ые сведения. Все были слегка под градусом, и это, естественно, снижало уровень защиты. Может быть, совсем чуть-чуть, но для меня достаточно.
Мой сосед по столу… очень, я бы сказал, многообещающий сосед.
– Что-то происходит, я это ясно чувствую, – сказал он, покачивая бокал с розовым вином. – Мой парень в «Голдман Сакс»[67] сказал, что «Инвестор» обратился к ним за советом. А один знакомый в «Бейн энд Компани»[68] работает с делом, представленном в EQT[69]. И наш адвокат проговорился, что соорудил несколько договоров о предпродажной проверке компании. И компания не какая-нибудь – «Гамбро»[70]. Сто процентов. Сверхкапитализация[71] колоссальная, у них нетто-касса шесть с половиной ярдов. В общем, они ее купят, как дешевую тайскую проститутку.
…Настроение после ужина – лучше не бывает. В одной из комнат происходило что-то вроде небольшого шоу, но я был занят разговором с Педером, и мне было не до развлекательной программы.
– Раз уж вы здесь, давайте проверим одну штуку, – сказал Педер. – Я получил массу вопросов от британского IRS[72], и им нужен ответ на этой неделе. Речь идет о компаниях группы «Канал».
Времени у меня было сколько угодно, а если бы не было, я бы его раздобыл. Этот парень – золотая жила.
Педер провел меня в какую-то отдаленную комнатку, напоминавшую старинную контору. Большой письменный стол с чернильным прибором, куча бумаг. Со стены на нас презрительно уставилась кабанья голова с устрашающими клыками. Тяжелые темно-зеленые бархатные шторы задернуты.
– Они интересуются выплатами в Эстонию – считают, что некоторые фактуры не сходятся. Можете посмотреть? Посмотреть и попробовать как-то залатать дыры. Поверьте, это очень важно. Мне нужна ваша помощь, как можно скорее.
Педер присел за стол и открыл неведомо откуда появившийся ноутбук – я даже не заметил, где он у него был. Набрал пароль… я почему-то смотрел на его действия как завороженный. Когда он набрал пароль, я, помимо желания, запомнил набор букв и цифр. У меня замечательная фотографическая память… да я вам уже об этом говорил.
Педер прокрутил таблицы «Эксель», пометил несколько строчек и встал.
– Вот, – сказал он. – Ничего, если я вас оставлю?
Я начал просматривать документы. Вклады и снятия. Так называемые walking accounts, блуждающие счета – цепочки переводов с одного счета на другой. Все, чтобы воспрепятствовать излишнему любопытству надзирающих органов. Но мое внимание привлекло и нечто иное. На столе стоял еще один навороченный лэптоп. Я продолжал работать, но никак не мог сосредоточиться. Что-то подмывало меня…
Я достал собственный ноутбук из портфеля с материалами для лекции. Коллекция крючков, которую я продолжал собирать по мудрому завету Себбе. Я подключился к компьютеру Педера и меньше чем за десять минут перекопировал чуть не половину его жесткого диска.
Потом открыл второй компьютер. Набрал логин и пароль, подсмотренные у Педера. Просто так, наудачу. Чистая догадка… теперь должен признаться, что это была самая идиотская догадка в моей жизни – именно потому, что оказалась правильной. Лучше бы я не догадался.
Компьютер заработал.
Первое, что я увидел, – дисплей забит массой желтых каталогов с какими-то нелепыми названиями. Дальше – больше. XXX Dream, XXX Below13…
И опять тот же импульс – искать крючки. Я на всякий случай скопировал все.
Через час вернулся Педер.
– Матс, если ты закончил, машина ждет.
Он проводил меня к выходу. У крыльца уже стояла большая черная машина.
– Спасибо, что приехал. Всем очень понравилось твое сообщение. Полезное, деловое. Идеальная структура. Поздравляю.
Педер подмигнул и пожал мне руку.
Я приехал домой, включил ноутбук и ткнул в первый попавшийся каталог.
Фильм.
Какая-то слабоосвещенная комната с двуспальной кроватью. Четверо мужчин и одна голая женщина. Женщина… какая там женщина! Девочка, не старше тринадцати-четырнадцати, в этом я уверен. Она стоит на кровати раком, один из мужиков пристроился сзади, а второй сует член ей в рот. И она плачет! Я совершенно уверен – она плачет…
Еще один файл. Голые кафельные стены, яркий свет. На койке девочка, связанная каким-то, скорее всего, резиновым шнуром. Во рту у нее кляп, что-то вроде теннисного мяча. Между ног всунута бутылка. Она вся измазана чем-то коричневым, скорее всего, испражнениями. А над ней стоит мужик и мочится ей в лицо. Я открыл третий файл, четвертый… но у меня не хватало сил смотреть дольше, чем несколько секунд.
Ничего более отвратительного я в жизни не видел…
ЙС: Значит, вы не знаете, кому принадлежал второй компьютер?
М: Нет… но пароль тот же.
ЙС: Но если это не компьютер Педера, кому он мог принадлежать?
М: Понятия не имею.
ЙС: И что вы предприняли?
М: Ничего. И до сих пор раскаиваюсь.
ЙС: Почему? Это же не ваша вина. Вы не можете отвечать за чужие грехи.
М: Я смотрю на это по-иному. Я обязан был что-то предпринять. Вы сказали: «Отвечать за чужие грехи». Есть грехи, за которые отвечает каждый.
31
Когда Эмили была маленькой, они отмечали Иванов день в Руслагене. Там жила сестра матери. Маленькая община под названием Бергхага. Тетя с мужем сначала арендовали этот дом как летнюю дачу, потом выкупили и стали жить там круглый год.
Праздник проходил на лужайке у старой мельницы. Эмили с двоюродной сестрой Молли торчали там целыми днями. Покупали мороженое, смотрели на огромные, неподвижные, словно застывшие во вращении мельничные крылья с выпавшими планками и болтали про все на свете. Странно: они не встречались месяцами, но именно в эти дни, когда семья Эмили приезжала погостить на праздник, девочки могли болтать обо всем на свете часами. Эмили хватало этих разговоров на весь год. Неважно, что происходит в ее жизни: школа, учителя, приятели, мама, особенно папа… у нее всегда есть Молли.
Наряжать майский шест начинают в полдень. Собираются все – и дачники, и постоянные жители, тащат березовые ветки и плетут венки из цветов. Закончив работу, все расходятся по домам. Маринованная селедка со сметаной, мелко нарезанным зеленым лучком и молодой картошкой, хрустящие хлебцы с выдержанным сыром. Вестерботтенский пирог, салат с анчоусами, клубника со взбитыми сливками. И, конечно, стаканчик-другой водки – разумеется! В три часа все, сытые и разогретые, опять собираются у шеста – надо поднять и укрепить это десятиметровое бревно; занятие для мужчин. Эмили всегда очень боялась, что с отцом что-то случится. Или он сам по пьяной неловкости уронит шест на кого-то другого. Иванов день – его любимый праздник. Как же: в этот день, один из немногих дней в году, считается социально приемлемым выпить несколько стаканчиков крепкого, прилично захмелеть и при этом не заслужить осуждающие взгляды соседей.
Сколько лет ей тогда было? Двенадцать? Эмили, Молли, мама, тетя и все остальные водили хоровод вокруг шеста под руководством Улле Хёгстрёма. Улле, как всегда, в народном костюме – тетя Ингрид говорила, что он выступает массовиком-затейником больше тридцати лет.
Лягушечки, лягушечки,
смешно на вас смотреть…
ни ушек, ни ушек,
ни ушек, ни хвостов.
Все прыгали друг за другом, изображая отсутствие соответствующих органов у лягушечек: то потрясут руками у головы, то у копчика. Если бы в это время к Земле подлетали инопланетяне, решившие поискать жизнь на других планетах, они тут же повернули бы назад: невозможно предположить, что эти странные существа способны создать разумную цивилизацию.
Отца нигде не было. Эмили ясно читала тревогу в глазах матери.
Еще поплясали, попели. Утомились, разошлись на группки, пошли разговоры, смех. Кто-то пошел к мостику через ручей, удивленно крикнул.
Туда потянулись люди.
Музыка замолкла.
Эмили до сих пор не может забыть мамин взгляд. Что это было? Отчаяние?
Мать сильно сжала ей руку. Они пошли к мосту – она, мама и Молли. Люди оглядывались и пропускали их. Все улыбались, но во взглядах было что-то, что Эмили тогда не могла прочитать. Сегодня ей кажется, что и тогда она знала, что это было.
Сострадание. Сострадание и презрение.
Отец сидел в ручье. На нем ничего не было, кроме прилипшей к телу рубахи. Колени содраны. Он не то пел, не то кричал какую-то странную песню про танцующих на лугу эльфов и водяного в венке из кувшинок, который сидит в ручье и играет на скрипке. Возможно, он сам представлял себя в виде сказочного водяного.
Эмили, наверное, никогда не забудет эту картину. Не в первый раз отец опозорился, не в первый раз им было стыдно за него, да и ничего страшного не произошло – бывало и похуже. Но почему-то именно этот случай врезался в память – наверное, навечно. Возможно, потому, что отец был фактически голый. Но, наверное, не поэтому. С ней была Молли. Молли… которая жила совсем в ином мире, и родители Эмили наверняка старались ее уберечь от более тесного знакомства с их стыдными семейными тайнами.
Они никогда больше не ездили праздновать Иванов день в Бергхагу.
А сегодня пила она. Вместе с Йосефин пошла на вечеринку к ее приятелю.
Пентхаус на Линнегатан, отремонтирован по высшему разряду.
– Он вывез старые деревянные двери из замка в Бордо! Самолетом! Отдал краснодеревщикам, те сделали такой обеденный стол – закачаешься. Столик для телевидения – спецдизайн, делали в «Свенскт Тенн». Орех и сусальное золото. Увидишь! Это что-то…
Двери на веранду настежь – чудесный, теплый вечер.
Интересно, насчет Йоссан… она в самом деле хочет секса с этим парнем? Одинокий, восходящая звезда в крупнейшем инвестиционном банке. Эмили даже работала с ним как-то – оформляли крупную транзакцию. Но его шарм на нее не действовал. Наоборот – раздражала привычка постоянно обнюхивать собственные руки. Но кто знает – может, именно поэтому Йоссан разглядела в нем родственную душу. Она тоже была помешана на лосьонах и кремах для рук.