налом. Но все равно: надо быть полным психом, чтобы решиться на такое дело. Даже ради трехсот кусков. Наверное, решили, что Исак присудит бо́льшую сумму. Должно быть, выследили первого гонца, понадеялись, что тот привез все деньги, – и постучали в дверь.
А вот кто сообщил им условный сигнал – это вопрос. Значит, есть предатель.
Один долгий, четыре коротких.
Исак снял наушники и отодвинул тарелку.
– Ты пробовал их антрекот? С ребрышком?
– Не…
– Подойди поближе.
Босс отрезал кусок мяса. Сесть не пригласил. Не забыл – даже не собирался.
– Как они тебя называют? Человек-Библия? Библик?
– Иногда.
– Бабки нужны?
– Вроде нет.
– А внимание?
– Как это?
– Да так это. Тебя год не было.
– Я сидел в Спиллерсбуде.
– Слышал, пацаны отметили твое возвращение…
– Еще как.
Исак почесал за ухом.
– А как там Тедди? Медведь[37]?
Исак и Тедди друзья с незапамятных времен. Никола не знал, встречались ли они в последние годы. Может, пока Тедди отбывал срок? Или потом? Но все равно – друзья.
– Тедди нормально. Снял квартиру. Работает на адвокатскую контору.
Почему-то было приятно говорить о Тедди. Или Медведе, как назвал его Исак.
Но Исак брезгливо поморщился.
– Ничего не понимаю. Медведь? Работает как паршивый шведанок? Как свеннис? Платит налоги? Ишачит на чужого дядю? Мой старый друг! Он вообще не знал, как это: дать задний ход. У него всегда была припрятана пушка в туалетном бачке. На всякий случай. Я точно не знаю, на сколько миллионов он нагрел это паршивое государство. На много. И ты хочешь сказать – он работает?
– Я точно не знаю, – пролепетал Никола.
– И у тебя гены в ту же сторону смотрят?
Из наружного зала на секунду прорвались звуки музыки.
– Если бы ты не был племянником Тедди, я бы дал тебе ногой под зад и велел Юсуфу отвезти тебя в лес и сделать кебаб из твоих коленных чашечек. Понял?
Он допил коку.
– Слушай, щенок. Ты обосрался по-крупному. Как ты мог упустить этого отморозка? Почему не стрелял, когда он тыкал своей поганой пушкой мне в рожу?
У Николы пересохло во рту, как после здоровенного сплифа[38]. Язык словно прилип к нёбу, он не мог издать ни звука.
– Клянусь, найду этого фуесоса и поимею его мамашу в оба глаза…
У Николы отлегло от сердца – слава богу, Исак не думает, что он как-то замешан. Что он, Никола, навел налетчиков и прикрыл отход.
– …а ты, поганец, должен отдать Данни бабло. Компенсацию. В пакете было сто пятьдесят кусков, понял?
– Понял… – пробормотал Никола.
– И они прострелили ногу парню Метима, в дециметре от причинного места. Это еще сто. Ты, надеюсь, понял. С тебя двести пятьдесят тысяч крон.
Никола пробормотал что-то невнятное.
– И это не все, – безжалостно продолжил Исак. – Ты должен узнать, кто эти подонки. Я сначала грешил на Метима – но вряд ли. Один из его парней пострадал. Данни? Зачем? Это ведь и так его кэш. Так что… – он криво ухмыльнулся, – теряюсь в догадках. Понял? А после обещаю забыть, что ты вел себя как последний пидор.
Никола на ватных ногах вышел на улицу. Голова кружилась, как после тройного джойнта.
Деньги: почти невозможно.
Но найти психа, набравшегося наглости атаковать Мистера Первого? Тут-то вообще никаких шансов. Все, с ним конец. Если он не сделает что-то – конец. Впору уезжать из страны.
А что сделать? Ни малейшего плана.
– Нико!
Кто-то его позвал? Он лихорадочно сканировал улицу. Площадь почти пуста. Здание суда поодаль качнулось, словно собралось обрушиться.
– Нико, я тут!
Девушка в темных очках, хотя уже начинало смеркаться.
– Ты меня не узнаешь?
О господи! Паулина. Та самая девчонка, любительница bag in Box. Это она ни с того ни c cего спросила, читал ли ему дед русских классиков.
– Привет! Cześć![39]
– Ты уже и польский выучил? Быстро…
Никола: полная растерянность. Сначала ультиматум Исака, дикие условия. Теперь Паулина. Он не знал, что делать. Больше всего ему хотелось пойти домой и забраться под одеяло. И в то же время хотелось поболтать с этой девчушкой.
– По-сербски похоже, – сказал он на всякий случай.
– Не хочешь пойти с нами? Мы идем в «Стенли».
Мозг на грани короткого замыкания.
Хочу. Не могу. Не хочу.
Хотел бы. Не в силах.
Он попытался улыбнуться.
– В другой раз – обязательно.
– О’кей, тогда дай мне твой телефон. Услышимся.
Дома, в тот же вечер.
В ванной.
В кухне.
В постели.
Нестерпимый шипящий пульс в висках.
Двести пятьдесят тысяч…Ж-жух, ж-жух.
Найти двух отморозков… Ж-жух.
Двести пятьдесят… Ж-жух.
Два психа… Ж-жух, ж-жух.
Только бы Линда не увидела, что он плачет.
И какой выход?
Линда вернулась в восемь. Он слышал, как она возится в прихожей, как ставит на пол тяжелую сумку. Скрип двери гардероба. Вешает куртку. Как всегда, на плечики.
Он запер дверь. Только не душеспасительные разговоры.
Час за часом.
Поискал игру на мобильнике. Лишь бы уснуть.
Где там…
Позвонил Хамону.
– Привет.
– Привет.
– Как ты?
– О’кей.
– Что-то тебя не слышно.
– Да.
– Между нами все в порядке?
– Ну, нет.
– А что случилось?
– Юсуф сказал, что Исак хочет с тобой поговорить. И чтобы я держался подальше.
– Я говорил с ним. Сегодня.
Никола расслышал чмокающие механические звуки. Значит, Хамон дома. Играет в какую-то компьютерную игру. Как обычно.
– Ага… значит, сегодня… и что он сказал?
– Сказал… много чего сказал. Сказал, что я не должен был упускать этих отморозков. Надо было стрелять в спину. А я дал им уйти. Но, во всяком случае, он не собирается меня мочить. По крайней мере, пока.
– Нико, я рад за тебя. Как я за тебя рад!
По голосу – и вправду рад. На душе стало теплее.
– Но есть один… как бы сказать… нюанс. Я должен выложить двести пятьдесят кусков. Срок – месяц.
– Ни хрена себе…
– И это еще не все. Мне надо узнать, кто они такие, эти суки.
– И как это возможно?
– Пока нулем. Понятия не имею. Но надо пробовать. У меня есть одна мыслишка…
Никола врал. Никакой мыслишки, а тем более мысли, у него не было. Но что-то надо сказать Хамону… и послушать, что скажет Хамон.
А Хамон сказал вот что:
– Слушай, Нико… Ты не один. У тебя есть друг.
Чавканье и чмоканье стихло – Хамон остановил игру.
– У тебя есть друг, – повторил он. – Я тебе помогу. Ты же мой садек.
Еще теплее. У Николы даже защипало глаза.
Хамон. Настоящий друг.
Брат.
15
Солнце сияет, небо сказочной голубизны. Каждый сукин сын норовит усесться за столик в уличном кафе, попросить плед и притвориться, что уже лето.
Тедди прочитал целую папку бумаг налогового управления – все, что касалось смерти Матса Эмануэльссона. Вывод: камеры наблюдения на пароме «Мариэлла», принадлежащем пароходству «Викинг Лайн», зарегистрировали, как он прыгнул с прогулочной (восьмой) палубы. Двенадцатиметровая высота, паром шел на максимальной скорости, свежий ветер (5 м/сек). Прощальная записка, безуспешные поиски спасательных служб, продолжавшиеся сутки после инцидента. Аккуратный диагноз: Матс Эмануэльссон «выказывал признаки пресыщенности жизнью». Остальные бумаги – в общих чертах то же самое. Матса Эмануэльссона, «учитывая привходящие обстоятельства, высоту падения и неблагоприятные погодные условия, следует признать умершим».
Накануне, после поездки в Вермдё, они поговорили в машине – он, Эмили и Янне. Можно ли использовать следы крови? Потому что оставался самый главный вопрос: кто? Кого убили?
– Интересно… как можно защищаться от обвинения, что ты убил человека, которого никогда в жизни не видел и даже не знаешь, кто он? – пожал плечами Тедди.
Янне засмеялся.
– Я так и не понял: кто из вас адвокат? Но вопрос и в самом деле… интересный. Я попробую с этими пятнышками. Может, наткнусь на что-то.
– Что еще мы можем сделать? – спросила Эмили.
Тедди мысленно покачал головой – господи, она еще совсем зеленая.
А вслух сказал:
– Рано или поздно мы получим материалы предварительного следствия. Но кое-что можем сделать и сейчас. И немало.
Он позвонил Деяну – не хочет ли повидаться? Деян мгновенно перешел на фальцет – как всегда, когда был рад. Предложил пивную в Флеммингсберге.
Через несколько часов они встретились. Традиционный свинг, уход от свинга, смех, рукопожатие – крепкое, не как у шведанков: те жмут руку так, что даже не поймешь, пожал он тебе руку или нет. И в глаза прямо не смотрят.
Тедди не стал тратить время на прелюдии.
– Деян, я знаю… ты не любишь пережевывать старое, но тебе ведь известно, за что я сидел.
– Еще бы не известно, дружище.
– И я тебя никогда не спрашивал… а теперь спрошу: что ты знаешь об этом парне?
– О каком?
– Которого я… ну, из-за которого я отсидел.
– Ничего. Честно: ровным счетом ничего. Уж никак не больше тебя.
– Они сказали, у него бабок куры не клюют, так что и нам перепадет. Поделим, сказали, три лимона. Потому он и жил в отеле… помнишь, как мы его пасли?
– Еще бы не помнить, Тедди, паренек… конечно, помню. Я только об этом и думал, пока ты на киче чалился. Думаешь, я не понимаю, каково тебе было? Только, родной… попытайся забыть. Что было, то было.
– Я не про то, Деян. Еще раз: что ты о нем знаешь? Почему бы тебе не ответить?
– Я же ответил: почти ничего.
– Ты, к примеру, знал, что он играл?
– Ивица что-то говорил. Иначе откуда у него столько налички? А потом все пошло наперекосяк. Жаль, Ивана уже не спросишь.