И только сейчас Эмили сообразила, почему…
– Нина, – негромко сказала она. – Пора с этим заканчивать…
Нина Лей, наконец, подняла визир – уже не было смысла скрываться.
– Ну нет, – лицо ее в обрамлении шлема казалось совершенно плоским, с нарисованными глазами, носом и губами. – Заканчивать пора вам. Вы сделали все что могли. Теперь моя очередь.
Внезапно Никола, ускоряя шаг, двинулся к Нине Лей. Эмили не поняла, что он собирается предпринять, но что бы ни собирался – не стоит к ней приближаться. Она явно не в себе. Ненормальная.
А разве все, что здесь происходит, – нормально?
Мышцы живота по-прежнему сведены судорогой.
– Я не знаю, кто ты такой, – сказала Нина и направила на Николу пистолет. – Но еще один шаг, и…
Ей не следовало этого делать. Андерс Хенрикссон молниеносно развернулся и выбил оружие из ее рук.
Пистолет стукнулся о бетонный пол и отлетел в сторону. Она бросилась за ним – но Хенрикссон уже бежал к выезду.
– Держите его! – крикнул Тедди.
Нина тоже крикнула что-то – неразборчивый рык. Побежали все – Тедди, Нина. Даже Эмили попыталась их догнать, согнулась в три погибели и бежала, преодолевая боль.
Вслед им что-то отчаянно кричали Никола и Белло.
На улице полыхало послеполуденное солнце. К вечеру становилось все жарче и жарче.
Странно, но на улице Нине удалось настичь Хенрикссона. Она бросилась на него сзади, как львица на антилопу.
– На колени, – скомандовала она и направила ему в лицо пистолет. Успела все-таки поднять.
Андерс встал на колени и замер.
Треугольник смерти: Тедди с Эмили в одном углу, Никола и Белло в другом, Нина и совладелец «Лейона» – в третьем.
Никакого движения. Стоп-кадр. Немая сцена. За открытыми воротами – полутемное чрево гаража и вэн со все еще работающим мотором.
Нина направила оружие в глаз адвоката.
– Здесь нельзя стрелять! – отчаянно крикнул Никола, но спятившая снютка, похоже, его не слышала.
У Эмили ни с того ни с сего возникла перед глазами картинка. Должно быть, трех-четырехлетней давности: они с Йосефин идут в ресторан – поесть ланч. И путь им преграждает толпа народу на Биргер Ярлсгатан. Она так и не поняла, что это была за демонстрация, – помнила только, как бесконечная толпа, как огромная пятнистая змея, ползла в сторону Норрмальмской площади. «Почему они такие злые?» Йоссан покрепче ухватила очередную дорогущую сумочку и сказала: «Потому что верят в иной, справедливый мир. Что-то им не нравится, и они считают, что это что-то надо менять. А демонстрация – сравнительно цивилизованный путь добиться, чтобы тебя услышали».
Эмили, не сводя глаз с Нины, сделала шаг вперед.
– Нина, опусти оружие.
Нина даже не повернулась. Вообще не шевельнулась. Никто не шевелился, кроме Хенрикссона, которого била крупная дрожь. Действительно – стоп-кадр, а за границами кадра происходит самое важное. Жизнь и смерть.
– Нина… у тебя нет никакого права делать то, что ты собираешься сделать. Какие бы преступления он ни совершал. Он получит свое, но не так. Есть же цивилизованные методы…
Она внутренне поморщилась – настолько нелепым показалось ей слово. Какая тут, к черту, цивилизация…
Но странно – на Нину ее слова подействовали. Она отвела пистолет от лица Хенрикссона, не сводя глаз со стоящего на коленях адвоката.
Судорога в животе внезапно прошла.
Неужели…
Нина словно опомнилась. Неужели передумала?
– Ну, нет, – резко сказала она. – Это за Аманду.
Она вновь направила пистолет на Хенрикссона.
Неужели выстрелит?
– Нина, не смей!
И в эту секунду на Нину Лей бросился незаметно, шажок за шажком, подкравшийся Никола.
Грохнули подряд три выстрела.
И Эмили отбросило на несколько метров – она пролетела их, как бумажная марионетка.
Взрыв… она никогда в свое жизни не слышала звук такой мощи. Мостовая закачалась, как при землетрясении.
Перед глазами – серый зернистый асфальт. Она схватилась за живот – и именно в эту секунду отчаянно задрыгался ребенок, словно хотел сказать: «Вы что, с ума посходили? Что вы там вытворяете?»
Попыталась разглядеть что-то в облаке пыли.
Тело Нины Лей на асфальте. Шлем на ней, но она лежит в такой нелепой, противоестественной позе, что понятно сразу: мертва. Живой человек так лежать не может.
Из гаража клубами валит дым. Взрыв? Теракт? Она ничего не понимала.
Нет, одно она поняла. Фасад адвокатского бюро «Лейон» покрылся трещинами, похожими на кракелюры на старинных картинах. Трещины расширялись, сливались – и через несколько секунд шестиэтажный дом начал оседать. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, рассыпая клубы пыли, осколки стекла, кирпичи и комки цемента, как бенгальский огонь рассыпает искры.
Адвокатура «Лейон» закончила свое земное существование.
Эпилог
Эмили.
На случай, если меня остановят.
Земной шар крутится вокруг своей оси. Эта мысль всегда волновала меня. Подумайте сами: мы все время в движении, каждый час, каждую секунду нашей жизни. Мы на шаре. В детстве я никак не могла уразуметь: как же нас не сбрасывает с поверхности этого шара? Или хотя бы почувствовать ветерок в лицо…
Когда я стала старше, мне показалась интересной мысль: люди видят одно и то же, но перспектива все время меняется: мы же в движении! И в один прекрасный день мы можем увидеть что-то, чего не видит никто. Или, возможно, видят все, но под совершенно другим углом.
Эмили, я пишу эти строки и очень тороплюсь. Не знаю, что произойдет в ближайшие часы. Возможно, меня не будет в живых. Возможно, меня арестуют. Возможно, погибнет еще кто-то. Но вы должно знать одно: все, что я делаю, я делаю ради Аманды.
Вся ее короткая жизнь прошла у меня на глазах. Четыре года назад меня назначили комиссаром уголовной полиции. Хочу, чтобы вы знали: с самого раннего детства у меня не было никаких сомнений в призвании. Я знала, что буду полицейским. Буду по мере сил сохранять в мире порядок и справедливость.
А теперь я не уверена. Вероятно, я уже не настоящий полицейский. Я увидела то, о чем не имела ни малейшего представления. И решила действовать сама – потому что, возможно, в мире очень мало тех, кому выпала горькая судьба увидеть мир именно под таким углом, под каким увидела его я.
Эти часы, возможно, дни – начало конца. Начало конца кошмара, который начался для Аманды намного раньше, чем я это поняла.
Я только что поняла, что вы с вашим мужем подвели меня к последнему элементу паззла. Вы нашли целый чемодан с материалами из Халленбру Стургордена – из этого земного ада.
Помните, я показывала вам видео во время допроса Кати? Мне показалось, что вы… не знаю, может быть, вы заметили сходство Аманды со мной? Мы всегда были очень похожи.
В том, что может произойти, вашей вины нет – ни вашей, ни Тедди Максумича. Наоборот: я очень вам благодарна. Вы помогли мне найти Фредрика О. Юханссона. Я знаю, что они пытались убить Тедди, заминировали дверь его квартиры – но вместо него пострадал его племянник. Я даже знаю, кто заказал эту бомбу. Его уже нет в живых. Тедди обвинили в убийстве, и я не встала на его защиту – за это я на коленях прошу у вас прощения. Поверьте, это была временная мера. Я добилась бы, чтобы все обвинения с него были сняты, – но мне надо было выиграть время.
Сейчас остался один человек, которого я должна уничтожить. Мысленно я называла его «консультант», но не знала имени. А у вас с Тедди, как я и предполагала, хватило ума и настойчивости выйти на его след.
Я сижу в одиночестве в самый разгар праздника, когда весело всем – и взрослым, и детям. Сижу в своем кабинете и пишу эти строки. Уже заказала мотоцикл. Уже позвонила телефонному оператору и знаю, что мерзавец находится где-то поблизости от адвокатского бюро «Лейон». Скорее всего, это так и есть. Но даже если нет, я найду его. Андерс Хенрикссон. «Консультант». Он помогал им уже много лет. С самого начала. С тех пор, как похитили Матса Эмануельссона. Может, он и не замешан в преступлениях в такой степени, как Фредрик О. Юханссон и остальные, но вина его не меньше. Он им помогал. Он вычислял риски и давал советы, как их устранить. Вплоть до убийств.
Аманду я увидела на одном из видео, которые передал в полицию Матс Эмануельссон. Она никогда и ничего мне не рассказывала, я не знала, через какой ад пришлось пройти ей, Кате и другим девочкам. Ее насиловали четыре подонка одновременно, они мочились ей в лицо, засовывали во влагалище и в анус бутылки и хохотали, глядя, как она корчится и кричит от страха и боли. Я никогда не смою эти картины из памяти. Катаракта. Страшная, кровавая пленка, которая мешает видеть мир и принимать его таким, какой он есть.
Для Аманды выхода не было. Я знаю, что перед тем, как покончить с собой, она пыталась жить. Она не хотела умирать. Она хотела все забыть, начать новую жизнь – и не смогла. Слишком глубоки были раны.
И я, ее мать, не могла ее спасти.
Когда мне поручили это расследование, я начала изучать переданные Матсом фильмы. Я никому не говорила, что среди этих несчастных девочек есть и моя дочь, – какой смысл? Многие удивлялись, почему расследование так затянулось, ставили под вопрос мою компетентность. На самом деле расследование продвинулась намного дальше, чем они думали. Но не так, как они ожидали. Я взяла все в свои руки. Я должна была исключить все риски. Я не могла доверить все жалкому шведскому суду, который станет притворяться, что такого юридического понятия, как мораль, не существует.
Вы меня поймете, Эмили. В вас зарождается новая жизнь. Как будущая мать, вы меня поймете. Каждый день, каждую ночь, каждый час и каждую минуту я думаю о моей дочери. И чем больше я стараюсь преодолеть этот кошмар, тем навязчивей он становится. Она была не одна, моя Аманда. Я идентифицировала двадцать пять девочек из тридцати. И я нашла почти всех садистов.