Что бы ни было у него тогда или у нас сегодня, давайте будем мыслить в соответствии с этими четырьмя важнейшими привычками:
1. Принимать только истинное.
2. Работать на общее благо.
3. Согласовывать свои потребности и желания с тем, что в нашей власти.
4. Принимать то, что природа припасла для нас.
Во всяком деле должно держать под рукой следующее:
Веди меня, о Зевс, веди и ты, Судьба,
Туда, где вами быть мне уготовано.
С охотою пойду, а коль желанья нет,
С позором, но пойду, куда назначено.
Клеанф
Кто честно уступает неизбежности –
Мудрец меж нами и богов устав постиг.
Но, Критон, если так угодно богам, пусть так и будет.
Убить Анит и Мелит[490] могут, а вреда причинить не могут.
Мудрые слова, собранные Эпиктетом, дают нам идею терпимости, гибкости и в итоге принятия. Клеанф и Еврипид обращаются к судьбе и року как к понятиям, которые помогают облегчить принятие. Когда человек верит в какую-то высшую силу (будь то единый бог или боги), то не существует события, противоречащего плану.
Даже если вы не верите в божество, вы можете найти утешение в различных законах Вселенной или в обычном круговороте жизни. То, что происходит с нами как с отдельными личностями, может показаться случайным, огорчительным, жестоким или необъяснимым, тогда как на деле эти события имеют четкий смысл; он становится виден, если взглянуть хотя бы чуть-чуть шире.
Давайте сегодня попробуем взглянуть шире. Представим, что каждому событию – желательному или неожиданному – было суждено произойти, суждено произойти конкретно с вами. Вы же не стали бы с этим бороться?
Кто видит нынешнее, все увидел, что и от века было и что будет в беспредельности времен, – ведь все единородно и однообразно[492].
События, которые случатся сегодня, – ровно такие же, что случались всегда. Люди и звери живут и умирают, облака приходят и уходят, воздух вдыхается и выдыхается – и все в течение бесконечных эпох. Если перефразировать Эмерсона, нынешнее мгновение – цитата из всех мгновений, что были раньше и будут потом[493].
Красивее всего эта идея выражена в христианском гимне Gloria Patri: «Как было в начале, и сейчас, и всегда, и во веки веков»[494]. Эта мысль не должна быть удручающей или возвышающей. Это просто факт. И тем не менее молитва может оказывать успокаивающий и сосредотачивающий эффект. Не нужно нервничать, не нужно ждать, сидя как на иголках. Если вы не видели чего-то раньше – видели другие. Это может оказаться облегчением.
…Благо не растет с течением времени; но если кто-нибудь был благоразумен хотя бы мгновение, он ничем не умален в счастье перед всегда практиковавшимся в добродетели и блаженно проводящим свою жизнь в ней[495].
Возможно, мудрость и счастье подобны завоеванной медали на Олимпийских играх. Неважно, выиграли вы сто лет назад или только что, победили один раз или несколько. Неважно, побьет ли кто-нибудь ваш рекорд, превзойдет ли вас позже, как неважно, будете ли вы состязаться дальше. Вы всегда будете обладателем медали и всегда будете помнить ощущение ее тяжести. Никто не может этого отнять – и невозможно ощущать сильнее.
Учившийся в Джульярдской школе[496] актер Эван Хэндлер пережил не только агрессивный и быстроразвивающийся рак крови – острый миелоидный лейкоз, но и серьезную депрессию. Он осознанно принимал антидепрессанты, но делал это на протяжении намеренно короткого времени. Он поступил так потому, что хотел узнать, каково это – испытывать настоящее нормальное счастье. Хэндлер знал, что остановится. Он мог вернуться к борьбе с трудностями, как и все остальные. Но на мгновение у него возникло идеальное состояние, и этого ему оказалось достаточно.
Возможно, сегодня будет день, когда мы узнаем счастье и мудрость. Не пытайтесь ухватить этот миг и держаться за него изо всех сил. Не вам определять, сколько он продлится. Наслаждайтесь им, цените его, запомните его. Ощущать миг – то же самое, что ощущать что-то всегда.
Тяжело тому, кого она [судьба] настигает внезапно. Всечасно ожидающий ударов жребия снесет их легко[497].
Существует история о мастере дзен, у которого была прекрасная ценная чашка. Мастер постоянно повторял себе: «Чашка уже разбита». Он радовался чашке. Он постоянно пользовался ею. Он показывал ее гостям. Но в его представлении она была уже разбита. И когда однажды чашка действительно разбилась, он просто сказал: «Конечно».
Вот так мыслят стоики. Говорят, что у Эпиктета был хороший светильник. Поскольку он никогда не запирал дом, светильник украли. Эпиктет вместо пропавшего купил более дешевый, чтобы не так привязаться к нему – на случай, если украдут и его.
Ощущение опустошения, когда мы абсолютно раздавлены и потрясены каким-то событием, – в первую очередь показатель того, насколько маловероятным мы считали это событие. Никого не расстроит то, что зимой пошел снег, поскольку такое мы принимаем и даже ожидаем. А что насчет событий, которые нас удивляют? Возможно, мы не были бы так ошарашены, если бы нашли время поразмыслить об их возможности.
Словом, вот, помни о том, что если ты будешь ценить что бы то ни было, что вне твоей свободы воли, значит, ты потерял свободу воли[498].
Согласно священнику-иезуиту Энтони де Мелло, есть «одна и только одна вещь, которая вызывает несчастье. Имя ей – привязанность». Привязанность к имеющемуся образу человека, к богатству и статусу, к определенному месту или времени, к какой-то работе или образу жизни. Привязанности опасны по одной причине: они находятся за рамками свободы воли. Мы не контролируем, сколько времени будем их придерживаться.
Как осознал Эпиктет за две тысячи лет до де Мелло, именно привязанности затрудняют принятие нами изменений. Когда они есть, мы не желаем с ними расставаться. Мы становимся рабами поддержания статус-кво. Мы уподобляемся Черной Королеве из «Алисы в Зазеркалье», бежавшей со всех ног, чтобы оставаться на том же самом месте.
Однако все находится в постоянном изменении. Мы обладаем вещами какое-то время, а затем теряем их. Единственное, что у нас есть всегда, – это проайресис, свобода воли, наша способность делать разумный выбор. То, к чему мы привязаны, может приходить и уходить, но выбор гибок. Чем раньше мы это поймем, тем лучше. Тем проще это будет принять и приспособиться к происходящему.
Когда ты испытываешь привязанность к чему-то, то не относись к этому как к чему-то такому, что не может быть отнято, но относись как к чему-то такого рода, как горшок, как стеклянный кубок, чтобы, когда они разобьются, ты, помня, чем они были, не впадал в смятение. Так и здесь: если ты целуешь свое дитя, если брата, если друга, никогда не давай своему представлению полную волю и не позволяй радости доходить до чего ей угодно, но сдержи их, помешай им, как стоящие за триумфаторами и напоминающие им, что они люди. Примерно так и ты напоминай сам себе, что любишь смертное, любишь отнюдь не свое. Это дано тебе на настоящее время, не как не могущее быть отнятым и не навсегда[499].
Во время триумфа[500] все глазели на победоносного военачальника: триумф был одной из самых желанных наград в Древнем Риме. И мало кто замечал прямо за спиной триумфатора раба, шептавшего: «Помни о смерти»[501]. Вот такое напоминание на пике славы и победы!
Мы можем научиться быть самим себе таким же шепотом. Когда имеется что-то или кто-то особо ценимое и ценное для нас, мы можем шептать: все это хрупкое, смертное и не истинно наше. Неважно, насколько сильным и непобедимым что-то кажется, – на самом деле это не так. Мы должны напоминать себе, что все может сломаться, исчезнуть, покинуть нас.
Страх потери – один из самых глубоких. Невежество и притворство не улучшают ситуацию. Они просто означают, что потеря (когда она случится) будет еще более раздражающей.
Что касается меня, то я предпочел бы лучше болеть, чем роскошествовать, потому что болезнь вредит только телу, а роскошь губит и тело, и душу: телу она несет вялость и немощь, а душе – распущенность и трусость. Кроме того, роскошь порождает несправедливость, поскольку порождает жадность