Однако в то же самое время ее нью-йоркские адвокаты пытались предотвратить переход временного внешнего управления в постоянное, а ее адвокаты в Чикаго пытались продавить назначение управляющего всей собственностью.
Свободный правовой титул пристроенной художественной галереи, проданной в ходе реализации судебной процедуры отчуждения за долги по иску Двусторонней компании страхования жизни, так никогда и не был получен, и четыре месяца спустя страховая компания подала иск к Уильяму Х. Каннингему, управляющему по взысканию долга, а также компании, проверявшей полноценность права собственности на недвижимость и отказавшейся подтвердить свободный правовой титул художественной галереи.
Кроме того, пока реорганизационный комитет чикагских капиталистов разрабатывал план с представителями фирмы Брентона Диггса, держатели акций трех дочерних компаний потребовали регистрации постановления об отчуждении. Согласившись с тем, что юрисдикция окружного суда Кук распространяется на всю собственность Каупервуда, юристы Эйлин тем самым установили, что выездной суд не может иметь таковой юрисдикции. Судья выездного суда согласился с этим, но сказал, что выйдет из процесса, как только Джеймисону удастся установить контроль над нью-йоркской собственностью.
Через пять месяцев после подачи Эйлин апелляции в апелляционный выездной суд США голосами судей два против одного было постановлено изменить временное управление Уильяма Х. Каннингема на постоянное. Тем не менее судья, оставшийся в меньшинстве, согласился с тем, что Федеральный суд не может вмешиваться в дела о наследстве, которыми должны заниматься суды штатов. Правда, судьи, чьими голосами было осуществлено это изменение, заявили, что управляющий может оставаться в своем статусе лишь до истечения разумного срока – который будет установлен выездным судом, – чтобы кредиторы имели возможность обратиться в суд по наследственным делам с ходатайством о назначении администратора, которому с момента назначения суд и передаст собственность. В то же время временный запрет, не позволявший Джеймисону ходатайствовать о предоставлении ему дополнительных писем, был снят.
После чего пошли бесконечные задержки, суды, иски, подлежащие удовлетворению, приговоры, ожидающие вынесения. И противостояла всему этому законная вдова, чьи запасы денег, оставленных ей покойным мужем, истощались, так как расходовались на защиту ее замысловатых прав. При этом она болела и лежала в кровати, ее здоровье было окончательно подорвано, а ее финансовые ресурсы были на исходе.
Поэтому юристы Эйлин совместно с юристами Джеймисона и законного представителя «Лондонской подземной» разработали внесудебное соглашение, по которому она соглашается получить восемьсот тысяч долларов в обмен на ее вдовьи права и в качестве части причитающегося ей движимого имущества. В чикагский суд по делам о завещаниях было подано прошение о подтверждении этого устного соглашения.
Оценщик по налогам на наследство объявил, что общая стоимость недвижимости через четыре года после смерти Каупервуда составляет одиннадцать миллионов четыреста шестьдесят семь тысяч триста семьдесят долларов и шестьдесят пять центов. Слушание заявления о необходимости придержать доклад оценщика проводил судья Робертс. Мистер Дей, выступавший от имени Эйлин, заявил, что судья Северинг подтвердил соглашение, и сейчас не остается никаких других ходов, кроме продажи недвижимости. Дей заявил, что оценка завышена как по цене художественной коллекции в четыре миллиона, так и по мебели, которая, если брать выше второго этажа, не стоит более тысячи долларов.
Джеймисон подал заявление судье по делам о наследстве Генри о выдаче ему судебного правомочия на управление имуществом умершего. Приблизительно в то же время Эйлин проиграла иск, которым требовала не допустить предоставления Джеймисону данного правомочия, судья Северинг подтвердил соглашение между Эйлин и Джеймисоном, по которому она должна получить восемьсот тысяч долларов и одну треть недвижимости, принадлежащей ей как вдове. По этому соглашению Эйлин передавала управляющему Каннингему дом, художественную галерею, картины, конюшню и прочее для продажи на аукционе, а Джеймисон спустя четыре года после начала слушаний по утверждению завещания в Чикаго был назначен помощником душеприказчика в Нью-Йорке. Он должен был приостановить действия по проведению аукциона по продаже собственности в Нью-Йорке, но он не сделал этого. Вместе с галереей продавались триста картин стоимостью, согласно оценке, в полтора миллиона долларов, среди них были работы Рембрандта, Хоббемы, Тенирса, Рёйсдала, Гольбейна, Франса Халса, Рубенса, Ван Дейка, Рейнольдса и Тернера.
Но в то же самое время в Чикаго адвокаты Джеймисона заявляли судье по делам о наследстве Северингу, что единственный способ спасти недвижимость от решения о неплатежеспособности состоит в передаче бондов Объединенной транспортной компании на сумму в четыре миллиона четыреста девяносто четыре тысячи долларов в реорганизационный комитет с целью образования новой компании, а адвокаты Эйлин настаивали на том, чтобы действия производились тайно и без санкции суда. В этот момент судья Северинг заявил, что не сможет выдать судебное предписание, если обе стороны не согласятся на это. Таким образом, вынесение заключения было отложено на неопределенное время, чтобы дать адвокатам обеих сторон прийти к согласию.
Новые задержки! Задержки! Задержки!
Корпорации! Корпорации! Корпорации!
Решения! Решения! Решения!
Суды! Суды! Суды!
Наконец, по прошествии пяти лет все закончилось аукционом, с которого ушло все, что когда-то принадлежало Фрэнку Каупервуду; доходы с аукциона составили, включая всю недвижимость, три миллиона шестьсот десять тысяч сто пятьдесят долларов!
Глава 75
Пять лет блуждания по бесконечным дебрям судов, адвокатов, корпораций, законов и судей оставили Эйлин с мучительным пониманием того, что в конечном счете, какой бы шаг она ни сделала в любом направлении, это ни к чему бы не привело. На самом же деле итог и суть всех этих лет и усилий свелись к тому, что она жила в одиночестве, истинные друзья ее не посещали, она раз за разом терпела судебные поражения в одном честном иске за другим, пока не поняла наконец в полной мере, что мечта о величии, символом которого был этот дом, рассеялась, как дым. В качестве ее части собственности после выплаты всех долгов остались только восемьсот тысяч долларов и одна треть всего личного имущества. За это она должна была передать управляющему Каннингему особняк, художественную галерею, картины и все остальное. Закон, корпорации, душеприказчики – все, словно волки, преследовали ее и наконец загнали в то место, где она должна была теперь поселиться, переехав из собственного дома, чтобы продать его на аукционе посторонним людям.
Но не успела она еще переехать в апартаменты, которые выбрала себе на Мэдисон-авеню, как дом заполнили агенты участников аукциона, снабдили ярлычками с соответствующими каталожными номерами все вещи, подлежащие продаже. Подъехали автомобили, чтобы забрать картины общим числом триста штук и увезти их в Галерею изящных искусств на Двадцать третьей улице. Приехали коллекционеры, бродили по комнатам, размышляли. Она была больна, в депрессии, ей приходилось слушать управляющего Каннингема, который объяснял, что его долг состоит в том, чтобы сделать полную опись всего находящегося в доме и в галерее и представить ее суду.
За этим последовали объявления в газетах, сообщавшие, что начиная со среды следующей недели в течение трех дней и вечеров с аукциона будут распроданы мебель, бронза, скульптуры, потолочные и наддверные панели, предметы искусства всех видов, включая большую библиотеку. Адрес: дом 864 на Пятой авеню, аукционист Дж. Л. Донахью.
Среди этого раздражающего столпотворения бродила Эйлин, собирала свои личные вещи, чтобы оставшиеся верными ей слуги увезли их в ее новые апартаменты.
Интерес публики к собственности Каупервуда, любопытство к его вещам росли день ото дня, спрос на входные билеты в дом был настолько велик, что аукционисты не могли его удовлетворить. Входная плата в один доллар на выставку и торги явно не была препятствием для интересующихся.
В день открытия торгов в Галерее изящных искусств народ заполнил все пространство от партера до балкона. Когда на продажу выставлялись известные шедевры, следовали громкие аплодисменты. С другой стороны, трудности в особняке Каупервуда возрастали. В каталоге предметов, подлежащих продаже, было более тринадцати сотен наименований. И когда настал наконец день аукциона, на улицу перед особняком на Пятой авеню угол Шестьдесят восьмой улицы стали прибывать автомобили, такси и экипажи, а торги уже шли. Съехались миллионеры, собиратели произведений искусства, чьи машины никогда прежде не останавливались перед этим домом, все они спешили внутрь, чтобы поучаствовать в борьбе за прекрасные вещи Эйлин и Фрэнка Каупервуда.
Золотая кровать, когда-то принадлежавшая королю Бельгии и купленная за восемьдесят тысяч долларов, ванна розового мрамора из ванной Эйлин стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, легендарные шелковые ковры из Ардебильской мечети, бронза, африканские вазы красного дерева, золоченые диваны Людовика XIV, резные хрустальные подсвечники той же эпохи, инкрустированные аметистами и топазами, изящные изделия из фарфора, стекла, серебра, малые предметы, такие как камеи, перстни, броши, ожерелья, драгоценные камни, статуэтки.
Они следовали из одной комнаты в другую за зычным голосом аукциониста, который эхом разносился по огромным залам. Они увидели, как «Амур и Психея» Родена ушли с молотка за пятьдесят одну тысячу. Один покупатель поднял ставку за картину Ботичелли до тысячи шестисот долларов, но эту ставку перебил другой покупатель, который был готов заплатить на сто долларов больше. Крупная, впечатляющего вида женщина в пурпуровом платье почти все время стояла рядом с аукционистом, она по какой-то причине всегда делала первую ставку на новый выставлявшийся предмет и называла сумму в триста девяносто долларов, никогда выше и никогда ниже. Когда толпа устремилась в пальмовую комнату следом за аукционистом посмотреть на скульптуру Родена, он крикнул им: «На пальмы не опираться!»