— Нет, останься, — кричу я. — У нас жареная курица.
— Не могу, но спасибо.
— Возьми хотя бы с собой. — Мама подходит к шкафу и достаёт пластиковый контейнер. — Нашим салатом с макаронами можно прокормить целую роту.
Хант заходит на кухню и останавливается у столешницы в ожидании, недолго оглядывая Либби, затем осматривает кухню: потрескавшиеся шкафы и старый трясущийся холодильник, покрытый магнитами в виде букв и вырезками из статей, упоминавших спектакли, в которых участвовала Нелл. Фотография, запечатлевшая одноактную пьесу «Буря», поставленную в десятом классе, уже пожелтела, а её уголки давно скрутились. В дальнем углу можно заметить Нелл в роли духа Цереры, у неё была всего одна реплика.
— Хант, ты видела бараки мигрантов? — интересуюсь я. — Ну, вблизи?
— Это разве не частная собственность?
— Да, но сегодня там был пожар, и мы поехали на помощь. Полный отстой. Дети понапиханы в бараках, как поленья в дровнике.
— Дарси преувеличивает. — Мэгс поднимает на него взгляд поверх очков. — Очень сильно.
Нелл качает головой.
— Я бы не хотела жить в такой постройке. Я бы не хотела писать ночью посреди дома в какую-то дырку, похожая на паука-сенокосца и...
— Нелл, — отрезает Либби, как будто слово «пи́сать» равнозначно мату. — Не волнуйся за них. Волнуйся за себя. Ты даже не можешь положить на место мой ноутбук, воспользовавшись им, или прибрать за собой грязную посуду с журнального столика. Я не должна постоянно за тобой убирать.
— Извини, — бормочет Нелл, перебирая в руках салфетку.
— И разговаривай громче. Откинь назад плечи и смотри людям в глаза. — Если бы я получала по пять центов каждый раз, когда Либби говорит эти слова, я бы давно перевезла её трейлер во Внешнюю Монголию. Либби откашливается и кладёт еду на тарелку. — Что же, может быть, благодаря пожару всё закончится. Может Боб и Эвелин наконец додумаются снести бараки и перестанут притягивать проблемы. — На тарелку шлёпается кусок масла. — Передай этим людям, чтобы в следующем году уезжали куда-нибудь подальше.
— Этим людям нужна работа, — отвечает Хант.
Тишина накрывает нас, как простыня матрац. Либби замирает с ножом в руке и поворачивается к Ханту.
— Также, как и местным — людям, которые живут здесь круглый год и платят налоги.
— На сбор ягод приходят столько же постоянных жителей, сколько и на рытьё траншей. Многие не хотят так работать, потому что это нелёгкое занятие. Вордвелы нанимают мигрантов, потому что им нужны рабочие руки. За это их нельзя винить так же, как и тех, кто едет туда, где есть работа. Особенно, если им нужно растить детей.
Хант превзошел себя — такая речь! Я стараюсь подавить улыбку, когда Либби медленно опускает нож, а к её щекам приливает кровь.
— Если ты считаешь нормальным, что наши девочки работают бок о бок с уголовниками и нелегалами, то ты явно не в себе. Тогда кровь дочки Фосс на твоих руках, на руках Вордвелов и всех остальных, кто такого же мнения.
— Либ, – протягивает мама, но Хант не мешкает.
— Я знаю Вордвелов почти всю жизнь. Они порядочные люди. Скорее всего, мы с ними и думаем одинаково: почти все мы появились на свет от людей, переплывших океан или прилетевших сюда на самолёте, а может быть и незаконно пересёкших пару границ. Если ты считаешь, что правильно отсылать работяг куда подальше только потому, что они живут в доме на колёсах или отличаются цветом кожи, то проблема явно в тебе. — Он забирает из рук мамы запакованную еду, а она почти не держится на ногах. — Вкусно пахнет, Сара. Спасибо. — Хант кивает нам на прощание. — Хорошего вам вечера.
Не помню, когда мы в последний раз ели в полнейшей тишине.
Когда я мою посуду, раздаётся телефонный звонок, но Либби успевает первой снять трубку. Спустя секунду она с отвращением протягивает мне её, как будто это насекомое с восьмью лапами и усиками.
Не приветствуя меня, Джесси начинает разговор с вопроса:
— У вас стационарный телефон?
Интересно, когда же он в последний раз имел дело с семьёй девушки, которую звал на свидание?
— Мама не станет платить за мобильные. Он есть только у Нелл.
— Ох. Ну, дождь прекратился. Готова к сеансу?
Джесси приедет за мной через час. Внутри меня порхают бабочки, ведь между нами не какая-то мимолётная связь. Это понятно по тону его голоса. Не знаю, что он хочет сказать мне, но оно явно его гложет.
Я перебираю одежду в своём шкафу, но не могу найти ни одной подходящей вещи. Замечаю несколько футболок — давно уже их не надевала — и спортивные штаны, которые никогда хорошо на мне не сидели. Я спускаюсь вниз, держа их и шерстяное одеяло в руках, и прохожу мимо Либби и мамы, которые пьют кофе за кухонным столом.
Мэгс и Нелл растянулись на крыльце, играя в карты. Я мыском ноги толкаю Мэгс в попу.
— Может, завтра отнесём что-нибудь тем, кто потерял вещи в пожаре. Ну как пожертвование.
Как я и предполагала, лицо Нелл озаряется.
— Да! Еду или одежду.
Она бежит в трейлер, а Мэгс поднимается в комнату, чтобы покопаться в вещах.
В итоге мы собрали два мешка неплохой одежды. Либби смотрит на меня с перекошенным выражением лица, как будто съела что-то кислое, и в итоге не выдерживает:
— Прямо как мать Тереза. Мать вам на последние деньги одежду покупает, а вы так просто её отдаете.
— Я сама покупаю себе одежду.
Мой комментарий едва ли позволяет ей перевести дыхание.
— Эти суммы не сравнятся с оплатой аренды, всякими расходами и покупкой еды, не так ли? Ты понятия не имеешь, как затратно содержать дом. Господи, это семье нужны всякие пожертвования! — Она постукивает ногтем по сколу на кружке.
— Не замечала, чтобы мы побирались.
Мама тяжело опускает кружку.
— Девочки, у меня есть ещё пара вещей.
Она спускается с чердака с сосредоточенным выражением лица. Мама несёт большое зимнее пальто, принадлежавшее папе, и шерстяной походный плед, на кромке которого вышито Прентис. Мы с Мэгс переглядываемся широко раскрытыми глазами.
Либби встаёт.
— Ты не можешь это отдать! О чём ты только думаешь?
— Почему же, Либ? Либо я не могу оставить их, потому что спустя годы не могу оправиться, либо я не могу отдать их, потому что они принадлежали Томми? Определись уже! — Мама скидывает вещи в мусорный пакет, резко завязывая его. — Все знают, что вы не нравились друг другу. — Она поднимает взгляд на Либби. — Но он не побоялся взять на себя обязательство заботиться обо мне и своих дочерях. Даже ты не можешь это оспорить.
Мы пристально наблюдаем за происходящим. Щёки Либби моментально белеют, она отталкивает стул и спокойно уходит из дома, даже не захлопнув за собой дверь. Не понимаю, что произошло, но каким-то образом маме удалось отчитать Либби. Либби переживает каждый день только своим всезнайством, но за сегодняшний вечер ей два раза заткнули рот. Мы с девчонками уходим из кухни, предоставляя маме возможность вспомнить прошлое в облаках сигаретного дыма.
Темнеет. Джесси останавливается на подъездной дорожке, и я выхожу к нему навстречу. Голос Нелл заставляет меня остановиться.
— Уходишь?
Она сидит на крыльце, подогнув ноги, и в одиночестве играет в карточную игру «Сваха», придуманную ею ещё в детстве. Нужно разложить все карты мастью вверх и сложить короля пик с королевой треф и так далее, пока у каждой карты не будет своей пары. А потом червовый валет может украсть королеву — вот такая игра. Наверное, для неё эта игра — свой личный пасьянс. По раскладу карт я с легкостью догадываюсь о названии игры, хотя Нелл давно не играла в неё.
— «Пейтон-плейс» показывают. — Между пальцами Нелл зажат джокер, она в нерешительности переносит его между парами, решая какую же разбить. Повернувшись в мою сторону, Нелл попадает в луч света, льющийся из кухонного окна. На её лице маска опустошения. — Расскажешь мне завтра?
— Конечно. — Фары машины моргают, но я мешкаю на ступенях веранды. — Не засиживайся тут одна.
В ответ молчание. Пройдя через двор, я оглядываюсь на освещённое окно в комнате Мэгс. Хотела бы я, чтобы у сестёр была телепатия, так бы она немедленно спустилась на первый этаж и провела бы время с Нелл. Ей нужен кто-нибудь, но сегодня это не могу быть я.
Джесси застаёт меня врасплох глубоким поцелуем, стоит мне сесть в машину. Когда мы отъезжаем от дома, я пытаюсь разглядеть Нелл в боковое зеркало, но в темноте ничего не видно.
Либби постоянно твердит, какой я плохой человек. Да и одному богу известно, кто ещё такого же мнения. Но смотря на нашу добрую девочку, сидящую в темноте и скорбящую по любви, при этом занятую собственными фантазиями, потому что реальность ей не дозволена, я понимаю, что мне-то повезло. У меня свободы больше, чем когда-либо познает Нелл.
Глава 17
С Джесси определённо что-то не так. Так как мы опоздали в кино, нам пришлось припарковаться в задних рядах. И несмотря на внешнюю нежность, внутри Джесси накопилась скованность. Он скачет взглядом по машинам, как будто пытаясь найти кого-то.
— Хочешь попкорн? Угощаю. — Не могу придумать другую фразу, чтобы разрядить обстановку.
— Нет, я угощаю.
В моей руке оказывается двадцатка до того, как я успеваю вставить хоть одно слово. Джесси отходит и оценивающе осматривает багажник машины, стоящей перед нами.
Я выхожу, хлопая дверцей. Мимоходом решаю зайти в мерзкий туалет, расположенный за киоском и проектором. Я останавливаюсь под лампой, облепленной мухами, высматривая пикап Кэт. Он обнаруживается на своём извечном месте. Интересно, здесь ли Кеньон? Продолжает ли он хранить секреты, о которых не рассказал мне? Что бы Рианона сказала на то, что он до сих пор сохнет по ней? Я отчётливо слышу её сухой смех, подмигивание каре-зелёных глаз, так и намекающих насколько Кеньон жалок. Она всегда так выглядела, когда мы сплетничали. Наверное, Рианона доверяла ему.
Выходя из туалета, замечаю Кэт, стоящую на кромке света, излучаемого фонарём. Она покачивается, как будто собираясь отступить в темноту, но всё же обращается ко мне: