Такие фильтры существуют. Это справедливость, разум, философия. Если и есть центральный смысл стоической мысли, то вот он: всевозможные побуждения обязательно появятся, и ваша задача – контролировать их, как если бы вы дали собаке команду «К ноге!». Попросту говоря: думай, прежде чем действовать. Спрашивай: кто здесь контролирует ситуацию? Какие принципы ведут меня?
Я не согласен с теми, кто бросается в волны и, любя жизнь беспокойную, каждый день мужественно сражается с трудностями. Мудрый терпит такую участь, но не выбирает ее и предпочитает мир сражению[70].
Цитировать речь Теодора Рузвельта «Человек на арене» о том, кто отважно борется и у кого поэтому «лицо покрыто грязью, потом и кровью», уже стало банальностью. Рузвельт произнес эту речь вскоре после того, как покинул президентский пост, но продолжал оставаться на гребне популярности. Через несколько лет он пойдет против собственного протеже в попытке вернуть себе Белый дом, потерпит неудачу, а по ходу кампании едва не погибнет[71].
Он также по счастливому стечению обстоятельств выживет, исследуя реку в Амазонии, убьет тысячи животных в африканских сафари, а затем будет упрашивать Вудро Вильсона разрешить ему участвовать в Первой мировой войне, несмотря на непризывной возраст – 59 лет. Он совершил в жизни множество действий, которые теперь, по прошествии времени, приводят нас в замешательство.
Теодор Рузвельт был поистине великим человеком. Но его также вели импульсивные побуждения, работа и страсть к деятельности, которая казалась бесконечной. Многие из нас разделяют эту беду – когда нами движет то, чего мы не контролируем. Мы боимся неподвижности, поэтому используем борьбу и деятельность в качестве отвлечения. Мы выбираем войну – иногда буквально, когда в реальности более достойным и уместным было бы выбрать мир.
Да, можно восхищаться человеком на арене. Равно как и солдатом, и политиком, и бизнесвумен, и представителями других профессий. Но (и это большое но) только в том случае, когда мы находимся на арене по весомым причинам.
Эндрю Гроув, сооснователь и многолетний руководитель корпорации Intel, однажды произнес: «Выживают только параноики». Возможно, это правда. Но мы также знаем, что параноики часто уничтожают себя быстрее и эффектнее, чем любой враг. Сенека со своим доступом к самым могущественным кругам Рима мог видеть такую динамику вполне ярко. Его ученик Нерон, которого Сенека пытался обуздать, убил не только собственную мать и жену, но и довел до смерти своего наставника.
Сочетание власти, страха и одержимости может оказаться смертельно опасным. Лидер, который боится предательства и действует первым, и предает первым. Опасаясь, что его не любят, он прилагает такие усилия, чтобы понравиться другим, что достигает противоположного эффекта. Убежденный в плохом управлении, он берет под свой контроль даже мелочи, сам становясь источником плохого управления. Ну и так далее: мы навлекаем на себя именно то, чего страшимся.
В следующий раз, когда вы станете опасаться какого-нибудь возможного катастрофичного исхода, вспомните: не контролируя свои побуждения и теряя самообладание, вы можете сами стать источником беды, которой так боитесь. Это случалось и с более умными, могущественными и успешными людьми. Это может случиться и с вами.
«Как мне больно!» – А разве оттого, что ты ведешь себя как баба, тебе не так больно?[73]
Когда в следующий раз рядом с вами кто-нибудь расстроится – заплачет, закричит, начнет что-то ломать, проявлять язвительность или жестокость, – посмотрите, насколько быстро его успокоит такое заявление: «Надеюсь, тебе от этого стало лучше». Потому что, естественно, не стало. Поскольку только в момент крайних эмоций мы можем оправдать любое поведение такого рода, а когда нас призывают к ответу за него, мы обычно испытываем конфуз и смущение.
Стоит применить этот стандарт и к себе. В следующий раз посреди истерики, завываний и стонов, что вы измучены гриппом, или слез сожаления просто задайте себе вопрос: мне от этого стало лучше? Это в самом деле облегчает те симптомы, от которых я хотел бы избавиться?
Можно не дать этому никакого признания и не огорчаться душой, потому что не такова природа самих вещей, чтобы производить в нас суждения[74].
Вот забавное упражнение: подумайте обо всех неприятностях, которые вам не известны. О людях, которые, возможно, говорят гадости за вашей спиной, об ошибках, которые вы могли бы совершить, о вещах, которые вы бросили или потеряли, даже не осознав этого. Какова ваша реакция? Ее нет, поскольку вы не знаете об этом.
Другими словами, можно не иметь своего мнения о негативных вещах. И вам нужно культивировать эту силу, а не прибегать к ней от случая к случаю. Особенно когда наличие мнения может с большой вероятностью отяготить вас. Тренируйте умение не иметь никаких мыслей о чем-либо – как будто вы понятия не имеете, что это произошло. Или как будто вы никогда об этом не слышали. Пусть это станет для вас несуществующим или вас не касающимся. Тогда неприятности окажутся не столь существенными.
Словом, нет другой такой вещи, оглушающей, как удар грома, столь уверенной в своих силах, столь высокомерной при удаче, столь безумной при неудаче; гнев не может угомониться, даже если все его выпады оказываются тщетны, и, если фортуна уведет противника за пределы его досягаемости, он бросается грызть самого себя[75].
Как многократно говорили стоики, гнев почти никогда ничего не решает. Обычно он ухудшает ситуацию. Сначала мы озлоблены, затем другой человек озлоблен – и вот уже все злятся, а проблема к решению не приблизилась.
Многие успешные люди пытались рассказать вам, что гнев – это мощное топливо в их жизни. Желание «доказать всем их неправоту» или «показать фигу» многих сделало миллионерами. Злость на то, что человека называли толстым или глупым, создала чудесные примеры идеальной физической формы и блестящего ума. Злость на то, что человека отвергли, многих мотивировала проложить собственный путь.
Но это близорукость. Такие истории игнорируют загрязнение в качестве побочного эффекта, а также износ двигателя. Они игнорируют то, что происходит, когда первоначальный гнев иссякает и приходится подкармливать его все больше для поддержания работы машины (пока в итоге не останется единственный источник – гнев на самого себя). «Ненависть – слишком тяжелое бремя», – предупреждал в 1967 году Мартин Лютер Кинг своих соратников, боровшихся за гражданские права, хотя у них были все основания отвечать ненавистью на ненависть.
То же самое верно и для гнева, как, по сути, и для большинства сильных эмоций. Это токсичное топливо. Несомненно, в мире его полно, однако оно не стоит сопутствующих убытков.
Наша душа то царь, то тиран: царь, когда стремится к честному, заботится о здоровье порученного ей тела, не требует от него ничего грязного, ничего постыдного; а когда она не властна над собою, жадна, избалована, тогда получает ненавистное и проклятое имя и становится тираном[76].
Есть поговорка: «Абсолютная власть развращает абсолютно». На первый взгляд это верно. Тиранами были многие римские императоры. Прекрасный пример – ученик Сенеки Нерон с перечнем совершенных им преступлений и убийств. Другой император, Домициан, самоуправно изгнал из Рима всех философов; Эпиктет тоже был вынужден уехать. Тем не менее через несколько лет он стал близким другом другого императора, Адриана, который помог взойти на престол Марку Аврелию, одному из самых ярких примеров правителей-философов.
Так что не совсем очевидно, что власть всегда развращает. На самом деле, похоже, все сводится к внутренней силе и самоанализу отдельных личностей: что они ценят, какие желания контролируют, может ли их понимание честности и справедливости противодействовать искушениям неограниченного богатства и поклонения?
То же верно и для вас – как для личности, как для профессионала. Тиран или царь? Герой или Нерон? Кем вы будете?
Так посвяти же все свои усилия представлениям, проведи ночи в трудах над ними. Не незначительно ведь оберегаемое: это совесть, честность, стойкость, неподверженность страстям, неподвластность печалям, неподвластность страхам, невозмутимость – словом, свобода. На что готов ты продавать это?