Сказать, что Эйлин была воодушевлена этим приятным и совершенно неожиданным развитием событий, а в особенности интересом к ней Толлифера, значит не сказать ничего. И это было тем более так, потому что Каупервуд, хотя и не участвовал в этих развлечениях, вроде бы вполне удовлетворительно относился к ее новому знакомому. Да что говорить, он даже предложил ей по прибытии в Лондон, когда они обоснуются в отеле «Сесил», пригласить Толлифера и кого-нибудь из его друзей на чай или обед. И он бы мог заглянуть на минутку, если у него будет время. И Эйлин, благодарная за эту возможность, ухватилась за нее, исходя вовсе не из желания или настроения завязать роман, а словно желая доказать, что еще способна на такие контакты и связи, которые могут прийтись ему по душе.
Очевидно, думал Каупервуд, что Толлифера можно уже предоставить самому себе, поскольку он явно довольно умен, дипломатичен и сведущ во всех необходимых социальных навыках. А если он зайдет настолько далеко, что соблазнит Эйлин, имея в виду разрыв ее отношений с Каупервудом, чтобы завладеть частью ее состояния, причитающегося ей по браку? Он не думал, что такие намерения могут увенчаться успехом, Эйлин не способна серьезно влюбиться ни в кого другого.
Что же касается Толлифера, которого время от времени все же мучила нечистоплотность интриги, в которой он участвовал, то он считал предложение Каупервуда одним из самых счастливых прорывов в его полной разочарований жизни. Потому что, если он мог жить на жалованье актрисы, как это случалось с ним в недавнем прошлом, тут уж он определенно вправе был брать деньги за роль светского наставника, проводника и компаньона этой женщины. Она, конечно, была невоспитанной, временами вела себя неправильно, слишком хотела угодить, одеваться явно могла бы с бóльшим вкусом, могла быть лучше натаскана в умении притворяться и напускать на себя тот или иной вид, что выставило бы ее в выгодном свете. Но она хотя бы была дружески расположенной и благодарной, и он ничуть не сомневался, что мог бы многое сделать для нее.
Прежде чем отправиться в это путешествие, он поспрашивал у знакомых и обнаружил, что в отсутствие Каупервуда Эйлин нередко заводила интрижки с людьми явно из низов общества, чем независимо от ее неучастия в общественной жизни могла только уронить и свой, и Каупервуда общественный статус. Как могло случиться, спрашивал себя Толлифер, что Каупервуд был готов допустить это? Но, познакомившись с ней и обдумав историю ее мужа, он пришел к выводу, что Каупервуд, вероятно, избрал наилучшую тактику. Потому что она явно была женщиной сильной и решительной и в любой борьбе за свободу, которую мог бы инициировать ее муж, она бы не остановилась ни перед чем, чтобы нанести ему поражение, а то и намеренно посильнее ранить его.
С другой стороны, существовала вероятность того, что Каупервуд когда-нибудь обрушится на него по причинам то ли существующим, то ли надуманным, обвинит в любовных отношениях с его женой, что даст ему повод избавиться от нее. В то же время, если ему удастся доказать, что Каупервуд сам склонил его к этой интриге, то такое откровение будет для Каупервуда таким же неприятным, как и для него. Впрочем, что ему терять в этой ситуации? Почти наверняка он может так построить свое поведение с Эйлин, чтобы избежать обвинений со стороны ее мужа.
И он мог бы многое сделать для нее. Он во время этого путешествия через океан заметил, что она позволяет себе довольно много пить. Ему придется предупредить ее об опасностях этой слабости. Потом, ее одежда. В Париже есть портные, которые будут благодарны ему, если он предоставит им возможность одеть ее надлежащим образом. И, наконец, на ее, безусловно, деньги можно без особых хлопот устроить для нее увлекательную поездку – Экс-ле-Бен, Биарриц, Дьеп, Канны, Ницца, Монте-Карло – при условии, что она станет ему доверять. Он мог бы пригласить старых друзей, отдать старые долги, завязать новые знакомства!
Лежа в своей каюте, покуривая сигарету и потягивая виски с содовой, он размышлял обо всем этом. Об этой каюте! О работе за двести долларов в неделю! И об этих трех тысячах!
Глава 23
Пароход Kaiser Wilhelm der Grosse высадил пассажиров в Саутгемптоне подернутым дымкой апрельским утром, когда солнце еще едва пронзало английский туман. Каупервуд в элегантном сером деловом костюме разглядывал с верхней палубы тихую гавань и безмятежные дома вдалеке.
Рядом с ним стояла Эйлин, облаченная в ее лучшие весенние одеяния. Поблизости от них топтались ее горничная Уильямс, слуга Каупервуда и его личный секретарь Джеймисон. На пристани внизу стояли Джаркинс и Клурфейн и группа репортеров, сгоравшая желанием задать Каупервуду несколько вопросов, связанных со слухом, запущенным Джаркинсом, о том, что он приехал в Англию для приобретения знаменитой коллекции живописи, принадлежащей одному пэру, о котором Каупервуд в жизни не слышал.
В последний момент Толлифер сообщил – весьма тактичный ход с его стороны, как оценил это Каупервуд, – что он не покидает с ними пароход, а отправляется в Шербур, а оттуда в Париж. Однако, как он тут же сообщил в своей обычной непринужденной манере и для ушей Эйлин, он приедет в Лондон в следующий понедельник или вторник, надеясь, что будет иметь удовольствие видеть чету Каупервудов до их отбытия на континент. Эйлин, услышав это, посмотрела на Каупервуда в ожидании одобрительного взгляда и, увидев его, сказала, что они рады будут видеть Толлифера в отеле «Сесил».
В этот момент Каупервуд в полной мере ощущал собственную важность и благополучие, окружающее его. Когда он высадится и избавится от Эйлин, он увидит Бернис с ее матерью, которые ждут его в «Кларидже». Он чувствовал себя молодым: Улиссом, который отправляется в новое, полное неожиданностей путешествие. Он пребывал в приподнятом настроении еще и оттого, что посреди всей этой суеты курьер вручил ему телеграмму на испанском. «Солнце освещает Англию, на землю которой вы ступаете. Это серебряная дверь, которая открывается к вашему величайшему достижению и величайшей славе. Море было серым без вас, Oro del Oro[14]». Телеграмма эта, конечно, была от Бернис, и он улыбнулся про себя при мысли о том, что скоро увидит ее.
А теперь репортеры. «Куда он направляется?» – «Избавился ли он от всех своих чикагских активов?» – «Правдивы ли слухи, что он прибыл в Англию, чтобы купить знаменитую коллекцию картин?» На все эти вопросы он соблаговолил дать осторожные, но сопровождаемые улыбкой ответы. Чтобы быть точным, он приехал отдохнуть довольно продолжительное время, потому что уже давно не отдыхал, ответил он. Нет, он не избавился от чикагских активов, он просто приводил их в порядок. Нет, он приехал не за коллекцией Фэрбэнкса. Он ее видел как-то раз, и она его восхитила. Но он даже не знал, что она продается.
Эйлин все время находилась рядом с мужем, радуясь возвращению своего прежнего величия. Газета «Новости с иллюстрациями» прислала художника, чтобы сделать зарисовку с нее.
Как только наступило короткое затишье в вопросах-ответах, Джаркинс с Клурфейном рядом протолкались вперед, чтобы отдать дань уважения и попросить его не делать никаких заявлений до разговоров с ними. На что Каупервуд ответил: «Хорошо, если вы так хотите».
После этого в отеле Джеймисон сообщил ему о многочисленных телеграммах, полученных на его имя. Кроме того, в номере 741 его ждал мистер Сиппенс. Еще поступило послание от лорда Хэддонфилда, с которым Каупервуд познакомился много лет назад в Чикаго – лорд будет рад принять Каупервудов на уик-энд. Еще один известный южноафриканский банкир – еврейский джентльмен, – находящийся сейчас в Лондоне, приглашает его на ланч, чтобы обсудить важный вопрос касательно Южной Африки. Немецкий посол прислал изъявления уважения, он приглашает мистера Каупервуда на обед в посольстве и будет рад принять его в любой удобный для него день. Из Парижа пришло послание от мистера Долана, проживающего в Филадельфии: «Если вы собираетесь посетить сей городок, не прогулявшись по нему со мной, я прикажу остановить вас на границе. Помните, я знаю про вас столько же, сколько вы знаете про меня».
Он слышал взмахи крыльев судьбы над своей головой.
Немного спустя он, убедившись, что Эйлин устроилась в своем номере, послал за Сиппенсом и узнал от него все, что тот имел сообщить. Нет сомнений, сказал Сиппенс – он пришел в новом сером костюме, взволнованный, и его повадки показались Каупервуду какими-то птичьими, – что Гривс и Хеншоу чуть ли не сходят с ума. И тем не менее лучшего способа войти в дела, чем через акт о контролируемой ими линии, не существует. Сиппенс на следующий день проедет с ним предполагаемым маршрутом. Гораздо более важным на настоящий момент был полный контроль над центральной петлей, потому что от нее будет зависеть вся система. Линия «Чаринг-Кросс» может быть соединена с петлей с наибольшей выгодой, и если он будет владеть этой линией или контролировать ее, то его позиции касательно получения петли и некоторых других будут гораздо более выгодными. Кроме того, одобрения ждут и несколько других актов, их пока придерживают спекулянты в надежде позднее найти операторов и инвесторов, и все это можно взять на заметку и исследовать.
– Большой вопрос, как разобраться во всем этом, – задумчиво сказал Каупервуд. – Ты говоришь, что Гривс и Хеншоу в панике, но они так пока и не обращались ко мне. Джаркинс тем временем явно поговорил с этим парнем Джонсоном из Транспортной электрической, и Джонсон договорился с ним, что если я не предприму никаких действий, пока он не соберет группу, которая проявляет интерес к этой центральной петле, – этот твой Стейн, как я понимаю, один из них – то он организует мне встречу со всеми ними, чтобы мы, как я полагаю, могли обсудить всю эту идею о петле в принципе. Но это будет означать, что мне придется игнорировать Гривса и Хеншоу и позволить линии «Чаринг-Кросс» вернуться в Транспортную электрическую в соответствии с условиями договора, а мне бы не хотелось, чтобы это случилось. Это даст им лишнюю дубинку, которую они будут держать над моей головой.