уже утверждённой петиции? Той, что тихо провели, незаметно подбросив, среди прочих указов Консорциума за последние месяцы.
Я застыла, нахмурившись.
— Иное ходатайство?
Она кивнула.
— Как вы сказали, за целый век ни одна подобная петиция не прошла одобрения, и уж тем более никогда не утвердят подряд целых две, причём, идущие друг за другом. Возможно, атрийцы даже знали об этой иной петиции, и о том, что у неё куда больше шансов пройти, чем у их собственной, ибо она служит целям человека, облечённого большой властью. Что ни говори, но некоторые поля битвы бесполезны, не удобри их смертью.
Я уставилась на неё во все глаза, отбросив всякую осторожность, не пытаясь даже и скрыть замешательство и потрясение. Да поданное на утверждение военное прошение в тот же миг стало бы предметом разговоров всей знати! Минимум неделю ушла бы у Консорциума на одно только обсуждение, не говоря уже об одобрении. Как этот некто ухитрился его заполучить, не пустив при том сплетен на полмира?
— Кто? — спросила я. Но подозрения в душе уже крепли.
— Никому доподлинно неизвестно, миледи, о истинной личности поручителя, равно как и то, чьи земли проходят — оккупантом или целью. Но Атр с востока граничит с Тэма. Атр невелик (теперь, правда, больше), но их правящая семья и тэманский Триумвират уже много поколений как связаны узами брака и дружественным союзом.
А кроме того, Тэма, как дошло до меня, ввергая в холодный озноб, одно из государств, обязанных Скаймине.
И та вполне могла быть загадочным поручителем военной петиции. А заодно провести её утверждение как можно тише и не вызывая подозрений. Настоящий шедевр политического мастерства. Возможно, помощь атрийцам по завоеванию Ирта тоже была частью плана. Оставалось лишь два ключевых вопроса: зачем ей всё это? И какое королевство падёт следующей жертвой?
О чём там предупреждал Релад? Если любите — что, кого, неважно, — берегитесь.
Во рту пересохло, по рукам пробежал упреждающий холодок. Мне и в самом деле нужно было, до зарезу нужно встретиться со Скайминой. Особенно теперь.
— Спасибо за рассказ, — поблагодарила Рас. Голос звучал выше обычного, мыслями я была уже не здесь, торопясь уйти. — Обещаю, я использую информацию как следует.
Кивнув, она заковыляла к выходу, мимоходом похлопав меня по руке. Чересчур погружённая в собственные размышления, я едва не забыла попрощаться, но вовремя опомнилась и развернулась как раз тогда, когда та открыла дверь, собираясь выйти.
— Так что же должно знать, будучи Арамери, тётушка? — спросила торопливо. Именно этим вопросом я задавалась с нашей первой встречи.
Остановившись, она пристально глянула на меня.
— Как истребить из себя всякую жалость, — последовал очень тихо ответ. — Как тратить жизнь подобно разменной монете. Как овладеть самою смертью и обратить её своим оружием. — Она опустила глаза. — Когда-то я услышала это от вашей матери. И тех давних слов мне боле не забыть. Никогда не забыть.
Не в силах пошевелить пересохшими губами, я молча таращилась на неё.
Рас Анчи склонилась передо мной в уважительном поклоне.
— Я буду молиться, — прошептала она напоследок, — чтобы вы никогда не познали этой истины на себе.
Назад, в Небеса.
На поиски апартаментов Скаймины я отправлялась в более-менее спокойном расположении духа. Комнаты кузины располагались недалеко от моих, впрочем, как и личные покои прочих чистокровных (им отводился весь верхний уровень дворца). Но кузине того было мало, и она не успокоилась, не вытребовав себе в личное владение целую башню, одну из самых громадных. Применительно ко мне это значило: подъёмники в деле — не подмога. Кабы не слуга, проходящий мимо, и днём с огнём не сыскать мне ведущей вверх лестницы, скрытой ковром. Не то чтобы последняя была столь велика — этажа три на глаз; но мышцы ног ощутимо ныли, когда я наконец добралась до лестничной площадки. Меня мучил вопрос, с чего бы возжелать жить в таком месте? Ладно бы ещё слуги — у тех невелик выбор, или прочие чистокровные — те поднимутся сюда без особых проблем… А ну как то кто-нибудь немощный вроде Декарты? Я плохо себе представляла деда, забирающегося на этакую верхотуру. Впрочем, не в том ли и была вся задумка?
На вопрошающий стук дверь распахнулась. Войдя внутрь, я обнаружила себя в сводчатом коридоре, по обе стороны коего тянулись окна, вазоны с какими-то цветущими растениями и стройные ряды изваяний. Безвестные каменные образчики глазели на меня: сплошь обнажёные прекрасные тела юношей и девушек, в разных хитроумных позах. Конец коридора плавно перетекал в округлую залу, с выложенным подушками полом и низкими столиками — без единого стула. Хорош же выбор доставался кузининым гостям: либо усесться на пол, либо стоять столбом.
В центре на возвышении виднелось кресло. Интересно, случайность то или расчёт со стороны Скаймины, что подобная планировка точь в точь повторяла собой тронный зал?
Самой кузины не было, но прямо за подием виднелся ещё один коридор, по видимости, ведущий в личный покои хозяйки. Похоже, меня специально терзают ожиданием, вздохнула я про себя и настроилась ждать, заодно оглядывая всё по сторонам. Тогда мои глаза и наткнулись на него.
Он сидел, опершись спиной на широкий оконный переплёт (один из многих, тянувшихся вдоль стен), в позе не столь небрежной, как надменной, подтянув под себя одно из колен, и с ленцою склонив голову набок. Мне потребовалась пара минут, чтобы с удивлением осознать: незнакомец был полностью наг; то что я поначалу приняла за одежду, был шлейф очень длинных волос, свисающих с плеч плащом и почти полностью прикрывающих тело. Не сразу, но я догадалась, кто он (по коже скользнул холодный озноб). Ньяхдох.
Или, во всяком случае, очень похож на него. Привычно красивое лицо сейчас смотрелось как-то… странно; и я скоро поняла почему: впервые оно было успокоенным, неизменным — одно (единственное!) лицо, одни (чёткие!) черты лица, а не то бесконечное, хаотичное изменение, что я привыкла видеть. Тёмно-карие глаза, а не зияющие провалы тьмы, упрямо встающие в памяти; бледная кожа, но то была присущая людям белизна, наподобие амнийской, а не мерцающая лунным или звёздным светом. Он уставился на меня ленивым взглядом, недвижимый (двигались, смаргивая, одни лишь ресницы), слабая улыбка расползлась по бледным губам, чересчур тонким на мой вкус.
— Привет, — произнёс он. — Давненько не виделись.
Разве мы не виделись накануне?
— Доброго вам утра, лорд Ньяхдох, — поприветствовала в ответ, скрывая за вежливостью подкатившее к горлу беспокойство. — Вы… как себя чувствуете?
Падший шевельнулся — как раз настолько, чтобы я заметила тонкий обруч серебряного ошейника, обхватывающего шею — и цепь, свисающую по груди. И тут меня озарило. Днём я — человек, он сам говорил об этом. Ночью властью Пресветлого Итемпаса его сдерживает цепь, но днём он слабеет. И… сменяет облик. Сколь я не искала, безуспешно: в дневном обличье не таилось того безумия, с коим я столкнулась в первую ночь в Небесах. На месте его светился один холодный расчёт.
— Прекрасно. — Он медленно облизнул кончиком языка губы, подобно тому как змея, высовывает жало, чуя добычу. — Проводить день со Скайминой, как правило… приятно. Хотя и быстро наскучивает. — Секундное молчание, просто чтобы перевести дыхание. — Впрочем, меня спасает разнообразие.
Я не сомневалась, что он имел ввиду: глаза так и шарили по мне, мысленно раздевая. Похоже он решил меня вывести из себя, но, как ни странно, добился ровно противоположного — мысли внезапно обрели чёткость и ясность.
— Отчего жы вы на цепи? — поинтересовалась я. — Живое напоминание о слабости?
Брови приподнялись в фальшивом удивлении, а что вернее, — мгновенно почуяв интерес, пробуждённый словами.
— Так вот что волнует вас?
— Нет, — бросила я в ответ. Но хищно прищуренные глаза вперились в меня, уличая во лжи.
Он подался вперёд, цепь тихо забренчала, словно прокатившийся вдали звон колокольцев. Его глаза, человеческие глаза, голодные глаза, снова безжалостно сдирали с меня одежду. Но в этом взгляде не было ни капли желания.
— Ты не влюблена в него, — сказал он задумчиво. — Ты не настолько глупа. Но ты хочешь его.
Нет; но в последнем я уж точно не собиралась сознаваться. Особенно — ему. Было что-то пугающее в этом Ньяхдохе; верх глупости — давать перед ним слабину.
Покуда я молча обдумывала ответ, он широко ухмыльнулся.
— Ты можешь иметь меня.
Заманчивое предложение, что и говорить. На одно короткое мгновение меня взбудоражила одна только мысль, что я могу согласиться. Но зря волновалась, единственным чувством, бурлящим внутри, было отвращение.
— Благодарю покорно, нет.
Он быстро отвёл глаза, в слабой имитации вежливого смущения.
— Понимаю. Перед вами просто человеская оболочка, а вам требуется нечто большее. Я не виню вас. Но… — Его взгляд метнулся ко мне из-под ресниц. Пугающее, значит? Как же! Если что и скрывалось за этой маской, то зло. Чистое, беспримесное зло. Садистское ликование, упивавшееся ужасом тех самых моих воспоминаний; и тем страшнее было то, что сейчас он казался абсолютно нормальным. И эта личина Ньяхдоха вполне могла быть той, что давала пищу предостерегающим церковным легендам и оборачивала злой реальностью детские страхи перед темнотой.
И мне совсем не нравится находиться с ним в комнате один на один. Ни секунды больше.
— Ты же сама понимаешь, — протянул он. — Тебе никогда не заполучить его. Ни за что. Никак. Твоё слабое человеческое тело, твой разум рассыпятся в труху, как яичная скорлупа, под натиском его силы. Тебе не спастись, просто вернувшись домой, в Дарр.
Скрестив руки на груди, я многозначительно уставилась в сторону коридора за «троном» Скаймины. Если она так и собирается держать меня в ожидании, то пора уходить.