Она не ранена.
И услышала булькающий звук.
– Эй, там…
Шипение.
– Эй, там! – повторила она грозно.
Звук удаляющихся шагов. Она медленно пошла к машине, не выпуская пистолета.
Подняла фонарик и посветила.
Человек со шрамом лежал на земле и смотрел на звезды.
В первую секунду она не поняла. Лежит совершенно неподвижно.
А потом увидела: грудь. На груди быстро расплывалось темное пятно.
По-прежнему слышны шаги.
Человек со шрамом мертв. Кто-то успел раньше нее. И его.
И этот кто-то торопливо уходил в ночь.
Часть VАвгуст
72
Смочила ватный тампон в ацетоне. Простейшая процедура: ноготь за ногтем. Очистить. Освободить. Обезжирить. Почти невыносимое ощущение грязных ногтей.
И никуда не торопиться. Полно времени.
Когда невидимые грязь и жир были смыты, достала пилочку. Мягкие, осторожные движения. И только в одном направлении! Грубейшая ошибка – водить пилочкой туда-сюда.
Потом обработать специальным бруском. Называется буфер, объяснила Йоссан. Медленно и тщательно.
Сама она вовсе не была экспертом в этой области. Но терпеливо полировала ногти, пока они не стали гладкими и блестящими. Полюбовалась и подумала: а стоит ли покрывать лаком? И так красиво.
Ну, нет.
Достала из шкафчика в ванной два пузырька.
Сначала бесцветный.
Ногти надо загрунтовать, улыбнулась Йоссан.
Теперь собственно лак. Она выбрала стандартный, ярко-красный. Никаких экстравагантностей. Сегодня тем более. Ей предстоит не особо веселая процедура.
Первый слой. Потом второй. Растопырив пальцы, поставила пузырьки на место, посмотрела и удивилась: какая разница с тем, что было! Небо и земля.
И не надо платить шестьсот спенн профессиональной маникюрше.
Сегодня начинается суд по делу об убийстве. Юриспруденция не знает преступления серьезнее, чем убийство. Ее вторая крупная роль в судебном спектакле.
Надо было отказаться. Магнус Хассел именно этого от нее и ожидал. И вся адвокатура. И столько произошло за эти дни!
Долгая сюрреалистическая ночь в «Хоге». На следующий день – не менее долгий допрос.
Следователи требовали детали. Она рассказала все, что могла. Как они вычислили машину, на которой увезли Тедди. Как выманили хозяина и проследили его маршрут с помощью GPS-передатчика. Как свалили с Николой электроограждение, как перелезли через стену, взорвали дверь. Рассказала про события в коридоре, умолчав только про Николин пистолет, – как полицейский со шрамом взял Лиллан и Сесилию в заложники. Как он выронил оружие, но успел схватить его и ранил Николу. Как она гналась за ним по тюремным переходам – и как неизвестный выстрелил в человека со шрамом, когда тот уже был готов покончить с ней.
– А почему они задержали Тедди? – вопрос, на который у нее не было ответа.
– Понятия не имею.
– А Сесилию Эмануэльссон? А Лиллан?
– Мы не знали, что они тоже там.
– Но вы же частный адвокат сына Сесилии? Брата Лиллан? Как это связано?
– С уверенностью сказать не могу. Возможно, пытались повлиять на исход суда. Шантажировать Беньямина… что-то в этом роде.
Они договорились – не называть истинную причину. Тот, второй, которого Луке выманил своим гудением, бесследно исчез. И они представления не имели, что он может предпринять, если они начнут рассказывать о тайной сети педофилов, охотящейся за компрометирующими файлами.
Прежде всего потому, что они не знали, кто он, этот второй. Может быть, тоже полицейский, как и Меченый.
– А у меня, в свою очередь, есть вопрос к вам, – сказала Эмили. – Кто тот человек, которого застрелили на моих глазах?
Следователь начал листать свои записи.
– К сожалению, на настоящем этапе следствия мы не имеем права разглашать эти сведения.
Конечно, она могла найти какое-то обстоятельство, не позволяющее ей взять на себя защиту Беньямина. Отказаться.
Ну, нет.
Она – это она. Надо оставаться самой собой, вспомнила Эмили слова Йоссан. И именно это и входило в ее намерения: оставаться самой собой.
Простая и убедительная формула.
Хорошо подготовилась. Прочитала раз двадцать материалы следствия – в хронологическом, потом в антихронологическом порядке – сзади наперед. Написала свои замечания – сначала вопросительные знаки, потом грубые формулировки, потом отшлифованные, потом окончательно отшлифованные.
Отдельная тема – опрос свидетелей.
И улики. На улики можно смотреть по-разному. Стакан молока – это стакан молока, но ни один человек по внешнему виду не скажет, скисло оно или нет.
Она же сама была на месте преступления и собиралась использовать результаты своих наблюдений. И, разумеется, криминологически безупречные выводы Янне.
Семь утра.
Уже жарко, но ее столик, да и вся веранда уличного кафе прячется в величественной тени стокгольмской ратуши. Двойной эспрессо. Она положила сахар, и он так и лежал горкой на густой золотистой пенке.
Кремá. Итальянцы так и называют эту пенку: кремá.
Свидетельство качества кофе: кремá густая, и сахар не тонет.
Есть совершенно не хотелось. Так и вышла из дома натощак.
Но кофе – обязательно.
В половине девятого вошла в здание суда. Подошла к дежурному – эта процедура была ей уже знакома.
Через десять минут уже была в Шахте – так называли камеры в подвале суда, где подсудимые дожидались вызова.
Смотрела на Беньямина и вспоминала, как увидела его впервые.
Волосы отросли, небритость превратилась в бородку. И самое главное – глаза открыты.
Они уже виделись накануне и вместе прошли через все процессуальные ловушки. Жанетт Никореску сообщила: юноша почти полностью восстановился. Что значит «почти»? «Почти» значит вот что: долго он выдержать не сможет, у него и сейчас бывают эпизоды дезориентации. Особенно в состоянии стресса. Но если соблюдать определенную осторожность, с судебным разбирательством вполне может справиться.
Эмили попыталась рассказать ему, что произошло в заброшенной тюрьме «Хога». И, насколько возможно, объяснить.
Как и было назначено, заседание суда началось ровно в девять часов.
Зал предоставили шикарный. Намного больше, чем тот, в котором слушали дело Николы. Старинные, даже антикварные дубовые панели, тяжелая и по виду тоже антикварная мебель. Члены суда и секретарь за решетчатой перегородкой. Уже на месте. А председатель – не кто-нибудь, а старший советник Сверкер Йернблад. Как-никак, дело об убийстве. Черный костюм, белая сорочка, темный галстук – даже выбор одежды свидетельствовал о серьезности предстоящей процедуры.
Члены суда с образцово-мрачными физиономиями – наверное, хотят подчеркнуть серьезность предстоящего. Секретарь – совсем молодая девушка. Скорее всего, выбрала юридическую линию сразу после гимназии, а окончила – и сразу попала сюда, в самый именитый суд Стокгольма. Только мечтать о такой карьере.
Эмили заняла свое место – направо от перегородки. Удобный конторский вращающийся стул с регулируемой спинкой.
Стул Беньямина попроще. По бокам – два надзирателя. На руках похоронно позвякивают наручники.
И обвинитель. Районный прокурор Анника Рёлен в строгом темном костюме. Когда обсуждали меру пресечения для Беньямина, она была одета довольно небрежно.
Но не сегодня.
Рёлен отодвинула в сторону ворох бумаг на своем столике. Эмили сделала то же самое. На секунду мелькнула мысль: а не подумает ли Анника, что я ее передразниваю?
И покосилась на публику. Тедди, Сесилия, Лиллан. К стулу, где сидит Тедди, прислонен костыль. Еще пятеро чуть позади. Двое мужчин и три женщины. Журналисты? Или просто любопытные, любители судебных разбирательств? Кто их знает – одна из женщин держит на коленях блокнот и что-то неторопливо записывает. Но, судя по официальной одежде, вряд ли журналистка.
Судья представил стороны. Пока он говорил, открылась задняя дверь и в зал, осторожно ступая, чтобы не мешать, вошел мужчина. Костюм. Яркий, но, судя по объемному шелку, очень дорогой галстук. Волосы зачесаны назад.
Сердце у Эмили провалилось в желудок.
Магнус Хассел.
Анника Рёлен зачитала обвинение. Суд рассчитан на три дня. Сегодняшнее утреннее заседание – материалы и улики, представленные обвинением. После ланча – допрос Беньямина.
Секретарь прилежно щелкала по клавишам ноутбука. Члены комиссии внимательно слушали. Куда более внимательно, чем на Николином суде.
Анника закончила и обратилась к Эмили.
– Ваше мнение?
Эмили прокашлялась. Пригнулась к микрофону, чуть не коснувшись губами. Все равно получилось тихо и, как ей показалось, обреченно.
– Беньямин Эмануэльссон отрицает свою вину.
73
Зал номер пять стокгольмского суда. Тедди видел много судебных залов, но такой роскошный – впервые. Панели, темные балки на потолке – высота метров пять, не меньше. Балки образуют сеть квадратов, симметричный рисунок, как нельзя более подходящий назначению зала.
Царство четырехугольников. Из расплывчатых фактов постепенно вырисовывается геометрически идеальная квадратная истина.
Судья и члены суда, Беньямин и Эмили, обвинитель – далеко впереди, настолько велик зал. Если бы не микрофоны и не громкоговорители, никто из зрителей ничего бы и не услышал.
Через пять мест от него сидит Магнус Хассел. Тедди попытался сообразить, хорошо или плохо присутствие Магнуса для Эмили, – и не сообразил. Может быть, она рассказала ему про свои левые обязательства, и он решил ее поддержать.
Секретарь встала, потянула за шнурок, потом за другой – коротко прошуршав, развернулись два экрана. Один справа, другой слева.
Обвинитель начала представлять доказательства и улики. Время от времени на экране возникали фотографии и сделанные в «Пауэрпойнте» схемы и диаграммы.
Двор дома в Вермдё. Вырезанное стекло. Грязь на полу. Тело убитого. Лицо размозжено до не