– И еще вот что, дорогой… – Линда вздохнула. – Почему-то все идет не так, как мы планировали.
– О чем ты?
– Ты отказываешься продолжать у Георга Самюеля, и диплом от «Конвукса» тоже не получен.
– Мама, о чем ты? Убили моего лучшего друга…
– Знаю, родной, знаю и понимаю, как тебе тяжело. Но, Нико, подумай, для тебя же лучше… ты должен прекратить заниматься тем, чем ты занимаешься…
Никола не выдержал и нажал кнопку отбоя.
– Мать? – спросил Белло.
– Yes.
– Какие-то проблемы?
– Yes.
– Она в тебе разочаровалась?
– Yes.
– Они все… так и ходят разочарованные.
– Yes. Я знаю.
– Думает, ты сошел с рельс?
– Yes.
– И что собирается предпринять?
– Ровным счетом ничего. Это она сошла с рельс.
– Ну-ну…
– Слушай, давай доедем до воды. Мне надо выбросить одну штуковину.
– Получил от Исака мобильник?
– Откуда знаешь?
– Он постоянно меняет трубки. Меня уже несколько раз просил: отнеси, говорит, на телефонное кладбище. То есть он так не говорит, это я придумал. Озеро у Сальтскугена. Там уже не знаю сколько трубок лежит. Скоро щуки начнут звонить. И даже еще хитрее: просит поносить его телефон несколько дней, а только потом выбрасывать. То есть мачты ловят мои телодвижения, а думают, что его. И если что съезжает с катушек, он только зенки таращит: да вы что? Я был там-то и там-то. Те заказывают, смотрят распечатки – и правда: его телефон побывал там-то и там-то. Страхует свое алиби.
Исак. Наверное, никого умнее Исака Никола не встречал за всю жизнь.
– Можешь показать мне это кладбище?
43
Эмили так и сидела на больничной койке, поглядывая на мобильник на тумбочке. Она, сколько ни прислушивалась к своей внутренней жизни, ничего не чувствовала. Зато психическое напряжение зашкаливало.
– Как вы? – то и дело спрашивала акушерка.
– Пока ничего.
– В таком случае, думаю, через полчасика вы можете поехать домой. Вам вызвать больничный транспорт?
– Не надо. Спасибо, все нормально.
– Я обязана проинформировать вас, кто ваш куратор, как его найти… и все такое. Вы получите памятку перед тем, как нас покинуть.
Акушерка вышла и прикрыла за собой дверь. Йоссан налила стакан воды, протянула Эмили и посмотрела на нее с плохо скрытым состраданием.
Эмили покачала головой.
– Заказать такси?
Эмили опять покачала головой. А может, и не прекращала: все время сидела и качала головой, как китайский болванчик.
– Дело сделано. Ты достигла точки невозврата. В каком-то смысле, думаю, это хорошо.
Эмили открыла было рот, но тут зажужжал ее мобильник. Она не хотела отвечать – показалось, что вряд ли здесь самое удачное место для телефонных разговоров. Неизвестный номер, но очень знакомый. Еще бы не знакомый – и секунды не потребовалось, чтобы вспомнить.
Полицейское управление.
– Добрый день, меня зовут Элисбет Карлберг, я из уголовной полиции.
– Слушаю.
– Мы задержали подозреваемого, и он потребовал, чтобы мы обратились к вам.
– Вот оно что… тогда я попрошу вас обратиться к моему заместителю, в ближайшее время я не смогу взять на себя адвокатскую миссию.
– Он так и думал. То есть, простите… подозреваемый предполагал, что вы ответите именно так, и все же настоял, чтобы я вам позвонила.
– Как его зовут?
– Найдан Максумич. По кличке Тедди, – по телефону, конечно, не видно, но Эмили показалось, что Элисбет Карлберг на другом конце презрительно усмехнулась.
Она с трудом преодолела желание нажать кнопку отбоя и уговорить себя, что ей приснился этот разговор. Наверное, не смогла скрыть волнение, потому что Йоссан уставилась на нее с приподнятой бровью.
– Подожди минуточку… – Эмили отчаянно глянула на нее и подняла сжатую в кулак руку.
Сначала надо понять. Они взяли Тедди… что это значит? А вот что: с большой долей вероятности его осудят за убийство. Эмили знала, что он никакого убийства не совершал, но доказать это, по-видимому, невозможно. И его засадят на такой срок, что он там сгниет заживо.
Все его шансы на нормальную жизнь, тем более жизнь с кем-то еще, равны нулю.
Вдруг ей показалось… вернее, она осознала, что в таком случае и ее жизнь теряет смысл. Все, к чему она стремилась, чего хотела достичь, теряет смысл. Как проколотый воздушный шарик – зашипел в ужасе, и вот уже валяется на полу мятой резиновой тряпочкой.
Этого допустить нельзя. С этой минуты все, что она делает, каждый ее выбор, каждое решение приобретают невероятное, если не сказать судьбоносное, значение. Судьбоносное для двух человеческих жизней.
Нет, не для двух.
Для трех.
Надо немедленно с ним встретиться. И главное – надо кое-что ему сказать.
– Я согласна. Материалы пришлите на мой электронный адрес.
Йосефин резко встала, и Эмили показалось, что она хочет закрыть собой выход.
– Что случилось, Эмили? – она положила руку ей на плечо, и неприятное, почти клаустрофобическое чувство исчезло.
Эмили разжала ладонь. Там лежала абортивная таблетка. Она ее почти сразу выплюнула.
– Я передумала. Решила сохранить ребенка. А теперь мне надо работать.
В такси на зеркале заднего вида болталась латунная пластинка с текстом по-арабски.
– Что здесь написано? – спросила Эмили. – Как-то связано с вероисповедованием?
Водитель напомнил ей Наза из сериала «Однажды ночью».
– Да… можно сказать, с вероисповедованием. По-арабски это называется шабада. Один из пяти столпов Корана. «Нет Бога, кроме Аллаха, а Магомет – пророк его». Очень помогает в жизни.
– А если человек не мусульманин? Если он вообще не верит в Бога?
Таксист повертел головой, чтобы увидеть ее в зеркале, – не смеется ли она над ним?
– Не знаю, – сказал он без улыбки.
В следственный изолятор добрались быстро. Комната для посетителей холодная, бетон и пластик. Застоявшийся запах пота.
Тедди выглядит очень странно. Даже не потому, что один глаз завязан, а на скуле синяк. Пока еще не зацвел, но готовится к цветению.
– Живот пока на месте, – не столько сказал, сколько констатировал он, окинув ее взглядом.
– Да, но сейчас не время об этом разговаривать.
– Насколько я понимаю, восемнадцатая неделя. Что это значит? Это значит, малыш уже пятнадцати сантиметров ростом.
Эмили села.
– Тедди… ты знаешь, я не могу быть твоим адвокатом. Есть правила. Я ношу твоего ребенка, возникает конфликт интересов.
– Наверняка возникает. Но ты все же пришла. И не как посетитель, а как адвокат. Посетителей не пускают, – Тедди сделал попытку улыбнуться. – Или мне показалось? Нет, не показалось. Пришла. Должно быть, потому, что я стал очень привлекательным. Помолодел. Подсел на рестилайн.
– Рассказывай подробности, – сурово и раздельно произнесла Эмили, но не смогла удержаться от улыбки – Тедди и в самом деле выглядел забавно.
Он еще раз подробно, стараясь не упускать детали, рассказал, что произошло в Халленбру Стургорден. Она уже слышала этот рассказ, но теперь видела все в другом свете, запоминала детали. На всякий случай включила запись на телефоне.
В мозгу заработал адвокатский моторчик.
– Есть же свидетель, – напомнила она, когда он закончил. – Твой приятель Деян. Он же все видел.
Тедди нетерпеливо повернулся на стуле.
– Да… но ты не знаешь Деяна. Кто ему поверит? Мультиуголовник, если так можно сказать. Полиция знает его как облупленного. Едва ли не самая заметная фигура в криминальном Стокгольме.
– Если я правильно поняла, он направил машину на… – она решила пока избегать слова «полицейский». – На стрелявшего? На того, кто убил Фредрика О. Юханссона?
– Да… и скорее всего, спас мне жизнь.
Они говорили долго. Не только об эпизоде с убийством, но обо всем, что было связано с Матсом Эмануельссоном и Катей.
Она все время ежилась. Почему здесь так холодно, когда на улице теплынь?
Через четыре дня стандартная процедура – выбор меры пресечения. К тому времени, возможно, что-то прояснится.
– Сразу поговори с Луке. Пока полиция не обнаружила флешку с трояном.
– Если это и в самом деле был полицейский, операция должна быть зарегистрирована в D-2 или в какой-то другой базе.
– И я так думаю.
Они помолчали.
– Тебе не удалось узнать – кто приходил к Кате вечером накануне убийства? – спросила Эмили.
– А ты не помнишь, что мы делали после убийства в Вермдё?
– Что?
– Обходили соседей. Стучали во все двери. Может, кто-то видел что-то. Или слышал.
Эмили спала мало и к тому же очень беспокойно. В последние месяцы она почти забыла, что такое нормальный сон. Забыла, что можно проспать всю ночь и открыть глаза только утром.
Бессонница зависела не только от растущего живота.
Привычная к самоанализу, Эмили быстро поняла: дело не в том, что она не может спать. Дело в том, что она не хочет спать. Не хочет тратить время на сон. Она усилием воли, может быть, и неосознанным, заставляла мозг, как лошадь в цирке, бегать по кругу и искать все новые и новые детали. С другой стороны – что это за оксюморон: неосознанное усилие воли? Конечно же осознанное.
А может, все дело в том, что она спала на диване у Йосефин. Диван не то чтобы неудобный, диван удобный, но, конечно, диван. И само сознание, что в соседней комнате подруга спит на роскошной, дорогой, как чугунный мост, кровати… нет, конечно, дело не в этом. Здесь самоанализ дал сбой. Она не завистлива.
Вот она, главная причина: отцу ее ребенка грозит пожизненное заключение.
И совершенно непонятно, с какого конца взяться. За какую нитку тянуть.
Она проснулась в пять утра, оделась и вышла на улицу.
Почему-то в это время, ранним утром, ее оставляло чувство постоянной опасности. Все еще спят. Эмили вспомнила, как в университете шутил один парень с русскими корнями: «Враг не дремлет». Она вслух повторила эту фразу по-ру