма странно, выкажи она доброту, тем более, интерес, любому из нас.
Я нахмурилась прежде, чем сумела сообразить. В Дарре матушка следила затем, чтобы все дети наших вассалов получали подарки к дню рождения и церемонии Освящения. Горячим, засушливым даррийским летом она позволяла слугам отдыхать в нашем саду, где веяло прохладой. Наш сенешаль был для неё таким же членом семьи, как и кровные родичи.
— Я был ребёнком, — снова напомнил Т'иврел. — Если хотите чего-то большего, поговорите с теми из слуг, кто старше меня.
— Можете посоветовать кого-нибудь?
— Любой из них не откажется говорить с вами. Но, что касается памяти о вашей матери, мне трудно сказать, кто… — беспомощно развёл он плечами.
Что ж, надежды оправдались. Частично. Определённо было над чем поразмыслить.
— Ещё раз спасибо, Т'иврел, — сказала я. Меня ждали поиски Релада.
В глазах ребёнка мать — богиня. Не суть важно: прекрасная или ужасающая, доброжелательная или исполненная гнева. Внушающая любовь, как бы т