ПОСЛЕДНИЙ НАТЮРМОРТ
Последний жуткий натюрморт
Я буду несомненно сам,
Когда зайдет в надежный порт
Корабль, вернувшись к небесам.
В убогой келье плоский гроб.
Дветри грошовые свечи.
На теле весь мой гардероб.
Нет венчика и нет парчи.
В руках застывших черный крест
Иль четки ржавые мои.
Одна, кому не надоест
Читать последние стихи.
Она закроет мне глаза,
Уставшие глядеть на мир,
И жгучая ее слеза
Покатится в седой аир
Моих волос да на жнивье
Давно не бритой бороды.
Всё отдала она свое,
Страдания на ней следы.
Трагедии последний акт
Едваедва лишь дозвучал.
Симфонии последний такт
Звучит меж голубых зеркал
В окно глядящих облаков.
Из глаз ее течет жемчуг...
Приди в трагический альков,
Я жду тебя, мой милый друг!
БЕЗ ЛАСТОЧЕК
Ласточки, ласточки,
Деточки синие!
Где вы девалися?
Что не вернулися?
Распяли Боженьку,
Пасху мы празднуем.
Солнышко красное
Облака черные
Все победило уж.
Веточки голые
Все в изумрудах уж,
Пчелки мохнатые
Всюду жужжат уже,
Тополи старые
Все уж в сережечках.
Ящерки быстрые
В лучиках греются,
Мышки летучие
Даже крылят уже
В золоте сумерек.
Ласточки, ласточки,
Стрелочки синие,
Где вы девалися,
Что не вернулися?
Горюшко горькое,
Видно, случилося:
В море лазоревом
Буря поднялася,
Ветрище злющее,
Штормы косматые,
Хлябь ураганная.
Стая усталая
Смерчем спиралевым
В море настигнута,
Смята, закручена:
Крылья изломаны,
Шейки сворочены,
Ножки мохнатые
Вырваны с злобою.
Нет флорентиночек,
Нету соседушек
Наших под крышею.
Нет оживляющих
Небо лазурное,
Небо червонное
Позднего вечера,
Нет ликования
Уж аллилуйного!
Горюшко горькое,
Сестры крылатые
Плавают по морю,
Перушки жалкие!
ВЕСНА В МОЗГУ
Еще вчера свистали, словно плети,
В мозгу моем платанов голых ветви,
И я заламывал сухие руки
И корчился беспомощно от муки.
Сегодня, в воскресенья вешнем чуде,
Во мне, смеясь, искрятся изумруды,
Под костяным клубятся снова сводом
Гирлянды тучек резвым хороводом,
Пушистые везде висят сережки
И птичек хрупкие мелькают ножки.
Как хорошо меж изумрудных веток,
Среди поющих и скребущих деток,
Резвящихся в ожившем снова парке.
Есть настроение моста достроить арки,
И возводить в лазури снова своды
Уступчатой фарфоровой пагоды,
И вверх расти из каждой леторасли,
Как будто бы слова еще не гасли,
Как будто бы возможны дифирамбы,
Гекзаметры, пеаны, хореямбы.
Да, я такой же, как всегда, ребенок,
Хоть и седой, и стих мой так же звонок,
Как на заре моей ненужной жизни,
Хоть и согбен я на иллюзий тризне.
Качайтесь, веточки, в мозгу усталом,
Я рад и изумрудам, и опалам,
Я солнечный опять, я бирюзовый,
Всё тот же и всё так же вечно новый.
УПОРСТВО
Пой, соловей,
Среди ветвей
Цветущих роз,
Метаморфоз
Не ожидай.
Не долог май
Твоей любви,
Не долог Бог
В твоей крови.
Как этот стог
Гниющих трав
Среди мурав,
Так жизнь людей.
Всё тлен и смех.
Пой, только пой,
Как голубой
Поет у скал
Морской кимвал.
Без цели пой:
В словах покой.
Хотя б шипы
Вонзались в грудь,
Изпод сапы
Цветущим будь,
Изпод лопат
Гробовщиков
Шли аромат
Во тьму веков,
Шли к облакам
Свой фимиам.
АКВАМАРИНЫ
Сверху синие,
Снизу сизые,
Тучи тянутся
Над обрывами,
Мхом покрытыми.
В щелях сосенки
Все корявые,
В щелях ласточки
Белогрудые
Лепят гнездышки.
Волны синие
С белым кружевом
В бездне плещутся,
Брызжут пеною:
Волны синие,
В глубь манящие,
В глубь бездонную.
На скорлупочке,
На ореховой,
Мы качаемся,
Эхо слушаем
Гротов сумрачных,
Эхо гулкое,
Стародавнее...
Сладко, страшно нам!
Нету нас уже:
Растворились мы
В пене брызжущей,
В крыльях чаечек,
В туче радужной,
В небе тающей.
Ничего уж нам
Здесь не надобно,
Кроме воздуха
Вот соленого,
Кроме лучиков
Солнца красного,
Кроме Вечности,
Синей матери,
Кроме Хаоса
Изначального.
ПЕРЕД ГРОЗОЙ
Сизые тучи по серому небу
Тянутся смутно на юг,
Скучно как будто лучистому Фебу
Выглянуть в щелочку вдруг.
Черные кисти вдали кипарисов
Как вереница крестов
В темного кладбища белых кулисах.
Запах увядших цветов.
Тихо всё, тихо, как будто бы буре
Вздумалось снова напасть.
Скучно, скучнее всё в старческой шкуре
Смерти заглядывать в пасть.
Слишком устали от ужасов очи,
Слишком бесцветны слова,
Выдержать нет уж агонию мочи,
Жизнь как ночная сова.
Сердце на ржавой лежит наковальне,
Молот занесен судьбы.
Всё как в подземной уже усыпальне,
Всюду пустые гробы.
Грянул бы гром, опустился бы молот,
Жизнь всё равно ни к чему.
Тайны загадочной ларчик расколот:
Свет озаряет лишь тьму.
ФРЕСКА
Небо – бледная
Лента синяя,
Небо – платьице
Крошки девочки,
В парке скачущей.
А по ленте той
Стрелы мечутся
Темносиние,
Дальнонильские,
С щебетанием,
С жаркой радостью.
Я гляжу на них
Из окошечка,
И с души моей,
Льдинки полюсной,
Капли капают.
Скоро вся она
В травку свежую
Пораскаплется,
В цветик синенький
Переформится.
Сестры ласточки,
Как люблю я вас:
Вы да облачки
Белоснежные
Жизнь бесцельную,
Жизнь тюремную,
Облегчили мне.
Как вы реете,
Вензелите как,
Пируэтите!
Кто подвижнее,
Кто ритмичнее?
Разве слово вот
Наше русское,
Беззаконное
И безвластное,
Богу сродное
В час творения.
Сестры ласточки,
Стрелы синие,
Вы разбойницы,
Пожиральщицы
Мошек, пляшущих
Пляску Эроса,
Но вы странницы,
Вы отшельницы
Неба синего,
И люблю я вас,
И пою я вам
Гимны сумерек
Духа вечного.
Прилетите же
К кресту честному,
Окружите же,
Щебечите же,
Как архангелы
Фресок выцветших,
Фресок Джоттовых
В древней Падуе,
Фресок облачных
В небе Божием.
ОФОРТ
Под каштанами,
Канделябрами
Малахитными,
На скамеечке
Свежекрашенной
Я с подруженькой,
Небом посланной
Мне в изгнание,
С Божьим Ангелом
Самым радужным,
Коротаю дни
Эти вешние.
Пахнет гроздию
Упоительной
Уж акации,
Пахнет розами
Темнокрасными.
Осыпаются
Тихо венчики
В рябь фонтанную,
Осыпаются
Нам на головы
Поседевшие.
Пташки звонкие
Заливаются
Трелью радостной,
И глаза мои
Ищут глаз твоих,
Ангелспутник мой
Через ад земной,
С моря на море,
С горы на гору,
Из тюрьмы в тюрьму
С ношей крестною.
Я люблю тебя
Много лет уже,
Я любить тебя
Буду до смерти.
Недалек уже
Путь завещанный:
Пахнет соснами
Свежесбитыми,
Пахнет гвоздиком,
Кровью смоченным,
Слышен звук уже
Гдето молота.
Будешь там и ты
У подножия
Креста честного,
Будут ласточки
Над крестом кружить
С ликованием.
И по лестнице
Сойду облачной
Я к тебе, мой друг,
И взойдем вдвоем
Мы по лестнице
Снежной Якова
К Отцу Хаосу,
К синей Вечности,
Нашей матери,
Навсегда уже.
ПОЛДЕНЬ НА КЛАДБИЩЕ
Ты слышишь ли изпод земли,
Как пролетают журавли?
Ты слышишь ли, что в темный склеп
Стучится раненый вальдшнеп?
Ты слышишь ли, что рой шмелей
Чрез щель забрался в мавзолей,
Что хороводы мотыльков
Порхают меж пустых гробов?
Нет, ты не слышишь ничего,
В тебе потухло божество:
Ты, как бесцельный человек,
Окончил свой напрасный век.
Я слышу всё, но я устал.
Словесный лишь меня металл
Поддерживает, но пружин
Не чувствует уж арлекин
В своей игрушке заводной:
Он не кружится как шальной.
Возьми же, Муза, ржавый ключ
И заведи его для туч,
Для замка снежного вверху
В лебяжьем на плечах пуху,
Для пляски между облаков.
Иль заведи его в альков,
Чтоб поцелуем отогреть,
Чтоб мог он снова Славу петь,
Хоть не достоин Славы тот,
Кто создал жизни эшафот.
КОНЦЕРТ
В зеленых франтоватых фраках
Платаны спят у ручейка
И при незримых ветра знаках
Покачиваются слегка.
Какая сказочная прелесть
В зыбленьи радостных ветвей,
Как очаровывает шелест
Зеленых в синеве камей!
Зеленый ропот волн и леса –
Стихий свободных голоса,
Весны мистическая месса,
Взносящая на небеса.
Атласные недаром тучи
Почти касаются ветвей,
Чтобы наслушаться созвучий
Под сводами лесных церквей.
Как соловей, я сам в концерте
Мечтательный подчас солист,
Когда не думаю о смерти,
Когда от всякой скверны чист.
ОСТРОВ МЕРТВЫХ
Черный остров пиний темных
Гдето за стеной,
Анфилада зал огромных...
Тишина. Покой.
Эхо слышится под сводом
Строгих мертвых зал.
Рок дворянским этим родам
Жить здесь наказал.
На тяжелых кринолинах
Кончился весь ряд
Дам прекрасных на картинах.
Мертвые глядят
С порицанием из рамок
На пигмеев рой,
Что, шумя, явился в замок
Праздничной порой.
Меж классических пейзажей
И ночных аллей
Куплей занят и продажей
Селянинплебей.
Я один, как волхв восточный,
Еду за звездой!
Я король ведь лоскуточный
С дивною мечтой.
Черный остров пиний темных
Гдето за стеной
Привлекает нас, бездомных
Рыцарей, порой.
Даже в залах этих гулких
Мертвые глаза
Стоят по жаре прогулки,
Стоят, чтоб слеза
Пролилась и для Гекубы
В каменном гробу:
Страшного суда уж трубы
Слышатся вверху.
КРАСНЫЙ МОСТ
Наставив из ладоней шоры
На чутко внемлющие уши,
Я слушаю, как в речке хором
Поют влюбленные квакуши.
Речушка – жалкий наш Mugnone,
Известный на весь мир, однако,
Прославленный в Декамероне
В новелле с хитрым Буфальмако.
На красном мостике стою я,
В зеленую гляжу водицу,
Где тенора поют, ликуя,
Чтоб хоть одну признать сестрицу.
Вот, вот они: глазачервонцы
Изпод зеленых видны фраков,
Последними лучами солнца
Освещены они меж маков,
Пылающих как капли крови,
Пролитой кемто на откосе.
И я, исполненный любови,
Гляжу в них, будто бы в Хаосе
Нет глаз загадочнолучистей,
И кажется, моя в них юность
Видна полней, чем в звезд монисте:
Моей души в них многострунность.
Степь черноморскую я вижу
На дне квакуши глаз холодных,
Всё, что люблю и ненавижу,
Портреты в платьях старомодных.
И это сонное adagio
Мне грустью наполняет сердце,
И слов загадочная пряжа,
Как восхитительное scherzo,
Звучит из сумерек кровавых,
И превращаюсь я в квартины,
И превращаюсь я в октавы,
И рай встает из вязкой тины.
ЛУНА И КИПАРИС
На холме одинокий кипарис
Стоит, как строгий теневой абрис.
Под кипарисом позабытый склеп,
Для яселек Спасителя вертеп.
Когда над деревом взошла луна,
Казалась мне кометою она
С алмазовым рассыпчатым хвостом,
Как та, что в Вифлееме над Христом
Остановилась, приведя волхвов
В сообщество убогих пастухов.
И радостных исполнен я тревог,
Как будто сызнова рождался Бог,
А я Креститель дикий Иоанн,
Готовящий пути чрез океан...
Ах, неужели снова Божий Сын
Среди людских появится пустынь?
Нет, это невозможно, раз слова
Бесплодны все, как сорная трава.
Но, к счастью, то лишь бледная луна,
И никакая Мать уж не должна
Рождать Мессию для слепых людей,
И никаких нет стоящих идей.
И сам я – глас вопьющий средь пустынь,
И невозможен нынче Божий Сын:
Нет ни комет, ни путеводных звезд,
Весь мир – один кровавый лишь погост.
АТОМ БОЖИЙ
Я ветер, хлопающий ставней,
Я пузырек волны морской,
Катящйся кудато плавно,
Но я отравлен весь тоской.
Я капля, что стучит в окошко
Прохладным пальчиком своим,
Извилистая я дорожка,
Ведущая зачемто в Рим.
Действительность, старуха злая,
Зачем тебе алмаз морской,
Что, горы волн опережая,
На скалы катится с тоской?
Я радужный лишь шарик пены,
Отравленный давно, как ты,
Хоть и взлетающий на стены,
Влюбленный в синие мечты.
Из тучи я алмаз, упавший
На пыльное тюрьмы стекло,
Не любопытный, не алкавший
Искоренять земное зло.
Кто хочет отразиться в капле
Миниатюрной, подожди,
Пока на страшном клюве цапли
Не буду я иль на груди
Пречистыя с мечами в сердце,
Как горькая из глаз слеза,
Пока в передзакатном scherzo
Не заблещу, как бирюза.
Я всё, что есть, хоть жалкий атом
Я Божий только на земле,
И я исчезну в непочатом
На изумрудовом крыле.
КРЕСТ У МОРЯ
Всплеск синих волн. Алмазы пены.
Как смоль чернеющие стены.
Над пропастью чугунный крест.
Бушующий простор окрест.
А под крестом в скале могила,
Где спит угаснувшая сила:
В ячейке каменной поэт,
Потухший мирозданья свет.
Проснется ль он еще? Кто знает,
Но кажется, что он внимает
Симфонии мятежных волн,
Небытия блаженства полн.
О чем он пел? О чем мечтал?
У соловья, у черных скал
Спроси о том, спроси у волн,
Спроси у облаков: мир полн
Еще его святым пеаном,
Его душа над океаном
Еще кружится, словно стриж.
Спроси загадочный Париж,
Спроси Флоренцию, Неаполь,
Там много ароматных капель
Его души меж облаков,
Словесных много жемчугов.
Спроси меня: двойник усталый
Его я, выползший на скалы,
Чтобы соленым жемчугом
Упиться, словно это ром.
Вдали загадочные шкуны
Таинственные пишут руны,
И растворяюсь я окрест,
Схватившись за чугунный крест.
НЕСУЩИЕ
Не закрывай окошка летом,
Когда ты беспокойно спишь!
Есть в воздухе волшебном этом
Не только реющая мышь,
Не только звуковые волны,
Связующие темный мир:
Духовной он стихии полон,
Как инфузориями аир.
Потоки душ клубятся всюду,
Как облаком клубится пыль.
Так поклонись смиренно чуду,
Как на поле седой ковыль.
Подумай лишь о своих мертвых
И углубленно захоти,
Ответят всюду натюрморты
На самом торенном пути.
Они в волнах, в колосьях, в тучах,
Они в зыбящемся песке,
Они, как Млечный Путь могучий,
К твоей спускаются щеке.
Их много больше, чем живущих,
И мир принадлежит лишь им:
Он – царство душ уже не сущих,
Хоть мы их изредка лишь зрим.
Лишь умирая, мы в стихию
Вливаемся бессмертных сил
Для вечности евхаристии,
За рубежом своих могил.
Не закрывайте же окошка,
Чтоб мог явиться визитер
По голубой небес дорожке,
Хоть это, может быть, и вздор.
Нет, это явственнее яви!
Вот ручка чьято седины
Твоей коснулась, Боже правый,
Вот очи грустные видны...
Вот чейто ротик ледянистый
Касается твоей щеки...
Вот чейто профиль виден чистый...
И ты исходишь от тоски...
ЗАКРЫТЫЕ СТАВНИ
Закрыты ставни. Свет потушен.
Кромешная в светелке тьма.
Контакт с реальностью нарушен,
И жизнь совсем уж не тюрьма.
Не страшно. Рядом спящий Ангел
Спокойно дышит, как дитя,
Да и не в том же ль самом ранге
Я сам на склоне бытия?
Мне ничего уже не надо,
Ни облаков, ни томных звезд:
Я опьяненная менада,
Я серый, сумеречный дрозд.
Я навидался солнца, моря,
Они теперь в моей груди,
И, никого уж не позоря,
Я сплю, как вечность. Не буди!
В руке держу я руку спящей,
И дышащую мерно грудь
К груди своей, мечты творящей,
Я прижимаю как хоругвь.
Нет у меня священней формы,
Нет связи лучшей с божеством:
Отсюда отлетают кормы
Для жизни в сердце мировом.
Лишь захочу, и полог ночи,
И хаос превратятся в день:
Она откроет снова очи,
И вышмыгнет ночная тень.
ГЛАС БОЖИЙ
Та тень, что ползает с кошевкой,
Что там торгуется с торговкой
Или газетные афиши
Пугливее читает мыши,
То жалкий мой двойник телесный
В горячечной рубашке тесной,
То безобразный автомат,
То мой состарившийся брат.
Но в сущности совсем не эта
Карикатура – дух поэта,
Совсем не эта хризалида
Такого нищенского вида.
Душа поэта – облак светлый,
Блестящий в небе след кометный,
Душа поэта – цветик синий
Из нежных филигранных линий,
Душа поэта – ритм вселенной,
Прибоя голос неизменный,
Мелодия небесных сфер,
В аду горящий Люцифер,
Журчанье ручейка в осоке,
Слеза в Мадонны скорбном оке,
Бесцельное теченье лет.
Ничтожнее всего поэт,
Но только он умеет с Богом
Беседовать в краю убогом,
Но только он не знает страх,
Когда его хоронят прах:
Он знает, что опять воскреснет,
Как Феникс на земле чудесный,
Он знает, что его мечта –
Божественная красота.
УДОД
Ах, зачем мы не удоды
С желтым, солнечным чубом?
Не дрожали б от свободы
Мы в Сибири под кнутом.
Лето красное мы б жили
В русской сказочной степи,
Гнезда б на березах вили
Птенчикам своим в кепи.
Враг один у нас – метелиц
Был бы снежный хоровод,
Но от этаких безделиц
Пестрокрылый бы удод
Улетел чрез желтый Каспий
На священный плавный Ганг,
Где шипит в осоках аспид,
Где ревет орангутанг,
Где цветет блаженный лотос
В шелестящих камышах,
Где дивнее Геродота
Летописи пишет Шах.
Там мы проводили б зиму,
Солнечным блестя чубом,
И не нарушал бы схиму
Нашу озлобленным лбом
Одержимый там мятежник.
Но потом опять весной
Повлекло б в сухой валежник
На болото, в край родной,
На покинутые гнезда,
К морю Черному в степи,
Где как будто ярче звезды,
Где вольготней на цепи,
Где Христос опять повешен.
Как разбойник меж других,
Где поэт один безгрешен,
Создающий странный стих.