Приняв это решение, она на следующее утро, как только пароход пришвартовался в гавани и ей выдали ее багаж, поспешила в отель, где спокойно зарегистрировалась под именем Кэтрин Трент. Но, оставшись в уединении своего номера, она оказалась лицом к лицу с проблемами ее положения. Что делать? Насколько она знала, Эйлин сейчас может быть с ним. Но пока она размышляла об этом, ей позвонил доктор Джеймс и сообщил, что Каупервуд хочет как можно скорее видеть ее в своем номере 1020. Она сердечно поблагодарила его, сказала, что немедленно пойдет туда. Доктор Джеймс добавил, что хотя Каупервуду в данный момент не грозит непосредственная опасность, главная его потребность в настоящее время – покой и отдых, он распорядился, чтобы к нему в течение нескольких дней не допускали никого, за исключением одного человека – ее.
Как только она вошла в его номер, ее тут же провели к нему – он полулежал на подоткнутых ему под спину подушках, вид у него был бледный и довольно отстраненный, но он как-то сразу посветлел, когда появилась она. Она подошла, наклонилась над ним и поцеловала его.
– Дорогой! Как это ужасно. Я боялась, что это путешествие будет тебе не по силам. И к тому же меня с тобой не было! Но доктор Джеймс заверяет меня, что это не страшно. Ты же знаешь, что ты отошел после своего первого приступа, и я уверена, при надлежащем уходе отойдешь и от этого. Но, господи, если бы только я могла все время быть с тобой. Я думаю, я сама бы выходила тебя!
– Ах, Беви, детка, стоит мне только посмотреть на тебя, как мне сразу же становится лучше. И мы придумаем, как тебе быть со мной побольше. Конечно, сейчас много шума в газетах, и чем меньше будут упоминать твое имя, тем лучше я буду себя чувствовать. Но я все объяснил Джеффу, он все понимает и проявляет участие. Более того, он будет оповещать тебя о времени и возможности меня увидеть. Есть всего лишь один человек, которому тебе лучше не попадаться на глаза. Но если ты будешь на связи с доктором Джеффом, я думаю, мы справимся, а там я выкарабкаюсь, и мы все наладим как полагается. Я в этом не сомневаюсь.
– Дорогой, ты такой мужественный, и я ряда быть с тобой в любом качестве. Я буду осторожна и бдительна, насколько это возможно. А пока буду любить и молиться за тебя постоянно.
Она снова наклонилась и поцеловала его.
Глава 67
О внезапной болезни и выходе Каупервуда из строя сначала прочли читатели нью-йоркских газет, и это быстро стало международной сенсацией. Потому что это затрагивало и включало интересы и вложения тысяч, не говоря уже об их банках и банкирах. Что говорить, в день, когда с ним случился приступ, репортеры главных газет Англии, Франции и Европы в целом посредством Юнайтед и Ассошиейтед Пресс проинтервьюировали не только Джеймисона и доктора Джеймса, но еще и связались с виднейшими финансистами в Штатах и попросили их дать прогноз ситуации в случае смерти Каупервуда.
И эти тревожные прогнозы и опасения в связи с возможным непредсказуемым поведением инвесторов были столь многочисленны, что большинство остающихся менеджеров лондонской подземки были вынуждены высказать свое мнение о том, какое влияние на проект может оказать болезнь Каупервуда. Например, мистер Ликс, действующий на то время председатель совета директоров линии «Дистрикт», о котором говорили, что он близок к Каупервуду, цитировался как автор следующих слов: «необходимые механизмы для решения любой возможной ситуации, которая может возникнуть в случае болезни мистера Каупервуда в любой момент времени, уже давно были предусмотрены. Директорат всей подземной системы, – добавил мистер Ликс, – существует и действует в полной гармонии. Что же касается будущей политики этой огромной системы, то я хочу сказать, что в ней нет ни малейшего замешательства или беспорядка». Кроме того, некто Уилльям Эдмундс, директор лондонской компании «Путевое оборудование и строительство», заявил: «Все в идеальном рабочем порядке. Организация работ настолько хороша, что болезнь мистера Каупервуда или его временное отсутствие никак не скажутся на производстве».
Лорд Стейн сделал следующий комментарий: «Подземка в идеальном состоянии, и ее дела с самого начала администрировались таким образом – притом самим мистером Каупервудом, – что его неизбежное отсутствие не может нанести никакого серьезного ущерба системе. Мистер Каупервуд слишком великий организатор, он не мог организовать дела таким образом, чтобы столь гигантское предприятие функционировало на основе незаменимости одного лица. Мы, естественно, все надеемся на его скорое выздоровление и возвращение, потому что ему здесь рады».
Хотя доктор Джеймс пытался избавить Каупервуда от публичности, были персоны, которых невозможно было не допустить к больному. К этой категории принадлежали дочь Каупервуда Анна и его сын Фрэнк-младший, которых Каупервуд не видел много лет. Из своих разговоров с ними Каупервуд мог судить о реакции публики на его болезнь, а реакция эта как минимум не была лишена симпатий.
Следом за ними пришла Эйлин, и физическое состояние Каупервуда сильно ее встревожило – настолько плохи были его вид и самочувствие. Доктор Джеймс настоял на том, чтобы она отложила разговор обо всех важнейших делах на потом, и она с готовностью согласилась на его предложение и благоразумно не стала затягивать свой визит.
После ухода Эйлин Каупервуд мысленно сосредоточился на разных общественных и финансовых проблемах, ставших следствием его неожиданной болезни, проблемах, которые он должен был решить, насколько это в его силах. Одна из этих проблем состояла в выборе человека, который ввиду его, Каупервуда, неизбежного отсутствия временно исполнял бы его обязанности. Естественно, первым делом ему в голову пришел лорд Стейн, но, учитывая его многочисленные и агрессивные интересы, он решил, что Стейн не подойдет. Потом он вспомнил Горация Альбертсона, президента «Электрических транспортных систем» из Сент-Луиса, который, насколько знал Каупервуд по прежним совместным делам, был одним из способнейших специалистов Америки по рельсовому транспорту. В такой кризисной ситуации Альбертсон был вполне подходящей для этой роли кандидатурой. Не успела это мысль родиться, как он попросил Джеймисона встретиться с мистером Альбертсоном из Сент-Луиса и изложить ему суть проблемы, а его вознаграждением пусть будет та сумма, которую, по его мнению, он заслуживает.
Но мистер Альбертсон отклонил предложение, сказав, что для него это большая честь, но его собственные проекты отнимают у него все больше времени, и он не может себе позволить уйти с американской площадки. Это разочаровало Каупервуда, но отказ Альбертсона он вполне мог понять и оправдать. Хотя некоторое время эта проблема доставляла ему беспокойство, он испытал облегчение, получив телеграмму от Стейна и директоров «Вселондонской подземной дороги», в которой говорилось, что сегодня временно исполняющим обязанности главы системы они назначили хорошо известного ему сэра Хамфри Бэббса. Пришли и несколько других телеграмм, включая и телеграмму от Элверсона Джонсона, которой тот сообщал, что все в Лондоне переживают за Каупервуда и желают ему скорейшего выздоровления и возвращения в Лондон.
И все же, невзирая на все дифирамбы, Каупервуда посещали беспокойные мысли в связи со складывающейся сложной и зловещей ситуацией во всех его делах. С одной стороны, он волновался за Бернис, его преданную любовь, которая многим рисковала, используя редкую возможность тайно посещать его вечерами или на рассвете с помощью и с согласия доктора Джеймса. И опять же Эйлин – с ее отсутствием понимания жизни в целом, а также необъяснимых жизненных поворотов и превратностей – тоже время от времени посещала его, не ведая о том, что в этом же отеле остановилась Бернис. Он чувствовал, что должен попытаться выжить, но, несмотря на все его усилия, жизненные силы покидали его. Слабость его дошла до такой точки, что как-то раз, когда в комнате с ним находился только доктор Джеймс, Каупервуд заговорил с ним об этом.
– Джефф, я болею уже почти четыре недели, и у меня такое чувство, что лучше мне уже не станет.
– Послушай меня, Фрэнк, – тут же сказал Джеймс, – ты занимаешь неверную позицию. Ты должен стараться выздороветь, и шансы на твое выздоровление есть. Другие больные в таком же состоянии, как ты сейчас, выздоравливали.
– Да, я знаю, – сказал Каупервуд своему другу, – и ты, естественно, хочешь меня подбодрить. Но меня одолевает предчувствие, что мне уже не подняться. И поэтому я тебя прошу, вызови Эйлин, я хочу обсудить с ней кое-какие имущественные вопросы. Я думал об этом какое-то время, но теперь мне кажется, что откладывать на потом уже нельзя.
– Как скажешь, Фрэнк, – сказал Джеймс. – Но я бы не хотел, чтобы ты ставил точку на своем выздоровлении. Это не идет тебе на пользу. К тому же я вовсе не считаю, что ты безнадежен. Окажи мне такую услугу и постарайся еще немного.
– Я постараюсь, Джефф, но ты, пожалуйста, вызови Эйлин. Хорошо?
– Конечно, Фрэнк, только не затягивай разговора, пожалуйста!
И Джеймс удалился в свою комнату, откуда позвонил Эйлин и попросил ее прийти к мужу.
– Могли бы вы быть здесь сегодня, если возможно, около трех часов? – спросил он.
Она задумалась на секунду, потом ответила:
– Да, конечно, доктор Джеймс.
И она пришла приблизительно в названное время, встревоженная, недоумевающая и немало расстроенная.
Когда Каупервуд увидел ее, на него накатила усталость, та самая усталость, которую он испытывал по отношению к ней, не столько физическая, сколько эстетическая. Ей так печально не хватало той внутренней утонченности, которой владели женщины вроде Бернис. И вот она была перед ним, все еще считалась его женой, и по этой причине он чувствовал, что должен уделить ей толику внимания в ответ на ее доброту и любовь, которые она демонстрировала в те времена, когда он более всего в этом нуждался. И при этой мысли его отношение к ней смягчилось, он пожал ее руку, протянутую для приветствия.