, район Осло. Отель с подходящим именем The Thief. «Вор».
Она все же собралась ответить, но не успела – подошел поезд.
Автоматический голос в репродукторе пробарабанил, судя по всему, названия станций. Тедди не понял ни слова: норвежский язык, да еще в сочетании с заложенными после самолета ушами – это чересчур.
Сели в первый вагон – не хотелось шагать по перрону, тем более они не знали, куда идти на станции назначения. То ли к переднему выходу, то ли к заднему. А бывают выходы и в середине перрона.
Эмили сидела, будто аршин проглотила. Неестественно приподнятые плечи, напряженная шея. Пальцы непроизвольно выстукивают загадочный ритм по сиденью.
Поезд тронулся.
– Пытаюсь заниматься адвокатурой. Но то и дело приходится закапываться в какое-то дерьмо. Вот как я себя чувствую, – дала Эмили запоздалый ответ.
– Понимаю.
– Почему в мире так много сволочей?
– Ты же сама выбрала эту роль: адвокат по уголовным делам.
– Да… ты прав. Наверное, не стоит связываться с людьми, которые не могут и не хотят измениться. Хорошо бы иметь дело с теми, кого я понимаю.
Если судить по архитектуре, поезд, несомненно, приближался к центральному вокзалу. Сверхсовременные дома, высокие, узкие, щедро и несимметрично остекленные. В одном из домов окна были сделаны так, что все вместе напоминали осколки разбитого зеркала. Месседж ясен: в Норвегии дела идут превосходно. Во всяком случае, шли – к моменту строительства этого дома.
Они вышли на перрон большого вокзала. Норвежцы явно испытывают слабость к букве «с» – салат-бар, суши бар, Starbucks, Seven-eleven. Картину портил отдел полиции, но Тедди тут же мысленно его переименовал: «Снютник». Все на «с».
Эмили показала на гигантское футуристическое здание, к которому вел пешеходный мост.
– Опера.
Здание похоже на гигантский автомобиль Формулы-1, больше чем наполовину погрузившийся в воду. Сходство увеличивали похожие на крылья широкие наклонные пандусы по сторонам. Там гуляла публика.
Чувхольмен – группа новых жилых домов на мысу в самом центре Осло.
– Дороже жилья в Норвегии нет, – сказал водитель с сильным акцентом.
Действительно – современно, красиво и дорого. Металл, деревянные панели, огромные балконы с видом на море. На материалах не экономили. И на архитекторах тоже – ничего общего с функциональным массовым стилем семидесятых. На парковках каждая вторая машина – «тесла». В канале: многомиллионные солидные катера «Аксопар» вперемежку со спортивными «Анитек». Наверное, круглый год на воде.
Эмили подошла к администратору в лобби, тот попросил подождать. Они присели за столик дымчатого стекла с яркими журналами.
Тедди обратил внимание, что Эмили пристально изучает картину за стойкой. Художник, очевидно, положил на холст паспарту с круглым вырезом и, сурово отказывая себе в любом сдерживающем творческий экстаз замысле, набросал на круглое пространство как можно больше краски. Даже не набросал, а набрызгал.
– Дэмьен Хёрст, – сказала Эмили негромко.
– Что?
– Картина за стойкой. Думаю, не дешевая. Один из самых известных современных художников.
– Откуда ты знаешь? Ты что, увлеклась живописью в последнее время?
– Нет… у Магнуса Хасселя были картины Хёрста. Ты же помнишь… там, в «Лейоне».
Матс Эмануельссон… Как он сейчас? Есть ли у него возможность повидаться с детьми? Он, Тедди, отсидел восемь лет за похищение Матса, но и Матс живет в своего рода тюрьме. Семь лет. Семь лет в подполье. Сначала по собственной воле, потом с помощью полиции. И сколько это может продолжаться?
Администратор положил телефонную трубку и постучал ручкой по столу.
– Вам надо спуститься в подземный гараж, – сказал он.
Матс изменился. Может быть, пластическая хирургия. Нос, возможно… что-то вокруг глаз. Самое главное – сбрил бороду, отрастил волосы и пополнел, особенно заметно по намечающемуся двойному подбородку.
Тедди и Эмили сели на заднее сиденье «пассата», Матс – между ними.
Они не виделись полтора года.
Странно: Тедди показалось, что Матс выглядит моложе, чем тогда, больше десяти лет назад. Возможно, его старила борода, но скорее всего просто поправился, морщины исчезли, кожа стала розовой и гладкой. Или все-таки пластическая хирургия. А может быть, макияж? Такая у него теперь жизнь: каждый день стараться не быть похожим на самого себя.
Они обнялись.
– Как я рад вас видеть, – весело сказал Матс. Он не переставал улыбаться.
Едва они спустились в гараж, водитель проверил, нет ли у них оружия, и сел за руль.
– Разве нельзя было поговорить в отеле, где вы живете? – спросила Эмили. – Там, по-моему, очень уютно.
Матс вытаращил на нее глаза и засмеялся.
– У шведского государства денег на такие расходы не предусмотрено. Если бы у меня не было кое-каких сбережений, думаю, даже встретиться здесь не удалось бы… К тому же жизнь в отеле – как ванильное мороженое. Поверьте, у меня есть опыт. Лизнул пару раз – замечательно, еще раз – неплохо, но очень быстро надоедает. К тому же… – Матс внезапно посерьезнел. – К тому же, по оценке моих патронов, отель не безопасен.
Эмили и Тедди так и не поняли, почему, но согласно закивали.
– Раз так, значит так, – сказала Эмили. – В отеле или не в отеле, мы очень рады, что вы согласились с нами встретиться. Огромное спасибо. А вообще как дела?
– Как обычно, – Матс опять улыбнулся, но в улыбке легко угадывалась горечь. – Я живу так уже много лет. Хотя… когда я прятался сам, было легче, потому что те были уверены, что я погиб. А теперь они знают, что я жив. Вот такая жизнь… если это можно назвать жизнью.
– А как Беньямин? – поинтересовалась Эмили в надежде, что вопрос не покажется Матсу бестактным: все-таки Беньямин ее бывший подзащитный.
– Учится за рубежом. Дизайн и графика. Можно сказать, хорошо. С учетом обстоятельств.
– Вы встречаетесь?
– Конечно… я живу в той же стране, что и он. И Лиллан иногда, когда приезжает. Ей уже восемнадцать, собирается поселиться к нам поближе… все зависит, как воспримет ее отъезд мать, моя бывшая… Лиллан очень боится ее огорчать. Но… это все разговоры. Я жду, когда кто-то начнет задавать вопросы.
– А разве полиция вас не допрашивала? – удивилась Эмили.
– Разумеется, допрашивала. Комиссар угрозыска Нина Лей. Но они, кажется, так ни к чему и не пришли.
Вопросы… слышал ли когда-нибудь Матс о девушке по имени Катя? Что он знал о Педере Хульте – человеке, пригласившем когда-то Матса в загородную усадьбу, где Матс наткнулся на садо-педофильские фильмы? Кто, помимо хозяина, был в усадьбе?
Матс говорил очень медленно. Назвал имена: все тот же Педер Хульт, Фредрик О. Юханссон, Гуннар Свенссон, еще несколько имен.
– Вы должны понять, – сказал он. – Я много лет старался вытеснить из памяти эти воспоминания, так что остались только фрагменты. Осколки зеркала, которое я попытался разбить.
Но что-то все же осталось.
– Адам Тагрин, – сказал Тедди. – Вам знакомо это имя?
– Тагрин?
Тедди полез в сумку за фотографией.
Звонкий хруст разбитого стекла.
Эмили вскрикнула. «Пассат» начал забирать налево.
Голова шофера бессильно повисла, на стекле – кровь.
Тедди перегнулся через сиденье, левой рукой вцепился в руль, а правой, взявшись за пояс, нечеловеческим усилием перетащил безжизненное тело на пассажирское сиденье.
Теперь надо дотянуться до педали газа – «пассат» вот-вот остановится, и тогда у них нет ни малейшего шанса.
«Гольф». Черный «гольф» с опущенным передним стеклом в пяти метрах.
Неуклюже перебравшись на водительское кресло, он дотянулся до педалей.
– Пригнись, Тедди!
Голос Эмили не узнать: хриплый визг, перешедший в автоматную очередь. Этот-то звук он узнал легко: мини-УЗИ. На девяносто процентов.
И куда дальше?
Им нечем защищаться, он, Тедди, безоружен. Только постараться удрать.
Надавил на газ и свернул на первую же улицу – как оказалось, с односторонним движением.
Гнал против движения – «гольф» следовал за ними. Истерические гудки, отвратительный короткий скрежет – кому-то снес зеркало, а может, зацепил крыло. С трудом разошелся с травяного цвета автобусом. Направо блеснуло море.
Круто, с визгом повернул и надавил газ до пола. У «пассата», к счастью, оказался мощный, приемистый двигатель: Эмили вскрикнула, Тедди прижало к сиденью.
«Гольф» не отставал.
Свернуть некуда. Тедди гнал вслепую – он совершенно не знал Осло. Улица, как туннель, – свернуть некуда, «гольф» на хвосте.
Кто-то позвонил в полицию – где-то позади истошно завыла сирена.
В зеркале: в окне «гольфа» рука с автоматом.
Повернул налево. На знак пешеходной зоны.
Только не паниковать. Может, обойдется.
Впереди мгновенно, как в сказке, вырос футуристский силуэт Оперы на искусственном острове.
Вылетел на пешеходный мост – к счастью, достаточно широкий для большого «пассата». Как какой-нибудь псих из «Форсажа».
Почти за пределами поля зрения: люди шарахаются в стороны, садятся на перила, поджимают ноги.
Тедди машинально нажал сигнал. Машина с воем выскочила на широченный пандус. Посмотрел в зеркало и чуть не взвыл: «гольф» уже на середине моста.
Тедди прибавил газа. «Пассат» мчал вверх по наклонной плоскости пандуса. Такое ощущение, что они летят к небу.
– Тедди, что ты делаешь! – отчаянный вопль Эмили показался ему шепотом.
Странно, что вообще услышал.
Дальше некуда.
Он вывернул руль, дернул ручник, тут же отпустил и нажал на газ.
Машина развернулась на пятачке. Пригодился юношеский опыт угонщика.
На следующий пандус. На крышу остекленного фойе, рубку полузатонувшего гоночного автомобиля.
Трамплин в небо.
«Гольф». Верная гибель. Тедди закрыл глаза и заставил себе не тормозить.
Газ. Отчаянный вопль Эмили. Его собственный звериный рев.
Машина перелетела через край крыши. Описала плавную дугу и приземлилась на наклонную плоскость между двумя пандусами-крыльями. Если бы она не была наклонной, они бы разбились вдребезги. Эффект лыжного трамплина.