А если ты раз потерпишь поражение и скажешь, что в следующий раз одержишь победу, потом опять то же самое, знай, что ты дойдешь наконец до такого дурного и бессильного состояния, что даже не будешь задумываться впоследствии над тем, что ошибаешься, но даже начнешь находить оправдания этому[263].
Говорят, определение безумия – это пробовать раз за разом одно и то же, ожидая при этом разных результатов. Но именно так сейчас поступает большинство.
Они говорят себе: сегодня я не буду злиться. Сегодня я не буду обжираться. Но на самом деле они ничего не делают по-другому. Они следуют одним и тем же путем и надеются, что на этот раз все получится. Надежда – это не стратегия!
Неудача – это часть жизни, и тут у нас выбора мало. С другой стороны, мы можем учиться на ошибках. Мы обязаны так поступать. Мы должны сознательно делать иначе – подстраиваться и изменяться, пока не добьемся результата, к которому стремимся. Но это сложно.
Придерживаться одного и того же неудачного шаблона – дело нехитрое. Тут не требуется думать или прикладывать дополнительные усилия. Вот почему, видимо, большинство так и поступает.
Все то, чего ты желаешь достичь окольными путями, ты можешь иметь уже теперь, если только будешь доброжелательно относиться к самому себе[264].
Спросите, ради чего люди работают, и практически все ответы будут вроде такого: «Стараюсь стать профессионалом». Возможны, правда, и другие варианты: «Пытаюсь добиться солидного поста или должности», «Хочу стать миллионером», «Прославиться» и так далее. А если задать еще несколько вопросов, к примеру «Зачем вы это делаете?» и «Что будет, когда вы получите желаемое?» – то станет ясно: в основе профессиональной деятельности у людей лежит желание свободы, счастья и уважения от других.
Стоик неодобрительно качает головой, глядя на колоссальные усилия, вкладываемые в погоню за тем, что приобрести на самом деле легко. Словно мы предпочитаем потратить годы на создание изощренной машины Руба Голдберга[265], а не протянуть руку и просто взять желаемое. Это похоже на то, как вы ищете свои очки, а потом сознаете, что все это время они находились у вас на голове.
Свобода? Это легко. Это ваш выбор.
Счастье? Это легко. Это ваш выбор.
Уважение других? Оно тоже зависит от вашего выбора.
И все это прямо перед вами. И не нужно добираться до желаемого кружным путем.
Добродетельный человек ни сам не спорит ни с кем, ни, по возможности, другому не дает спорить. ‹…› И получать образование это и значит учиться знать свое и чужое. Так где же тут еще место спору для того, кто находится в таком состоянии?[266]
Сократ бродил по Афинам, подходил к людям и вовлекал их в долгие дискуссии, если был с ними не согласен. В этих обсуждениях – точнее, в сохранившихся о них записях – есть множество примеров, как его вопросы раздражали и огорчали собеседников. И вот афиняне настолько разозлились, что приговорили Сократа к смерти.
Однако Сократ, казалось, никогда не расстраивался. Даже в разговорах о жизни и смерти он всегда оставался хладнокровен. Он был гораздо сильнее заинтересован в том, чтобы выслушать другого человека, чем удостовериться, выслушали ли его самого, или – к чему стремится большинство – выиграть спор.
Когда вы в следующий раз встрянете в политический спор или столкнетесь с личными разногласиями, спросите себя: есть причина сражаться по этому поводу? Этот спор поможет решить что-то? Будет ли мудрый или образованный человек таким же любителем подискутировать, каким, возможно, склонны быть вы? Или такие люди вдохнут, расслабятся и начнут сопротивляться искушению поучаствовать в конфликте? Просто подумайте, чего вы могли бы добиться и насколько лучше себя чувствовали бы, сумев преодолеть потребность сражаться и выигрывать в каждой мелочи.
Вот почему мы можем сказать, что у мудреца ничего не происходит вопреки ожиданию[267].
Почему у мудрецов так мало проблем по сравнению с другими? Во-первых, мудрые люди, похоже, наилучшим образом управляют ожиданиями. Они редко предвкушают то, что в принципе невозможно.
Во-вторых, мудрые люди всегда рассматривают и наилучший, и наихудший сценарии. Они думают не просто о тех событиях, которых бы желали, а о том, что вполне может случиться, если что-то внезапно изменится.
В-третьих, мудрые люди используют «оговорку наперед»: они не только учитывают, что дела могут пойти не так, но и готовы к этому – а это уже возможность достичь совершенства и добродетели.
Если вы сегодня последуете этому, то обнаружите, что ничто вас не удивляет и, вопреки вашим ожиданиям, ничего не происходит.
Какое же против привычки можно найти средство? Противоположную привычку[268].
Виктор Франкл – блестящий психолог, переживший холокост[269], – разработал метод, который назвал парадоксальной интенцией. Он использовал его при лечении пациентов с фобиями и невротическими привычками. Например, больной жалуется, что не может заснуть. Стандартные методы терапии используют очевидные техники, например релаксацию. Франкл же предлагал пациенту не пытаться заснуть. Он обнаружил, что смещение фокуса с проблемы отвлекает навязчивое внимание больного, что в конечном счете позволяет ему спать нормально.
Поклонники телесериала «Сайнфелд»[270] могут вспомнить эпизод под названием «Противоположное». В нем Джордж Костанза, невротик и лучший друг главного героя Джерри Сайнфелда, волшебным образом улучшает свою жизнь, делая обратное тому, что делал всегда. «Если любой твой инстинкт неверен, – говорит на это Джерри, – то противоположное должно быть верно». Суть здесь в том, что иногда наши инстинкты или привычки застревают в плохом шаблоне, и это отталкивает нас от естественных здоровых нас же самих.
Не нужно немедленно менять все в своей жизни: некоторые вещи и вправду работают (вы же читаете эту книгу!). Но почему бы не исследовать сегодня противоположное? Почему бы не сломать шаблон?
Что пользы отягчать беду
Напрасной пеней? Долг царя, мне мыслится,
Зло встретить грудью; чем исход сомнительней,
Громада царства чем сильней колеблется,
Стоять тем тверже подобает храброму.
Не дело мужу от фортуны прочь бежать[271].
Будучи главой банковской и брокерской компании Charles Schwab, Уолт Беттингер ежегодно нанимает на работу сотни людей и беседует еще с сотнями. Можно с уверенностью предположить: за многие годы у него были и удачи, и промахи, и сюрпризы при приеме на работу новых сотрудников. Однако с обретением опыта он начал часто использовать такой нестандартный метод: Беттингер приглашал претендента на вакансию позавтракать в ресторан, где заранее предупрежденный официант намеренно путал заказ.
Реакция кандидата на должность говорила руководителю о потенциальном работнике очень много. Клиент расстроился? Начал грубить официанту? Позволил этой мелочи испортить важную деловую встречу? Изящно и дружелюбно справился с возникшим недоразумением?
Может показаться, что то, как вы справитесь с мелкой неприятностью, не значит ничего, – на деле же это обнажает всё.
Философия требует умеренности – не пытки; а умеренность не должна быть непременно неопрятной[272].
Размышления Марка Аврелия полны самокритики, что характерно и для других стоиков. Однако важно помнить, что дальше этого они не заходят. У них нет самобичевания, покаяния, проблем с самооценкой вследствие вины или ненависти к себе. Вы никогда не услышите, чтобы они называли себя бесполезным куском дерьма, изнуряли себя голодом или резали себя в качестве наказания. Их самокритика конструктивна.
Набрасываться на себя, излишне обделять себя, наказывать себя – это самобичевание, а не самосовершенствование.
Нет нужды быть слишком строгим к себе. Соблюдайте для себя более высокие стандарты, но не ставьте непреодолимую планку. Прощайте себя, если поскользнетесь.
Гордыню оттеснить можно, но одолевать наслаждение и боль можно, но быть выше славы их можно, на бесчувственных и неблагодарных не гневаться, а еще заботиться о них – можно[273]