Адвокат нервно поправил узел галстука.
– Это любопытно… Значит, вы напросились на встречу со Стигом Эрхардссоном и скрыли истинную причину?
– Это очень важно.
– Наверняка. Но я считаю, что на этом наша встреча закончена.
Адвокат встал. Перламутровые круглые запонки блеснули в лучах послеполуденного солнца.
Эмили не шевельнулась.
– Имя моего клиента – Беньямин Эмануэльссон. Сын Матса Эмануэльссона.
Стиг Эрхардссон прокашлялся и повернулся к адвокату.
– Прошу меня извинить. Но мне хотелось бы поговорить с нашей гостьей с глазу на глаз.
Эрхардссон был одет очень буднично – на удивление не похож на шефа огромного банка. Джинсы, расстегнутая сорочка. Даже без обязательного пиджака.
Физиономия непроницаемая.
– Как вы связаны с Матсом Эмануэльссоном? – спросила Эмили.
Эрхардссон понизил голос:
– А почему вы спрашиваете?
Эмили представления не имела, что за человек сидит перед ней.
– Это неважно, – сказала она уклончиво. – Единственное, что я хочу узнать, – знали ли вы Матса. И если знали, что именно.
– И почему я должен с вами это обсуждать?
– Потому что вы клали в банковскую ячейку коды для получения денег в вашей конторе. А к ячейке имеет доступ сын Матса, Беньямин.
Стиг наклонился над столом и сказал тихо:
– Но ведь Матс погиб…
– Я знаю… но был ли у вас какой-то контакт? Вы очень помогли бы его семье, если бы рассказали мне какие-то детали.
Стиг долго молчал – возможно, обдумывал слова Эмили. Она глянула на его руки – таких тщательно ухоженных ногтей нет даже у Йоссан.
– Да… я знал Матса. Мы работали вместе. Он мне очень нравился. А что случилось с Беньямином?
– Вы не читали про убийство в Вермдё?
– О боже… они подозревают Беньямина?
Эмили выложила на стол коды, найденные в ячейке, и голубой пакет для наличных, который ей вручили в обменнике.
– Да. Вот это я нашла в комнате Беньямина. И у меня есть вопрос: что все это значит?
Он долго смотрел в сторону. Под мышками расплылись темные пятна пота.
– Слушайте, что я вам скажу. Я скажу это только один раз, и будьте уверены: никогда и нигде не повторю. Даже в суде. Эти деньги предназначены для Беньямина и его сестры. Я пытался помочь семье Матса. Хотя бы деньгами. Им так нелегко пришлось…
– А Матс?
– Что вы имеете в виду?
– Что с ним происходило, пока он был еще жив?
Стиг опять замолчал. Пятна под мышками еще расползлись и стали величиной с тарелку.
– Я уже сказал – Матс был моим деловым партнером. А сейчас его нет в живых. Что тут комментировать?
Стокгольмский городской суд. Через полчаса назначено слушание дела о мере пресечения для Беньямина. Она хотела прийти заранее. Можно было, конечно, сделать все через интернет, но она решила прийти. Сама не могла определить зачем. Скорее всего, хотелось посмотреть судье в глаза.
Секретарю сказала: встреча в городе. А может быть, это и есть ее призвание – адвокат по уголовным делам? Вчера поступил еще один запрос на ее услуги. Никола, племянник Тедди.
И ей даже не показалось странным, что она согласилась. Хотя понимала: еще более глупая затея, чем ввязаться в дело Беньямина. Здесь, по крайней мере, что-то серьезное: подозрение в убийстве. А Никола – уж никак не дело премиум-класса, как выражались ее коллеги. Но она все больше и больше втягивалась в новую профессию. Тут речь идет о человеческих судьбах, а не о пачках испещренных цифрами бумаг. И не о мучительных раздумьях, какие именно параграфы договора надо набрать мелким шрифтом, чтобы они ускользнули от внимания читающего.
Эмили никак не могла примириться с поджогом гаража. И с шантажом Маклауда. Но при чем тут племянник Тедди? Наверное, именно поэтому она и согласилась – чтобы Тедди не думал, что она ему мстит. И племянника она как-то видела – симпатичный паренек. Дело пустяковое – в газетах о таком не напишут. Так что риском разоблачения в «Лейонс» можно пренебречь.
Она с трудом открыла тяжелую дубовую дверь суда.
Перед этим выстояла очередь у контроля безопасности. Как адвокат, она могла пройти без очереди, но не хотелось выслушивать злобные комментарии публики.
Впечатляет. Высокие каменные своды, мраморный пол, скульптуры. Залы госпожи Юстиции. Тут эта дама вершит правосудие больше ста лет.
Эмили прошла в зимний сад, обрамленный новыми остекленными конторами. Здесь же был буфет. Взяла чашку кофе и пошла к табло.
Она никогда не думала, что одновременно разбирают столько дел.
11.00: Прокуратура / Реза Али, попытка убийства. Зал 12
11.00: Прокуратура / Мария Кумминен, кражи и т. д. Зал 3.
11.00: Прокуратура / Абди Мухаммад, избиение. Зал 28.
11.00: Прокуратура / Йон Свенссон, изнасилование. Зал 27.
На этом табло Беньямина не было. Перешла к другому.
Тоже нет.
С третьей попытки:
Выбор меры пресечения, Беньямин Эмануэльссон.
Вспомнила слова Стига Эрхардссона: я поддерживал семью Матса материально. Может быть. Может, именно это помогало им держаться на плаву.
Вчера она опять была у доктора Гуннарссона.
– Я выписываю вам препарат последний раз, – сказал доктор. – После этого мы всерьез займемся вашим здоровьем.
– Да, да, конечно, – Эмили старалась сыграть примерную пациентку: широко распахнутые глаза, слабая улыбка, легкий кивок на каждое слово врача. И вдруг сообразила: она не отвяжется от стесолида. Просто не сможет. Привыкла. Наследство отца. Гены.
Положила таблетки в коробочку от драже «Лекерол». Проглотила одну, запила кофе. В коридоре, кроме нее, никого не было. Прокурор Рёлен, видимо, прошла в зал через другую дверь.
Кто-то положил ей руку на плечо. Она обернулась – среднего возраста мужчина в круглых очках. Поредевшие волосы. Бородка и жесткие складки у рта.
– Добрый день… вы – адвокат Янссон?
– Да… а кто вы?
– Старый друг Беньямина Эмануэльссона. Мне бы очень хотелось, чтобы вы передали ему эту записку, – он протянул ей запечатанный коричневый конверт.
Несколько секунд Эмили изучала собеседника. Почему он не назвал свое имя? И собирается передать Беньямину что-то, о чем она, его адвокат, не имеет ни малейшего представления. Это невозможно. Без разрешения прокурора она не имеет права сообщить подследственному даже телефонный номер.
– Не могу, – сказала она. – Содержание под стражей с ограничениями. Вы знаете, что это значит?
– Знаю… но, может быть, можно сделать исключение?
– Я могу передать ваше письмо, но сначала прокурор должен ознакомиться с его содержанием.
Он положил письмо в наплечную сумку.
– Нет – значит, нет. Так тому и быть.
38
Такси остановилось на площадке для разворота перед главным входом. Полно народу – одна из самых больших стокгольмских больниц. Хромые, увечные, с нездоровым цветом лица. Многим наверняка нечего здесь делать, они просто не знают, куда податься. Поперечный разрез Швеции. Экстракт. Но, оказывается, не совсем.
– У богатых свои больницы, – пояснил Шип. – Все определяет страховка, но я такими вещами не занимаюсь. А ты?
– Как ни странно, да. Через бюро, – Тедди показал на остановившуюся машину. – Вот и они.
Он-то думал, отвяжутся – после урока, который он дал Энтони Юингу. Мало того – не появлялся в своей квартире.
Ничего подобного. Уже на выходе из отеля он почувствовал: что-то не так. Кто-то чересчур внимательно к нему присматривается. Странное чувство. Откуда оно возникает, он не мог бы объяснить.
«Сведиш Премиум Секьюрити». Он уже понял их стиль. За ним следили разные люди, но всегда не больше одного.
Он позвонил Шипу. Они взяли такси.
За ними ехала машина, она то исчезала, то появлялась вновь. Как они, черт их подери, его нашли?
Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они узнали, что он встречался с Сарой. И не только – они вообще не должны знать, где она. Разумнее всего было бы уехать отсюда.
И все же он вылез из машины. В сопровождении Шипа. Типичный грузчик холодильников: покачивается при ходьбе, плечи сведены вперед.
– Мы же не будем нарываться без нужды?
– Нет. Но поверь мне, друг: сегодня мы будем нарываться по нужде.
Автоматический стеклянный турникет крутится без перерыва. Очередь к стойке информации. Странно: скамейки, стулья – вполне обычные, но почему-то ясно, что место им только в больнице, и нигде больше. Цветовые коды на стенах. Хирургическое отделение – следуй оранжевой линии, неврологическое – синей. Все цвета радуги. И разобраться в них не проще, чем в дорожных надписях на улицах Шанхая.
В коридоре пахло, как в кухне. Шип барабанил пальцами по брюкам и покачивал головой в такт одному ему ведомому ритму.
Тедди затылком чувствовал – они где-то позади, близко.
– Как ты? – спросил он. – Ты не обязан мне помогать.
Шип оторвал руки от брюк, сцепил и покрутил пальцами.
– Какого хрена? Я опять живу.
А Тедди думал про сволочную иронию жизни. Ему позвонил тот самый черный маклер.
– У меня на примете шикарная однушка в Тумбе.
– Цена?
– Верхний этаж, шикарный вид из окна. Квартплата три с половиной тысячи в месяц. Ты получишь ее за двести кусков.
Тедди – богатый человек. Первый лимон от Маклауда уже получен, скоро тот переведет и остальное. Его племянник должен иметь отдельное жилье, научиться жить самостоятельно – и надо же, опять попался. Дуралей.
Он открыл дверь в онкологическое отделение. Если в этой больнице и можно было найти место, более удаленное от отделения 57, то это как раз оно и было: онкология.
Шип остался в коридоре.
Сел на скамейку, расположился поудобнее.
– Скину эсэмэску в случае чего, – он ухмыльнулся. – Можешь называть меня Джейсон Борн[80].
Тедди вошел в отделение. Величественная аппаратура, вся на колесик