Несмотря на столь грозный вид, Саша добрейший человек, а техническая помощь в его лице на «тузике» – настоящая опора для всех яхтсменов на регате, под его присмотром никому не было страшно. Страшно было только мне, когда я упросила адмирала и Сашу покатать меня на «тузике». Наблюдая за «тузиком» со стороны, мне казалось, что катание на нем будет просто приятной морской прогулкой на моторной лодочке. Саша там трудится-рулит, а ты сидишь себе сзади и ни о чем не думаешь, только лениво рукой проводишь по воде, как бы проверяя: а как сегодня вода, хороша? Но почему-то кататься мне тоже надо было стоя, а держаться при этом надо было за веревочку (Саша, хоть и катался стоя, но держался за штурвал), привязанную к жесткой раме. На резиновой лодочке это единственная, не считая штурвала, жесткая конструкция. Веревочка есть веревочка, держась за нее, я болталась на конце этой веревочки влево, вправо, вниз, вверх. А Саша направлял «тузик» по волнам, все время прибавлял скорость и кричал: «Кайф!» Мне было очень как страшно! Казалось, еще одна жесткая, как доска, волна (волны, оказывается, бывают не мягкие и ласковые), и я вылечу из «тузика» в холодную-холодную голубую воду Адриатического моря. Чудом все обошлось. Конечно, я старалась держаться изо всех сил и даже вспомнила в тот момент, как пробовала джигитовку на лошади. Был период в моей жизни, когда я каталась верхом. Причем верховая езда так сильно меня увлекла, что я каталась практически каждый день. Девчонки, которые катались со мной и тоже не могли оторваться от лошадей, говорили, что катание на лошадях – это наркотик: раз попробовал, и уже никогда не бросишь это увлечение. Да, катание верхом доставляло мне огромное удовольствие. Пробовала я и джигитовку. Но у меня это как-то не пошло. Стоишь на лошади и стараешься держать равновесие и пружинить ногами в такт движения, идущей рысью лошади. В общем, все получалось, но очень высоко и поэтому страшно. И вот, катаясь на «тузике», я старалась крепко держаться за веревочку и пружинить ногами при каждом взлете и падении лодочки с волны на волну, ну, прямо как на лошади.
Да, действительно, это был «кайф»! Проверив таким образом меня на прочность – я удержалась на веревочке, – в последний вечер Саша, по всей вероятности, решил еще раз меня испытать и угостил каким-то напитком, который для меня оказался просто «гремучей смесью». Я потом с трудом нашла свою лодку для ночевки. Саша, я, конечно, «смелая», «храбрая» и пока еще достаточно «устойчивая», но совсем не такая, как ты. Да и чистого веса во мне, наверное, в два раза меньше, чем у тебя. Это к тому, что воздействие на организм количества и градусов, принимаемых внутрь напитков, напрямую зависит о массы тела. Так что твой второй эксперимент надо мной, скорее всего, удался, но не для меня.
Пока я ловила «кайф», мой штурман вместе со своей командой участвовал в соревнованиях. Не все удачно у них получалось, но они не пропустили ни одной гонки, и всегда, чтобы ни случалось, приходили к финишу. Вопрос – когда? Нет, не «когда», а какими? По-моему, это не имеет особого значения. Первыми, последними или предпоследними. Они молодцы. На их лодке было три девочки (не потому что они маленькие, а потому, что «девочки») и три мальчика. Из них четыре человека – первый раз, пополам – две девочки и да мальчика. Конечно, им пришлось нелегко. Шкипер кричит грозным голосом: «Травить грота фал!» А ему в ответ: «Вова, это красненькая или синенькая?» У них был хороший шкипер, он никого не выбросил за борт. Просто после такого ответа «ор» усиливался и усиливался многократно, только и всего. Но, к сожалению, скорость лодки не находится в прямо пропорциональной зависимости от усиления «ора», а скорее, наоборот. Но ведь главное, что все в лодке, хоть лодка и пришла к финишу почти последней, правда?
В начале рассказа, я уже сказала несколько слов о спинакере. Со стороны он выглядит потрясающе (второй раз употребляю этот эпитет, что-то я очень восторженна, к чему бы это?) Я как дилетант не буду вдаваться в вычитанные мной в литературе технические подробности о том, как он работает. Я знаю, например, только, что он раскрывается для усиления хода яхты при небольшом ветре. Но думаю, что все-таки размотать его, распустить, ну, не знаю, какое слово подобрать, а спецлитературу на эту тему лень читать, надо так, чтобы ветер попал в него. И только тогда он надуется на носу яхты. А если ветер не попал, спинакер просто повиснет тряпочкой, а что еще опасней – начнет «хлебать» воду.
У моих друзей со спинакером были сложные отношения. За все время прохождения регаты, каждый раз, когда надо было выбрасывать спинакер, это было сопряжено с трудностями или какими-то приключениями. А один раз вообще случилось так, что спинакер верхним концом закрутился вокруг мачты, а нижним стал «хлебать» воду. Он ведь очень большой, его водоизмещение таково, что если спинакер наберет воду, он может перетащить на себя яхту и перевернуть ее «вверх тормашками» вместе со всей командой. В такой ситуации, которая и случилась на яхте с моим штурманом, шкипер сыграл очень важную роль, он вовремя наорал на всех, чем вывел из оцепенения, и заставил перерезать трос, которым крепится спинакер к мачте. Спинакер хлюпнул на ветру последний раз, сполз вниз по мачте и шлепнулся в воду. На этом гонка для яхты № 29 закончилась. Огромный спинакер, к счастью, уже не мог перевернуть яхту, он просто, намокнув, стал ее тормозить и поэтому дальнейшее участие в гонке – это просто добраться до места, где был финиш; ну не оставаться же посередине моря?
Был еще один выход из сложившейся ситуации – это отрезать второй трос. На тот момент это было единственное, что связывало спинакер с яхтой, и проститься с ним навсегда, я имею в виду спинакер. «Ха-ха, – сказал мой штурман. – Где наша не пропадала! Ну не платить же, за этот чертов спинакер три тысячи долларов? Ой, нет – евро». Правда, курс тогда был ниже сегодняшнего в два раза. «Ни за что!» – сказал мой штурман как отрезал. И ему все подчинились, даже шкипер. Про «Бурлаков на Волге» слышали все, да и видели, наверное, эту картину Ильи Репина. И вот наши яхтсмены, как бурлаки на Волге, взялись за спинакер и под восклицание: «Эх, ухнем, эх, само пошло!» Почти как у Федора Шаляпина стали вытягивать его – этот огромный бело-серый (у них был такого цвета) парус из воды. Сначала казалось, что он никогда не сдвинется с места, но потом, медленно-медленно поддавшись усилиям яхтсменов, он стал выбираться из воды и возвращаться на свое место-яхту. И ведь вытащили! Штурман рассказывала, что, когда они тащили, упираясь ногами, кряхтя и ругаясь, были моменты, когда они готовы были бросить эту затею – не хватало сил, руки, хоть и в перчатках, скользили по мокрому спинакеру, срывались, казалось, что коварный спинакер выскользнет из рук и, извиваясь, погрузится в морскую пучину, но вдруг в какой-то момент общие усилия одержали верх над спинакером и он поддался и уже легко пошел туда, куда его тащили. Наша техническая помощь и наблюдатель с хорватской стороны все это время кружили вокруг яхты на «тузике», молча наблюдая за происходящим. А когда спинакер послушно улегся на палубе, они подняли вверх большие пальцы. Это была для моих друзей наивысшая похвала. Ура, они победители! Прежде всего, это победа над собой, ну и, конечно, над спинакером.
Самым строгим на нашей лодке был судья. Главный судья нашей регаты. Но, мне кажется, что особенно строго он относился только ко мне. Хотя это и понятно. Все заняты на лодке своим делом, а я как бы и помогаю всем, но все равно болтаюсь без дела. То кручусь около штурвала, то не вовремя принесу на «командирский мостик» что-нибудь поесть, ну, например, принесу большую вазу черешни. В это время года в Москве очень мало черешни – еще не привезли из дальних стран, поэтому все сразу начинают, отрываясь от своих важных дел, уплетать вкусные сочные ягоды за обе щеки. И это как раз в тот момент, когда у всех куча, просто куча важных дел. То попрошу бинокль посмотреть. Бинокль настоящий морской, мне так кажется, просто я никогда до этого не видела настоящий морской бинокль. Я разглядывала в него окрестные берега и проходящие мимо нас лодки, искала лодку с моим штурманом и махала им рукой. Бинокль очень сильно увеличивал. Глядя в него, я видела лица яхтсменов на соседних лодках, а они-то меня нет. Я это понимала, но все равно было выше моих сил не помахать им рукой. Кстати, это было последней каплей для нашего судьи. Судья называл бинокль «длинный глаз». Когда я в очередной раз попыталась воспользоваться «длинным глазом», чтобы посмотреть на знакомые мне лица на лодке № 29, а лица у всех были напряженные, т. к. был ответственный момент, надо было «выбрасывать» спинакер, он мне сказал, что бинокль – будет выдавать мне для того, чтобы «просто» посмотреть, только после окончания гонки.
На «тузике» я покаталась, «длинным глазом» могла воспользоваться только тогда, когда заканчиваются гонки, «трескать» черешню нельзя без остановки целый день. Так что осталось?
Штурвал. Все знают, что штурвал – это корабельный руль, только большой. За рулем нашего катамарана всегда был капитан. Всегда место около штурвала было занято капитаном, я пыталась подержать руль-штурвал, но капитан, так же, как и судья, относясь ко мне скептически, молча взглянул на меня ястребиным взором, как бы вскользь, и отвернулся. И я поняла, что договариваться с капитаном, чтобы он дал мне чуть-чуть, буквально одну минуточку подержаться за штурвал – бесполезно. Надо искать другие пути.
Самый главный на регате – адмирал. Я помню, как в первый вечер, когда я только появилась и никого и ничего еще не знала, он пригласил меня на бокал вина, сказав при этом, что это обязательный атрибут знакомства. Но! На катамаране не нашлось бутылки вина, конечно, были горячительные напитки, но вина не было. И поэтому наше знакомство было отложено на пару дней, когда в один из вечеров вся команда командирского судна собралась за одним столом. Каждый задал мне свой вопрос. Вопросы были самые разные, но все было очень доброжелательно, интересно и весело. Меня спрашивали о той, будем говорить, «земной» жизни. Всех интересовала не моя физическая и теоретическая подготовка к такому серьезному событию, как участие в регате, а кто я есть там на земле? Не знаю, удовлетворили их мои ответы или нет, но я рассказала о себе правду только правду.