Хамон нажал на кнопку «пауза».
– И главное, братишка, – сказал он. – Нам нужен инсайдер. Кто-то, кто расскажет нам, где именно замести кэш.
Несколько дней назад Паулина написала ему эсэмэску. Не до того, конечно, но он обрадовался.
Они встретились в «О’Лири»: там же, где и в первый раз. Она пришла одна – довольно смело с ее стороны. Ей семнадцать, а она идет на свидание с Сербским-Парнем-Говорящим-по-Ассирийски, по прозвищу Библик. Год чалился в тюряге. И кто знает, кем он был и что делал до того?
Он заказал пиво, она – стакан скумпы[51]. Говорили о чем угодно: о ее школе, о месяцах, проведенных им в Спиллерсбуде. И странно – о прочитанных книгах. Очень непривычное чувство. Он никогда и ни с кем не обсуждал книги, кроме Тедди и деда.
Паулина собрала волосы в узел на затылке: лицо открыто. Прямой нос, глаза, полные вопросов. Надо бы тащить ее домой и трахнуть, а потом позвонить кому-то из ребят и рассказать. Ясное дело – она меня хочет, как и все остальные.
Беда в том, что он не знал, как это сделать. Его словно прибили гвоздями к барной табуретке, а табуретку – к полу. Рука в кармане.
Надо было бы придвинуться поближе, положить руку на бедро, сказать что-то ласковое. Пофлиртовать, напеть, скажем, из Угглы: «Пойдем к тебе-е и-или ко-о мне?»
Нет, язык не поворачивается.
В половине первого они расстались. Каждый пошел к себе-е-е…
Трус и придурок.
Остальные поступали по-другому.
На следующий день позвонил одному из приятелей по Спиллерсбуде. Вспомнил: тот когда-то рассказывал о своем двоюродном брате. Кузен работал в одном из таких гигантских супермаркетов. Зовут Саман, кажется.
Бинго! Саман – упаковщик на складе в «ИКА Макси» в Бутчюрке. Уже семь лет. Солидный человек, которому достался съехавший с роликов двоюродный брат.
Но! Саман разводится с женой. Ему нужны бабки.
Никола не стал рассказывать, зачем ему понадобился Саман.
Они назначили встречу около пляжа в Слагсте. Скорее всего, Саман там и жил, в одной из этих бетонных коробок. Никола понятия не имел¸ с чего начать разговор, но знал твердо: должно склеиться. От этого так много зависит.
Он вышел из выпрошенной у матери машины и сочно хлопнул дверцей.
Направо – пляж. Через несколько недель придет настоящее летнее тепло, и здесь будет не протолкнуться.
Кузен прикрыл подбородок шарфом. Мало того. Шапочка надвинута на глаза, темные очки. Смешно – как какой-нибудь индийский гуру, но не настоящий, а шарлатан. Никола даже не мог с уверенностью сказать, Саман это или кто-то еще.
Почему-то заболел живот. Хорошо бы и Хамон был здесь. Черт его знает – а вдруг он из полиции? Или бандит какой-нибудь? Вроде бы нет, звоночек не прозвонил – но что он вообще знает о таких вещах?
Он заранее поднял руку – поприветствовал. На расстоянии. Парень сделал несколько шагов вперед.
Они остановились и смотрели друг на друга. Только сейчас Никола заметил, что на нем кожаные перчатки.
Ну, это уж чересчур.
Или нет? Может, и ему следовало закрыть лицо? Интересно, как вели бы себя на его месте друзья из Спиллерсбуды?
Привет – привет.
– Не то чтобы я тебе не верил, – сказал Никола насколько мог небрежно. – Но думаю, нам лучше прогуляться немного.
Если это снюты, зачем ему оставаться между деревьями? Место выбирал не он. Он не прячется. Свободный человек с благородными намерениями. К тому же пусть думает, что я тертый калач.
– Ноу проблем, – пожал плечами Саман. – Здесь, по-моему, нормально. Хочешь пройтись – пройдемся.
Они двинулись к воде.
– Я люблю твоего кузена, – сказал Никола. – Замечательный парень.
– Паршивая овца в семье. Нечего о нем говорить.
Первым делом надо установить, с кем он разговаривает, – Саман или не Саман.
– А ты навещал его там?
Они пошли по берегу. Башмаки неприятно увязали в песке.
– В Спиллерсбуде, ты имеешь в виду? Нет. Времени не было.
– А до того? В Хеггвике?
– В Хеггвике? Он никогда не сидел в Хеггвике. Я тебе вот что скажу: сердце у парня доброе. Заблудился, бывает. Но он из очень хорошей семьи. Отец у него – имам.
Больше можно было не спрашивать – товар настоящий. Саман.
– У меня к тебе есть предложение, – сказал Никола, – от которого тебе будет трудно отказаться.
– Какое?
– Десять процентов. Мы берем «Макси». Тебе – десять процентов.
Полицейское управление Стокгольма
Беседа с информатором «Мариной», 17 декабря 2010 года
Вел беседу Йоаким Сунден
Место: Фарста-центр
ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА 4 (часть 1)
Запись беседы
ЙС: Ну и погода сегодня… Снег, снег, снег…
М: Да…
ЙС: Рождественские подарки уже куплены?
М: Мне сейчас не до того.
ЙС: Можно понять.
М: Не помню, на чем мы закончили.
ЙС: Неважно. Можете начинать с любого места. Самое главное, Матс, чтобы вы успокоились. Я полностью в вашем распоряжении. У меня нет других дел – я приехал слушать ваш рассказ.
М: Спасибо…
ЙС: Позвольте задать вопрос. Как обошлось с Сесилией? Неужели она никогда больше не спрашивала относительно той эсэмэски? Я хочу сказать… в общем, если я правильно понял, вы занимались вашей… назовем ее сверхурочной… работой в основном по вечерам?
М: Конечно же она много о чем спрашивала, но этой, как вы ее назвали, сверхурочной работой я занимался и в дневное время. Со временем все больше и больше. Осенью 2005 года я перешел в KPMG[52] на семьдесят процентов ставки – сослался на стресс. Меня осмотрел врач предприятия. Даже врать не пришлось особенно – плохой сон, боли в желудке… все это правда. Переутомление, предъязвенное состояние, сказал доктор. Я много лет, фактически всю взрослую жизнь, весил восемьдесят один килограмм, а в эту осень похудел на шесть кило.
Перешел на семьдесят процентов… но Сесилия все равно удивлялась, почему я должен так много работать. Я объяснял – такие шефы, капризные клиенты, стал чаще бывать в клубах, надо притормаживать…
Последнее – чистая правда: я опять начал играть. Но я уверен… или почти уверен: она подозревала, что я ей изменяю. Это было не так, но все остальное! Бесконечное вранье… меня прямо корежило от стыда.
Вы поймите: сначала я проиграл все, что мы имели, после этого мне пришлось делать вещи, которые я в нормальной жизни ни за что не стал бы делать. Я врал все время, и, думаю, усталость и скверное самочувствие именно оттуда. От вранья. Я не мог смотреть ей в глаза… взгляд то беспокойный, то подозрительный, иногда жалостливый. Ни о чем так не мечтал, как чтобы глаза ее стали как раньше. Веселые и ласковые.
ЙС: А как вам удавалось держаться на плаву, если в KPMG вы работали только на семьдесят процентов ставки?
М: Да тут… (невнятно)… я получал кое-какие деньги. В последний понедельник каждого месяца на столе у меня лежал конверт. Двадцать тысяч наличными. Это как раз компенсировало тридцать процентов недополученной зарплаты. К тому же… вы сами понимаете, налог с этой двадцатки я не платил.
Но работы все прибавлялось. В начале 2006 года я сказал Никласу, моему шефу, что хочу перейти не на семьдесят процентов, а на полставки.
В январе же я купил билеты на «Мамма Миа» в Лондоне. Тогда все только и говорили, что про этот мюзикл. А Сесилия вообще очень музыкальна, любит музыку и понимает. Она даже начала петь в церковном хоре. Это меня порадовало: у нее появились собственные, независимые интересы, и репетиции проходили по вечерам, когда меня не было дома.
Мы полетели на выходные в Лондон. В отеле нам сказали: для вас заказан номер люкс. Вид из окна потрясающий, и вообще – хорошее начало для уик-энда. Я так и не понял, кто заказал нам люкс. Правда, когда мы вернулись, Микаэла все спрашивала с загадочным видом: было ли у нас в номере джакузи? А терраса? Как мне понравился вид на Трафальгар-сквер?
У меня в клубе был приятель, Буссе. Он, помимо покера, играл на бирже и постоянно рассказывал про свои успехи.
– Там есть где поработать. Для тех, кто решается ставить, – точно есть. Сплошь и рядом выясняется, что ты умнее системы. Вот я купил акции небольшого предприятия, называется «СинтерКаст», по сорок девять спенн за акцию. Они делают какой-то специальный сплав для автомобильных моторов. Вложил двести тысяч. И что ты думаешь? Через две недели новость: «Форд Моторс» купил эту шарашку, и акции за два дня поднялись до сотни за штуку. Я заработал двести тысяч, не шевельнув пальцем. Даже колоду не стасовал.
Его приятель, Богуслав, поковырял в носу.
– Пальцем ты не шевельнул, ты шевельнул бабками. И для тебя это как пушинка в космосе. Ты на прошлой неделе просадил не меньше. За этим самым столом.
Буссе приподнял уголок карты.
– Ты ни бельмеса не понял, Богган. Здесь – да. Здесь американские горки. То вверх, то вниз. А на бирже – только вверх. Не всегда, но в далекой перспективе… – Он пожал плечами. – В далекой перспективе – всегда.
Эти слова запали мне в душу. Я же аналитик, я попытался понять.
Стал читать «Дагенс Индустри» и «Деловой мир». Подписался на рассылки аналитических фирм и фондов. Поговорил с Буссе, со Стигом Эрхардссоном в банке. Чат в Сети – много хвастовства, но иногда попадаются дельные мысли. Начал вникать в систему оценки предприятий, высчитывать коэффициенты. Открыл аккаунт у недорогого сетевого маклера – только чтобы изучить динамику курсов.
Что вам сказать? Я пришел к определенным умозаключениям.
Все, конечно, далеко не так просто, как сказал Буссе. Но знаете, что меня поразило? Сходство с покером. Математика и психология в предсказуемом рисунке. И если действовать разумно, на бирже можно заработать большие деньги.
Видите – во мне опять проснулся игрок.
Как раз в это время Швеция подписала так называемую Третью директиву о борьбе с отмыванием денег. Это соглашение, общее для всего Евросоюза, задумано как борьба с терроризмом, но ударило оно не столько по террористам, сколько по мне. Внезапно появилось требование: проверять идентификацию каждого клиента. Не только по нашим бумаг