– Откровенно говоря, мистер Джонсон, – продолжил он самым убедительным своим тоном, – прежде чем приехать сюда, я внимательно изучил здешнюю ситуацию, и я знаю, так же как знаете вы, что ключом ко всему бизнесу является эта центральная петля. Мне также известно, что вы и лорд Стейн являетесь крупнейшими из миноритарных акционеров линии «Дистрикт». Теперь я хотел бы знать, существует ли какой-то способ с вашей помощью реализовать слияние с «Метрополитен» и «Дистрикт», а также с другими линиями.
– Это будет очень непросто, – торжественно сказал Джонсон. – Против нас будет традиция, а Англия в этом смысле не похожа ни на одну другую страну. Однако если я правильно вас понимаю, вы ставите перед собой цель получить контроль над этими линиями, в особенности над петлевой, и объединить их, разумеется, под вашим руководством.
– Именно так, – сказал Каупервуд, – но я заверяю вас, что могу обеспечить вам щедрое вознаграждение.
– Вы не должны говорить мне это, – сказал Джонсон. – Но мне придется взять какое-то время на обдумывание того, что я услышал, мистер Каупервуд, провести собственные маленькие изыскания. А когда я обдумаю все это, мы сможем обсудить все с вами еще раз.
– Да, конечно, я это понимаю, – сказал Каупервуд. – К тому же я хочу на какое-то время уехать из Лондона. Давайте договоримся так – я буду ждать вашего звонка через дней десять-двенадцать.
На этом они обменялись дружеским рукопожатием; Джонсон был очарован мечтой об активной работе и богатстве. Для него победы на этом поприще, которому он отдал всю жизнь, были поздноваты. Но все же теперь, кажется, победа стала возможной.
Что касается Каупервуда, то он остался размышлять о прагматичном финансовом курсе, который ему следует проводить. В конечном счете самый верный способ достижения цели был прост: предложить достаточно фунтов стерлингов. Помахать пачкой денег перед глазами недовольных инвесторов, и, каковы бы ни были причины их недовольства, они с большой долей вероятности возьмут деньги и про свое недовольство забудут. Предположим, ему придется заплатить этим неуступчивым директорам и инвесторам два, три или четыре фунта на каждый фунт, который они контролируют в настоящее время. Прибыли, которые ему принесут строительная корпорация и увеличение пассажиропотока в огромном и растущем городе вроде Лондона, покроют все расходы – не только те неожиданные выплаты, которые он готов делать сейчас, но и выплата процентов по акциям будет такой, какую этим людям не хватает ума представить. Важно сейчас обеспечить себе контроль, а потом, позже, объединить эти линии за любую, пусть и кажущуюся сказочной цену. Все расходы покроет время и рост мирового капитала.
Он, конечно, не собирался покрывать из своих средств расходы на подготовительные мероприятия, а потому, предполагал Каупервуд, ему, наверное, придется в ближайшем будущем вернуться в Штаты и, умело представив перспективы, которые сулит это дело, заручиться обязательствами подписки на акции его главной холдинговой компании некоторых банков, трастовых компаний и отдельных финансистов, с методами и алчностью которых он был знаком не понаслышке. А эта холдинговая компания, в свою очередь, приберет к рукам всю лондонскую подземную сеть, а впоследствии перераспределит приобретенные активы между разными подписчиками из расчета по два-три доллара на каждый вложенный.
Но сейчас он должен был отдохнуть где-нибудь с Бернис, после чего он проконсультируется с Джонсоном и договорится о встрече с лордом Стейном, потому что от позиции, которую займут эти двое, зависит многое.
Глава 33
В ходе этой деловой суматохи – в которую вторгались то отъезд Эйлин в Париж, то хлопоты Бернис в связи с Бухтой Приора – Каупервуду приходилось удовлетворяться лишь мимолетными встречами с возлюбленной. Она внешне была явно занята, ездила по магазинам, обустраивалась. Но все эти изящные тривиальности, которыми она развлекала себя, в его глазах делали ее лишь личностью еще более загадочной. «Она такая живая, – часто говорил он себе. – Она любит делать покупки, они ей очень нравятся, а вместе с ней нравятся и мне. Она, кажется, интересуется всем на свете, а потому люди естественным образом начинают интересоваться ею».
И теперь, в свой первый приезд в Бухту Приора, он обнаружил, что дом полностью подготовлен к проживанию: кухарка, горничные, экономка, дворецкий, не говоря уже о персонале всего имения, оплачиваемом Стейном. И сама Бернис проявляла интерес – или только делала вид, что ее это интересует – к прелестям сельской жизни. Очень часто ее любовь к природе казалась неподдельной и даже трогательной. Птичка, дерево, цветок, бабочка – все это приводило ее в восторг. Сама Мария Антуанетта не сыграла бы эту роль лучше. Когда он приехал, ее не было в доме – она ушла с пастухом, который собрал все овечье стадо, чтобы показать ей. Когда пастушья повозка въехала на дорожку, в руках она держала самое крохотное существо из шерстистого приплода. Она разыграла сценку, которая понравилась ему, но ни в коем случае не обманула. Представление в мою честь, подумал он.
– Пастушка и ее овечка! – воскликнул он, шагнув вперед и прикоснувшись ко лбу овечки в ее руках. – Какие очаровательные существа! Они приходят и уходят, как весенние цветы.
Его взгляд признал высокий класс ее платья, хотя он ни слова не сказал об этом. Он ясно понимал, что для нее ношение необычного костюма – дело естественное. Она делала вид, что не осознает значения своих проделок, считая их естественными для себя, привилегией в той же мере, что и обязанностью, которая была частью ее физических даров.
– Тебе бы приехать немного пораньше, – сказала она. – Ты бы познакомился с нашим соседом Артуром Тэвистоком. Он тут помогал мне устраиваться. Ему пришлось уехать в Лондон, но он приезжает завтра и займется тут еще кое-чем.
– Прекрасно! Какая практичная хозяйка! Использует своих гостей! Неужели этот дом – такое место, где работа – основное развлечение? Что ты поручишь сделать мне?
– Ты будешь у меня мальчиком на побегушках. А поручений у меня – куча.
– Но я именно с этого и начинал свою жизнь.
– Будь осторожен, чтобы этим ее и не кончить. – Она взяла его под руку. – Идем, мой дорогой. Добсон, возьмите! – окликнула она пастуха, который подошел и взял овечку из ее рук.
Они прошли по ровному газону к плавучему дому. Там на веранде под навесом стоял накрытый стол. Внутри за одним из открытых окон была видна миссис Картер за книгой. Каупервуд тепло поздоровался с ней, после чего Бернис подвела его к столу.
– Теперь ты будешь сидеть здесь и созерцать природу, – приказала она. – Расслабься и забудь о Лондоне. – Потом она поставила перед ним его любимый напиток – мятный джулеп. – Вот! А теперь позволь мне сказать тебе о том, что у меня на уме, чем мы бы могли заняться, если у тебя появится время. Появится?
– Для тебя – все время, какое есть в мире, дорогая, – сказал он. – Я тут все устроил. Мы свободны. Эйлин уехала в Париж, – по секрету добавил он, – и, судя по ее словам, она не вернется раньше чем через десять дней. А теперь скажи, что на уме у тебя?
– Экскурсия по некоторым английским соборам для мамы, дочери и опекуна! – немедленно ответила она. – Я всегда хотела увидеть Кентербери, Йорк, Уэллс. Мы можем потратить наше время на это, поскольку на континент нам ехать не следует?
– Я думаю, это было бы идеально. Я Англию почти не видел, и для меня это тоже будет удовольствием. Мы сможем побыть одни. – Он взял ее руку в свою, а она прикоснулась губами к его волосам.
– Я думаю, что соответствую всему этому шуму, который подняли вокруг тебя газеты, – сказала она. – И тот факт, что великий Каупервуд – мой опекун, стал тут темой для разговоров. Человек, который передвигал у меня мебель, пожелал узнать, не одно ли лицо американский миллионер, о котором писали в «Кроникл», и мой опекун. И мне пришлось признаться. Но Артур Тэвисток, кажется, считает, что для меня вполне естественно иметь в качестве опекуна такого знаменитого наставника.
Каупервуд улыбнулся.
– Я полагаю, ты учла и слуг и то, что они, вероятно, о нас думают?
– Конечно, учла, дорогой! Это хлопотно, но необходимо. Поэтому я и хочу, чтобы мы отправились в путешествие. А теперь, если ты отдохнул, я хочу показать тебе кое-что интересное. – И она улыбнулась, дав знак Каупервуду следовать за ней.
Она прошла в спальню за центральным коридором, открыла ящик бюро, извлекла оттуда две щетки для волос с гербом графа Стейна на серебряной спинке колодки, запонку от воротничка и несколько заколок для волос.
– Поскольку назначение заколок, как и назначение щетки, сомнений не вызывает, то можно сказать, что за этим стоит любовная история, – сказала она с озорным выражением на лице. – Но я сохраню тайну благородного лорда.
В этот момент из-под деревьев вокруг коттеджа до них донесся звук овечьего колокольчика.
– Вот! – воскликнула она, когда звон прекратился. – Когда услышишь такой звон, где бы ты ни находился, ты должен будешь вернуться на обед. Колокольчик у нас будет заменять кланяющегося дворецкого.
Путешествие, как его запланировала Бернис, должно было начаться с юга от Лондона с возможной остановкой в Рочестере, а затем в Кентербери. Отдав дань уважения изысканной поэме в камне, они должны были направиться в какую-нибудь скромную прибрежную гостиницу на реке Стаур – не роскошный отель или особняк, который разрушил бы эстетическую простоту их поездки, – где они поселятся в номере с камином и простейшим оснащением на английский манер. Потому что Бернис читала Чосера и книги об этих английских соборах и надеялась уловить дух тех времен, когда они возводились. Из Кентербери они отправятся в Винчестер, а оттуда в Солсбери, а из Солсбери в Стоунхендж, а оттуда в Уэллс, Гластонбери, Бат, Оксфорд, Питерборо, Йорк, Кембридж и, наконец, домой. Но всегда, настаивала она, должны они избегать чистой обыденности. Они должны были искать самые маленькие из гостиниц и простенькие из деревень.