Эмили обратила внимание: Тедди говорил тише, чем обычно.
– Потом мама умерла. Отец открыл ланч-ресторан в Сольне и почти перестал бывать дома. Можно бы подумать, что после смерти матери он станет уделять нам больше внимания… но вместо него нами занялись другие.
– Кто?
– Сестра… Линда. Старшая сестра. Она заботилась и обо мне, и о брате, а отца мы почти не видели.
– Но она же всего на полтора года старше тебя!
– Конечно… но в детстве чувство было такое, что она чуть не вдвое старше. Я и сейчас так считаю.
Эмили засмеялась.
– Знаешь, Тедди, по части возраста… у тебя очень большой диапазон – от пацана до старика. Это симпатично, – заверила она его.
Тедди опять не понял, что она хотела сказать.
Приехали.
Сольна. Тоттвеген, 28. Дом, где живет Сара.
Красная штукатурка фасада. На первом этаже горит свет, на подоконниках – горшки с цветами.
Дело к вечеру. Стихло громыхание скейтбордов и урчание мопедов – подростки разошлись по домам. Идиллия тихого пригорода.
«Ну нет, – подумал Тедди. – Здесь наверняка тоже…Люди ночи есть всегда и везде».
Он запарковался немного поодаль, чтобы не загромождать въезд и не мешать проезжающим по узкой улице машинам.
У Эмили – большая сумка через плечо: наверняка ноутбук. Она с ним не расставалась.
– Она, когда звонила, дала понять, о чем хочет рассказать? – спросила Эмили, захлопнув дверцу машины.
– Нет. Но сказала, что готова поговорить. Рассказать, что ей удалось узнать и что заставило ее отступиться.
– Отступиться?
– Я истолковал так: что заставило ее перестать копаться в моем деле.
Тук-тук-тук – процокали по тротуару адвокатские каблучки Эмили.
Позвонили в дверь. Сара открыла почти сразу.
– Привет, – она покосилась на Эмили.
– Ты можешь верить Эмили, как самой себе, – успокоил ее Тедди. – Эмили – адвокат Беньямина Эмануэльссона.
Послышался звук автомобильного мотора.
Что-то заставило Тедди обернуться.
Одно из окон опущено. И мгновенное неприятное предчувствие: почему так медленно?
Человек в темном согнулся и высунулся из окна.
В руке у него…
С Тедди было достаточно.
– У него оружие! – крикнул он и свалил Эмили на землю. Другой рукой потянул к себе Сару.
Один… два, три… четыре выстрела.
Широко раскрытые, остановившиеся глаза Сары.
Машина с визгом увеличила скорость и скрылась.
Нет, этого быть не должно.
Сара лежала на коврике.
Тедди окоченел. Они – кто бы они ни были – перешли границу. Его распирала ярость. Вот-вот взорвется.
Но не взорвался – бросился к Саре.
Ее блузка на животе быстро намокала кровью.
Она неотрывно смотрела на него огромными, полными ужаса глазами. Хотела сказать что-то, прошептала: «Тедди…» – и тяжко закашлялась.
Он прижимал полотенце к животу Сары. Машину вела Эмили.
Поднял ее осторожно с земли и перенес в машину. Похоже, цели достиг один выстрел, хотя он слышал как минимум четыре. А если, не дай бог, пуля задела позвоночник? Тогда очень важно, как правильно нести. Ошибка может изуродовать ей всю жизнь… если вообще выживет.
Через минуту они выехали на Сольнавеген и мчали к Каролинскому госпиталю. Эмили обгоняла машину за машиной, он механически провожал глазами исчезающие позади силуэты.
Сара не сводила глаз с Тедди. На лице выступили крупные капли пота.
– Тедди… – прошептала она… Тедди один дома…
Только сейчас он понял: она обращается не к нему. Эмили уже звонила в 112, сказала, что едут в Каролинский, но сейчас, на скорости в сто тридцать километров, звонить она не могла.
Тедди стал нащупывать в кармане свой телефон, не сводя глаз с Сары. Старался по выражению лица определить, не потревожил ли ее. Дыхание Сары стало прерывистым. Он знал, что это за признак: критическая кровопотеря.
Наконец он выудил мобильник и трясущимися пальцами набрал 112.
– Женщина с тяжелым огнестрельным ранением, мы везем ее в госпиталь. Дома остался полуторагодовалый ребенок. Один. Тоттвеген, 28, в Сольне. Эдвард.
Мальчик Эдвард, которого она в минуты нежности называет Тедди.
Голова Сары у него на коленях. Прошептала что-то неслышное. Лицо совершенно побелело, появился пугающий восковой оттенок.
Она поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, продолжала что-то шептать, но было ясно: сознание покидает ее.
О, дьявол… он видел ясно – она вот-вот уйдет в вечную тьму. Дыхание, цвет кожи, холодный пот: тяжелый шок, падение давления, потом… ДЬЯВОЛ! Он даже думать об этом не хотел. В отчаянии прижал полотенце чуть не изо всех сил.
– Сара, смотри на меня… не засыпай, Сара. Все будет хорошо. Сара!
Эмили гнала так, будто у нее на хвосте десяток «Феррари». Осталось совсем немного.
– Сара, милая… слушай, слушай же меня. Помнишь, ты сказала, что училась на курсах криминалистики. Ты же помнишь, что я тебя спросил?
Глаза, по крайней мере, открыты.
– Помнишь? Я спросил, нет ли там отдельного курса про меня. Про мой случай…
Никакой реакции.
– Ты засмеялась.
Одышка все тяжелей. Дыхание вот-вот остановится.
Она была не с ним. Где-то еще.
23
Габбе почему-то обрадовался Николе, весело помахал рукой.
Он был одет так же, как и в тот раз. Мягкий прикид.
Никола опустился в уже кем-то продавленную ямку на диване. Сирийские святые и патриархи на стенах мрачно уставились на пришельца.
На журнальном столике стояла тарелка с помидорами и тонкими кольцами лука, пересыпанными ало-желтыми чешуйками красного перца.
– Поешь, – предложил старик.
Никола вспомнил деда. Габбе никак не вписывался в роль заматерелого торговца смертоносным оружием.
– Где твой мобильник?
– Дома.
Правила известны.
– Как ты приехал?
– Хамон подбросил.
– А откуда мне знать, что за тобой нет свинячьего хвоста?
– Я вышел из автобуса в полукилометре отсюда. За мной никого не было. Клянусь.
– Вы, черт вас подери, совсем с ума посходили.
– Как это?
– Опять войну затеваете?
– Нет… на этот раз – нет.
– И еще у тебя хватило ума звонить мне по мобильнику… Надо быть осторожнее, хабиби[54].
Старик раз в семнадцать умнее, чем хочет показаться.
Никола надел прихваченную из дома зимнюю перчатку – не хотел оставлять следов – и вытащил из сумки автомат.
– Это как раз тот «калаш», который они потеряли.
Старик тоже натянул перчатки. Взял оружие и повертел перед глазами. Приклад обмотан черной изолентой.
– «Калаш»… – передразнил он. – Никакой это не «калаш». Не АК-47.
– Ну да? Похож на «калле».
– 7,62 RK. Штурмовая винтовка. Финская копия «калашникова». Тот же самый «калле», только сделан в Финляндии. Они его называют rynnäkkökivääri.
– Вы знаете финский?
– Нет. Хороший прибор. Мне нравится. Наши друзья косились на него, когда делали свой «Галиль».
– Какие друзья?
– Израильтяне. Я, понимаешь ли, из Ливана. Христианин.
– Вон оно что… А что вы знаете именно об этой пушке?
Старик поморщился. Николе, конечно, хотелось показаться специалистом, но он не знал, что «пушками» в этой среде называли только пистолеты и револьверы.
Но старик оказался не только оружейным королем. Оказывается, он еще и король сплетен.
– Знаю, знаю. Много чего знаю. С полгода назад у меня намечалась большая сделка… но все ушло в песок. Слишком много просили. Две штуки точно таких, как этот, и тоже со спиленными номерами. Сделаны в 1995 году. Последний год производства этой модели, со складным прикладом. Финны продолжали с ней возиться… недолго, правда. Сделали пробный образец с предохранителем на левой стороне, под большой палец. Хорошая идея вообще-то, но финскому военному начальству чем-то не понравилась. Так что именно этот прото… прототе…
– Прототип?
– Точно. Прототип. Их сделали ровно двадцать штук, этих прототипов, с предохранителем слева. В прошлом году пять штук увели с оружейного склада в Обу. Значит, смотри, – и этот твой «калашников», и те, что я хотел купить, из одной партии.
– Вот это да… Три из пяти?
– Yes.
– А кто продавал?
– Аброхом. Знаешь его?
– Аброхом Михель? Кузен Метима Тасдемира?
– Да.
– Значит, за всем этим стоит Метим?
– А вот этого ты не знаешь. И я не знаю.
Мысли закрутились, как ножи в миксере. Метим Тасдемир: глава клана. Гангстер с карьерой. Метим допустил, чтобы его парню прострелили ногу? Метим надеялся, что Исак рассудит в его пользу. И на всякий случай изготовился отшакалить те же бабки прямо под носом у Исака.
Вот это игрок!
И в то же время Метим – опасный тип, мафиозный атлет, если можно так сказать. Очевидно, не уважает даже самого Мистера Первого.
И что теперь делать? Метим, Аброхом… звери из высшей лиги, а он… хорошо, если в третьей. Страшно подумать, что будет, если Метим узнает, что Никола его засек.
Он встал – пора уходить.
Габбе придержал его за рукав.
– Кстати… не мог бы ты наладить мне интернет?
Николе тут же пришла в голову мысль.
– Конечно, Габбе. Но могу я получить от тебя маленький подарок в благодарность? Я знаю, у тебя есть такая штука…
Габбе ничего не понимал ни в интернете, ни в цифровом ТВ – но по части оружия равных ему не было. Гений. Одно слово – гений.
24
В бюро – ежегодное собеседование. Перспективы и возможности индивидуального развития. Все сотрудники должны быть в курсе, как оценивают их работу, где их место на карьерной лестнице, – хотя формально речь идет о профессиональном и личностном росте.
Эмили вовсе не хотела принимать в этом участие, она после происшествия в Сольне была на больничном, но у нее не было выбора. Если не идти на эту беседу – наверняка потеряет место.
Те же два совладельца, что и в прошлом году. «Лейонс» не изменяет традициям.