ь в свою идею и поменьше смотреть на звёзды. Желательно так же завязать узлом несколько тех извилин, которые могут понять то, чего не надо.
Да неужели человеку, у которого в крови считать, что мир существует лишь постольку, поскольку он его воспринимает, будет приятно осознавать, что не только он, но и всё человечество — лишь секунда, случайная прихоть космических сил? Большинство людей не задумываются над этими вопросами именно потому, что если бы задумывались, число самоубийц превысило бы число рождающихся.
Какие бесполезные рассуждения… Но как они начинают одолевать, когда чувствуешь, что ни ты, никто другой ничего не способны понять.
05.04.81.
«Космический пессимизм» — это теория, которая может придти в голову только тому, кто уже перестал что–либо делать и занялся бесплодной рефлексией. Это теория меланхоликов, у которых много свободного времени. Она не заложена в человеке, противоречит его сущности. «Жизнь прекрасна» — вот мысль, которая в каждом от рождения.
Но самое странное то, что уличить «космический пессимизм» в логической неверности невозможно. Каждая мысль до такой степени проста и ясна, что с ней согласится кто угодно. Вместе с тем эту теорию признают не только бесполезнолй, но и вредной. Бесполезной, потому что она ничего не объясняет и не подсказывает, как жить, ибо говорит, что жизнь вообще большая глупость. Вредной, потому что она расшатывает психику, подрывает жизнеспособность и волю.
Эти звёзды так прочно забиты,
И луна расплескалась навек.
На земле, темнотою укрытой,
Для чего ты вообще, человек?
«Людям не нужны такие стихи», — сказал мне Леднёв.
16.04.81.
Я есть как факт. Как камень, как лужа. О камень можно запнуться, лужи приходится обходить. Вот и запинаются, и обходят иногда. Люди просто вынуждены считаться со мной, как с фактом. Но чуть только стоит пошевелиться и ощущаю жизнь. Только шевелюсь очень редко.
Жизнь почти наверняка должна быть прекрасна. Я никогда не испытывал это на себе, но часто догадывался, что это должно быть именно так. Мои мёртвые рассуждения о её жалкости ничего не стоят.
10.05.81.
Жизнь — игра, в которой карты, как водится, лежат «рубашками» кверху. Какая карта следующая в колоде? Мало знать, та ли она, которую ты ждёшь, интереснее, что она принесёт тебе? Нет никакой вероятности, что к тебе придёт только хорошее. Да человек на одно хорошее и не рассчитан. Но если бы тобой руководила высшая сила, тогда через потерю малого, ты обрёл бы большое.
Это теория идентичности. Это не значит, что всё в жизни одно и то же. Но мы вынуждены считать события идентичными, потому что не можем определить их подлинную ценность.
19.05.81.
Будущее представляется мне какой–то чужой жизнью, где меня уже не будет, а будет существо принципиально новое. В чём именно я стану другим? В этом и состоит загадка будущего. В моём теперешнем состоянии человек не может долго находиться, а никакой надежды на счастливые изменения нет. Разве случайность. Но любая случайность может быть только отсрочкой.
15.07.81.
В моей жизни Марина — это всё. Если её нет — нет ничего. Так неужели же я поверю, что действительно больше уже ничего не осталось? Мне хочется взять её за плечи, быть глаза в глаза, но я чувствую, что даже дотронуться до неё не смею. И хочется напиться до бесчувствия, упасть в густую траву и пролежать всю жизнь. Она — больше, чем весь мир, я — меньше, чем я сам.
Недавно слушал по радио постановку «Отцов и детей». С одной мыслью Базарова я согласен полностью и от души: «Я не могу уважать человека, который всю жизнь поставил на карту женской любви и раскис, когда эта карта оказалась битой». Базаров — человек больших и широких интересов, человек дела, и только такие, как он, достойны уважения. Ну разве можно всю жизнь думать только о любви? Это глупо и пошло до крайности. Человек должен твёрдо стоять на земле и прямо смотреть на мир. Если единственной заботой у него становится твердить какое–нибудь женское имя, значит он конченный человек. Он не лучше алкоголика. Я, действительно, так считаю.
«Простые души, простите мне парадоксы мои, они возникают, когда думаешь» (Ж. — Ж. Руссо). И простите мне мои бесконечные цитаты, они возникают, когда читаешь.
18 лет
06.10.81.
Моя жизнь кажется мне последнее время толстой книгой, в которой я прочитал первые сто страниц. Вроде бы в этих страницах было уже достаточно содержания и основная интрига успела пойти на убыль. Кажется, если бы эта книга оборвалась прямо сейчас, она уже была бы законченным произведением. И всё–таки я вижу, что основная часть ещё впереди.
07.10.81.
Ты сам резко очертил круг своего существования, и сам же теперь пытаешься прорвать его. Что же удивительного в том, что это не всегда получается.
20.10.81.
Когда в поле дует осенний ветер и на пожухлой траве лежит не растаявший утренний снег, когда небо кажется низким потолком, я уже не думаю о тайнах, я смотрю вперёд, и мне кажется, что я слышу музыку ещё не наступивших дней. Я чувствую музыку жизни, но мне не подобрать к ней слова.
24.02.82.
Какой навязчивой стала последнее время мысль: «Жизнь — это инфекционное заболевание материи». Не прочитай я этих слов у Томаса Манна, я бы сформулировал тоже самое по–своему. Я не просто механически воспринял эту мысль, я её прочувствовал и переварил. Я долго шёл к этой мысли, весь ход моего развития толкал меня к ней.
Когда в аудитории сидит 70 человек и можно одним взглядом охватить всю эту массу мяса, она мне кажется какой–то плесенью, извращённой формой материи. Материя как будто утратила свою целомудренность и чистоту, когда осознала себя таковой одна из её форм. Невозможно представить себе что–нибудь более непрочное, слабое, жалкое, преходящее, чем человек.
Я представляю себе земной шар, облепленный тонкой плёнкой плесени. Но жизнь на планете — не такое уж неизлечимое заболевание. В один момент произойдёт небольшое смещение во вселенной, и этой плесени больше не будет. Материя вновь вернётся к своей исходной форме. Уничтожение всего человечества целиком, так чтобы ни одна тля не уцелела, было бы не преступлением, а благодеянием. Впрочем, «благодеяние» — лишь человеческая выдумка. Материя не знает добра и зла. Это было бы просто логично. Материи известна логика.
Это не игра в красивые фразы, и не модная теория. Это мысли, не покидающие меня ни на минуту.
24.04.82.
Я не имею права называться человеком не в каком–то там гуманном смысле, а просто человеком, как частью общей массы. Человеческие проблемы, человеческие дела и стремления перестали меня интересовать. Мне даже радио бывает смешно слушать, до того бессмысленными кажутся мне вопросы, занимающие это стадо. Но коль скоро я далёк от мысли считать себя за эталон, то я и не признаю за собой права их судить. У них — своя жизнь, пусть сами в ней копаются, а у меня — никакой. Всё, что они делают, все выводы, к которым они приходят, могут быть верными и неверными, полезными и вредными, мне–то что до того? Я не сужу вас, люди, мне просто на вас плевать.
Как будто лошадь тащит за собой убитого всадника, ноги которого застряли в стременах. Лошадь — это время, всадник — я.
19 лет
09.08.82
На улице мне часто хочется закрыть глаза, чтобы не видеть человеческих лиц, до того жалкими, мелочными, отвратительными кажутся мне они. Люди! Зачем вы слезли с деревьев, зачем вырядились, зачем гордо называете себя людьми. Вы просто самодовольное мясо. Жизнь человеческая основана на лжи. На лжи о том, что жизнь имеет смысл. И ложь эта всего лишь призвана оправдать трансформированный хрен знает во что инстинкт самосохранения. Жизнь прекрасна? Любая обезьяна знает это не хуже вас, потому что не хочет умирать. А назад, на деревья, дороги нет.
Человечество состоит из дураков, трусов и самоубийц. Последние — самые честные.
Разве это презрение пошло только от моей личной неустроенности? А в чём она собственно заключается? У меня же всё есть. Моя жизнь не хуже, чем жизнь большинства моих знакомых. Так почему же мне так плохо, почему я не хочу жить?
Я ведь знаю, что приобрети я что–нибудь из желаемого, оно очень скоро станет ненавистным для меня. Получи я всё на свете, жизнь не будет мне в радость. В моей жизни нет никаких крупных неудач, всё идёт, как и должно идти у нормального человека. И всё–таки, как больно мне жить, как я не хочу больше этой преисподней.
Я устал от своих знакомых. Когда сижу дома, каждый звонок в дверь пугает меня. А вдруг опять ко мне? Тем более, что столько знакомств случайных и ненужных. У меня нет никакой тяги к общению, и тем не менее вокруг меня постоянно кто–то ошивается из особо безразличных мне. Сегодня мне вдруг остро захотелось полного физического одиночества хотя бы на неделю. Чтобы вообще людей не видеть. Избушка где–нибудь в лесу, книги, конспекты и немного вина.
01.10.82.
Эти постоянные проклятые обезьяны, пропахшие мазутом и навозом, эти постоянные узколобые дегенераты, у которых с мартышками общего гораздо больше, чем со мной. Я никогда не прощу им упрощенности их жизни, мелочности их проблемок, не прощу самодовольной тупости. Они не живут настоящей жизнью, потому что прокорм и яркие тряпки — это всё, что им интересно.
Как меня бесит, когда какой–нибудь орангутанг заявляет вдруг, что философия не нужна. Да, она не нужна вам, ваше дело — копаться в навозе. Но она нужна тем, кто будет управлять вами, для того, чтобы управлять как можно лучше. Зачем именно? Не ваше дело. И этот рабочий скот будет ещё претендовать на какое–то мировоззрение.
Что такое народ, и что значит любить его? Боюсь, что я не пойму этого никогда. Я не прощу им того, что они не способны истинно страдать и того, что за них (за них ведь всё–таки!) страдают те, кто обречён мыслить и чувствовать.
16.10.82.
То, что я изложил выше — это только одна из сторон моего презрения. Вторая сторона — это презрение к интеллектуалам. Но это уже сопровождается не гримасой отвращения, а гримасой жалости. Я чувствую, что интеллектуальное суть искусственное, что нет абсолютно никакой разницы, фонема «ы» или не фонема, такой является траектория кометы или совсем другой. Мне глубоко плевать, была ли у славян письменность до Кирилла и Мефодия. И тем не менее, надо всем этим бьются тысячи головастых мужиков, «двигают вперёд» какие–то бессмысленные языковые проблемы, пялятся на звёзды, сохнут над древними рукописями. Ну разве станет человек счастливее от более или менее успешного решения этих вопросов? Или все они существуют только для того, чтобы создать у человека иллюзию, что он не тварь бездуховная? Я знаю, для чего они существуют. Для самих себя. Занятия фундаментальной наукой — это попытка солгать самому себе, что жизнь имеет смысл. Корпение над дурацкой фонемой делает жизнь человека наполненной. Выходит, что наука — это на три четверти самоцель. Не смешно ли?