А сейчас даже замок срезать не пришлось – открыто настежь.
Не меньше пятидесяти метров. Двести восемнадцать ступенек, Никола даже задохнулся. Круглая, покрытая рубероидом крыша, а под ними – девять тысяч кубометров воды. Отсюда вода идет в Шерхольмен, Сетру, Ворберг и еще какие-то районы вдоль красной линии метро.
По периметру крыши понатыканы какие-то замысловатые металлические прутья – не то антенны, не то измерительное оборудование.
Никола не решался подойти к краю – сразу начинала кружиться голова, а Белло вообще старался держаться посередине.
И что же друг решил ему показать?
Никола обернулся. Белло стоял в метре от него с пистолетом в руке.
– Белло, что с тобой? – он постарался говорить спокойно, но услышал удары пульса в ушах. Будто рота солдат марширует в голове. – Опусти пушку.
– Не опущу, пока не расскажешь, чем занимаешься.
Белло слегка мотнул дулом «зиг-зауера» – ближе не подходить.
– Белло, кончай. Спятил, что ли?
– Рассказывай.
– Нечего рассказывать.
– С кем ты встречался в карьере?
– Ничего важного.
– Сучий потрох! Я не идиот, Нико… не успел отъехать, как мне навстречу проехал Симон Мюррей.
Ветер здесь, на крыше, пронзительный. Никола замерз окончательно.
– Белло, ты не понимаешь…
– Заткнись! Тут нечего понимать. Я всажу тебе пулю в лоб, или, если хочешь, прыгай.
Золотое правило – не шевелиться.
– Белло, опусти пушку.
– Сначала говори, о чем секретничаешь со снютами.
За спиной, в полутора метрах, – обрыв. Никола представил эту пропасть и, даже не оборачиваясь, почувствовал, как сильно кружится голова.
– Да, – сказал он как можно тверже. – Я встречался с Мюрреем. Но не для того, чтобы стучать. Клянусь могилой бабушки. Я не сказал ему ничего, что могло бы нам навредить
– Хоть хером клянись! Тайная встреча со снютом…
Дыхание участилось, надо говорить спокойно.
Проскочила первая молния.
Никола поморщился.
– Я встретился с ним, чтобы узнать, что у них нового по Шамону.
– А то без свиней не разберемся.
– Нет. Мы застряли. И он рассказал…
– Что?
Никола достал из кармана мобильник. Он записал разговор с Мюрреем – хотел потом прослушать и проанализировать: слова, интонации… похоже, эта запись спасла ему жизнь.
Когда он остановил запись, Белло опустил пистолет.
– Черт знает что, Белло. Мы не за теми охотились. Шамон и Юсуф все время пользовались этим аппом. Кончилось тем, что мы пришили невинного человека. Юсуф не продавал Шамона, Белло.
39
Эмили считала себя рациональной и обдумывающей свои поступки личностью. Положительная ли это черта? Наверное, да. Положительная. Она тщательно оценивала достоинства и недостатки, анализировала последствия, умела посмотреть на себя со стороны, старалась понимать и контролировать мотивы своих действий.
Но, может быть, этим замечательным качествам есть и другое название? Занудство? Неуверенность? Ей трудно на что-то решиться, она оттягивает решение, вместо того чтобы сделать шаг и идти дальше. Верен шаг или неверен – покажет время. Нельзя же тянуть до бесконечности, дожидаться, пока не уплывут все шансы на что-то повлиять.
Иногда ей казалось, что именно эти черты, рациональность и основательность, черты, которые принято считать преимуществом, и есть ее главный недостаток.
Она была в гинекологическом отделении Южного госпиталя. То же самое: вечная нерешительность. Идет восемнадцатая неделя. Последний шанс сделать аборт. Потом нужны будут так называемые «веские причины». К примеру, девочка-подросток, не сообразившая вовремя, что беременна. Или серьезная патология плода.
У Эмили никаких таких «веских причин» и в помине не было.
Итак: сейчас или никогда.
Пока еще можно.
Она ДОЛЖНА принять решение.
Накануне они с Йоссан проговорили полночи. Эмили открыла ей свою тайну: я беременна. Йосефин, которая только что подправила ботексом губы, Йосефин, постоянная посетительница вновь открытого бутика «Шанель» – эта самая Йосефин была единственным человеком в мире, с кем ей было легко и приятно разговаривать. И она же была первой, кому Эмили решилась открыть свою тайну. Ни Аннели, ни Маркус, ни старые подруги по Йончёпингу, ни родители – никто ничего не знал.
– Самое позднее – завтра.
Перед ней стоял бокал «сансер».
– Можешь понюхать, – сказала Йосефин, – тоже хорошо. Но выпить, ясное дело, лучше. А что говорит отец?
– Если бы я знала, – соврала Эмили.
Только что отремонтированная кухня Йосефин сверкала чистотой и ультрасовременной техникой.
– Помнишь, пару лет назад я встречалась с парнем из «Линдхаг Орре»?
– Тот, с галстуком «Гермес»?
– Забавно, что ты помнишь галстук. Мне он и понравился из-за галстуков.
– Лиловый, с маленькими подковками. К его зеленым глазам – конец света, – улыбнулась Эмили.
– Вот-вот! А я не рассказывала, что залетела от этого конца света?
Йосефин сделала глоток вина и прикрыла глаза. То ли наслаждалась вкусом, то ли вспоминала.
На улице медленно темнело. Норр Меларстранд, сумерки в конце мая: темно-синее небо, трепещущие в воде отражения уже зажженных уличных фонарей, силуэты машин. Звезды такие яркие, что свет их пробивается даже сквозь багровое городское зарево.
Эмили тоже взяла бокал и покрутила, глядя, как переливается зеленовато-золотистая маслянистая жидкость. Может, все-таки выпить глоток? Какая разница, если завтра аборт?
– Не рассказывала, – прервала она затянувшуюся паузу. – И что дальше?
– Я хотела сохранить ребенка. А он не хотел. Обсуждали, обсуждали… а у меня в то время, как назло, завал с работой. Помнишь, когда EQT распродавал фонды? Даже спала в конторе. И не одна. Угадай, кто?
– Магнус Хассель?
– Андерс Хенрикссон. Мы чистили зубы бок о бок в туалете на девятом этаже.
– Йоссан… кончай стёб. Что с беременностью?
– Прервала.
Эмили сжала бокал и тут же отпустила: побоялась раздавить.
– Знаю, что буду реветь, – тихо сказала она. – А может, и раскаиваться. Но я не могу рожать этого ребенка.
– Что я тебе могу сказать? Что бы ты ни решила, я тебя поддержу, – Йоссан неожиданно прыснула. – Помнишь, как я заставила тебя купить приличную сумку?
В этом дурацком сравнении было что-то успокаивающее. Если Йосефин что-то-решила, остановить невозможно. Если она будет ее поддерживать так же упрямо и терпеливо, как подводила к покупке сумки, можно пережить. Самое страшное – одиночество.
Акушерка провела ее в отдельную комнату
Поставила на тумбочку пластмассовый подносик. На подносике – одинокая таблетка. Мифегин. Препарат для прерывания беременности. Йосефин села рядом – ради такого торжественного дня надела тайтсы, хайтек сникерсы и тонкий кашемировый свитерок.
Рядом с подносиком – одноразовый стаканчик с водой.
– Положите таблетку на язык и сделайте большой глоток, чтобы проглотить сразу, – проинструктировала ее акушерка.
Как будто есть другой способ принимать таблетки.
После того как таблетка выпита, надо час-полтора ждать. Под наблюдением.
Ничего. Справимся.
Она села на стул, о чем-то говорила с Йоссан и все время косилась на таблетку. Белая, маленькая, кругленькая.
И такие последствия…
Попыталась найти Адама Тагрина. Эмили внимательно, насколько получалось, следила за процессом его сына Оливера. Встречалась с Янне – может быть, можно что-то узнать о человеке, который накануне гибели приходил угрожать Кате. Янне явился на встречу в рыбацком жилете и рабочих брюках с тысячью карманов. А в жилете карманов, наверное, еще больше. Выглядит, как псих. Впрочем, как всегда. Янне в одежде ценит только одно: удобство. В карманах у него помещается прилично оснащенная криминологическая лаборатория.
– Можем, конечно, проверить камеры наблюдения на ближайшей станции метро… что это будет… Эрнсберг или Аксельберг? Тут есть три «но». Во-первых, запись почти наверняка уже стерли – их долго не держат. Во-вторых, вовсе не обязательно, что он приехал на метро. А в-третьих – нам никогда не разрешат доступ к этим материалам.
– Я могу попробовать.
– Можем поискать отпечатки пальцев или ДНК, но… сама посуди: сколько времени прошло? Лестничную площадку убирали, наверное, раз десять.
– Наверное…
Янне пробежал пальцами по карманам жилета, будто играл на аккордеоне.
– А больше я и не знаю ничего.
– Я поняла.
Проверила Халленбру Стургорден. Усадьбой владеет компания, зарегистрированная на Мальте. Проверила компанию: Paradise Nordic Estates Ltd. Заказала материалы в Министерстве финансов Мальты – те, словно на смех, не назвали даже имен членов правления. Единственное, что привлекло ее внимание, – компания принадлежит к зарегистрированному на Кипре холдингу Nordic Light Investment Croup Ltd.
Она распечатала полученную от мальтийских рыцарей тонкую стопку документов, взяла маркер и погрузилась в чтение. Не сразу, но бросилось в глаза: не на всех, но на многих документах в сноске стояли крошечные цифры и буковки: 324SAL. Эмили и раньше видела такие символы, когда работала в «Лейоне». Код готовившей документ адвокатуры. Такими кодами пользуются многие юридические конторы, чтобы знать, к чему этот документ относится и что это за версия. Сейчас их употребляют реже – разработаны специальные программы, но несколько лет назад коды применяли поголовно.
Она долго копалась в Google. Поговорила с Йоссан и другими бывшими сотрудниками по «Лейону», обзвонила крупные американские и английские бюро – притворялась, что по-прежнему работает в деловой юриспруденции.
Наконец, поклевка: британский адвокат, с кем она когда-то, еще работая в «Лейоне», имела дело, сразу опознал код.
– Это же контора в Панаме – «Суарес Августин Ландман». SAL.
Эмили нашла их сайт. Совершенно очевидно, чем они занимаются. «Моссак Фонсека