ЗВЕЗДНАЯ ЖУТЬ
Мильярды светолет, мильярды звезд,
И на пылинке звездной я, букашка,
Ползу через космический погост
И песнь пою меж терния, как пташка.
Зачем они, как светлячки в пространстве,
Всё кружатся в неизмеримой бездне?
Зачем я сам на звездное убранство
Гляжу с восторгом, атом бесполезный?
Зачем проходят в муках поколенья
Ничтожных и кровавых муравьев,
Как облаков клубящиеся тени,
И страждет на навозной куче Иов?
И смысл какой в мучительных вопросах,
Когда заведомо ответа нет?
И ни к чему мой страннический посох
И излученный гениями свет.
Вселенная видна и из окошка,
Громадность, безнадежность, рока гнет,
И никакая звездная дорожка
Мятежный дух к Отцу не приведет...
Как пусто всё, как холодно, как жутко,
Как безразличны муравьи друг другу.
Чудовищная эта бездна шутка,
Где место лишь смертельному испугу.
Но как нам жить? Лишь стоя на коленях
Перед лицом возлюбленной своей,
Лишь отражая душу в песнопеньях
И в глубину глядя ее очей.
Бог есть Любовь для наших душ смятенных,
Она преображает весь испуг, –
Вся истина в слияньи уст блаженных,
Магический она в безбрежном круг.
РЕКА ВРЕМЕН
Две низи уходящих фонарей,
Как жемчуга в полуночном тумане.
Река меж ними, разъяренный змей,
Бушует, словно волны в океане.
И мы глядим со страхом с парапета,
Как мечется рассвирепевший зверь,
Искрящийся от призрачного света,
Бурлящий хоровод ночных химер.
Так необузданно проходит время,
Несметный ряд мучительных веков,
И чувствуешь тяжелое их бремя,
И не сорвать заржавленных оков.
Борьба с пространством для души возможна,
Но с временем напрасный это труд:
Оно проходит властно, непреложно,
И мы всегда одной ногой лишь тут.
Не выходи на деревянный мост,
Не простирай навстречу змею руки:
Чешуйчатый, манящий там погост
И новое хождение по мукам.
Смотри, стальная скатерть чрез плотину
Несет овец, деревья, вздутый труп,
Несет иллюзии твои как тину,
С уступа безвозвратно на уступ.
Всё перемолотое поколенье
Твое – в чешуях гада жуткий блик,
Оно живет в зловещем отраженьи,
И грохот волн покрыл ужасный крик.
Прижмемся же тесней друг к другу,
Сольемся побелевшими устами,
Не поддадимся времени испугу,
И будем жить бесплотными мечтами.
Вне времени теперь мы и пространства,
Хоть волны нас почти смели в Хаос,
И нет у нас надежнее убранства,
Чем умиленье от горючих слез.
Мы две духовные в ночи былинки,
Влюбленные друг в друга навсегда,
Две уносимые в Хаос пылинки,
Но мы как солнце светим иногда.
Жизнь мотылька одно мгновенье,
Но в ней великий символ бытия,
И мы сильнее жуткого теченья,
Сметающего наши жития.
НА НУЛЕ
Как холодно. Наверно, на нуле.
Деревья хлещут в сумраке как розги.
Я исчезаю в полуночной мгле,
И лишь в мозгу моем болящем блестки.
Над головой сверкающие грозди
Необычайно ярких зимних звезд,
И на пустынном мировом погосте
Я – затерявшийся случайно дрозд.
Ни на земле, ни в небе нет уюта,
Повсюду леденящий душу мрак,
Уж залита на корабле каюта,
Засыпан снегом темный буерак.
Что я, что в склепе плоская мокрица,
Что звезды дальние, не всё ль равно?
И сказочная райская ЖарПтица
Когданибудь покатится на дно.
БЕЗ ПОЧВЫ
Меня гнетет туманный день
В последних числах января.
Мир за бортом немая тень,
На дне остались якоря.
По дну волочится лишь цепь,
Нет почвы для железных лап.
Хотелось бы увидеть степь,
Но сорван непогодой трап.
Хотелось бы увидеть рожь,
Зыбящуюся вдоль дорог,
Но смертная охватит дрожь,
Как вынырнет вдали острог.
Хотелось бы найти в степи
Хоть кости верного коня...
Эх, полно, друг мой, лучше спи
Еще три века и три дня!
ПОХМЕЛЬЕ
На шифоньерке Гипноз дремлет древний,
Оберегая все мои стихи.
Нет у меня ни дедовской деревни,
Ни даже верной в Хаосе вехи.
Но я богаче Нищего Барона:
Бесплотных призраков мой полон скрын,
И царская меж ними есть корона,
И для охраны мне не нужен тын.
Что песен отзвучавших в мире эхо?
Ничто, как мучеников древних кровь.
Теперь и боги повод лишь для смеха,
И дней творения не будет вновь.
Но я люблю пройтись по подземелью
И поглядеть на ветхие гроба,
Предаться юности моей похмелью,
И пот кровавый отереть со лба.
ЦВЕТОК ПУСТЫНИ
Чтоб цвесть, родимый нужен чернозем
И лабиринты бархатистых мочек,
Хоть самый цвет стремится в Божий дом,
Как изумрудный на ветвях листочек.
Я прожил жизнь, лишенный всех корней
И с вырванным на пытке языком,
И слишком много было судных дней,
И слишком мало веры в наш Содом.
Я семя, высеянное на скалы,
Взращенное слезами зорних рос,
Но море бережно, как мать, лизало
Скалу бесплодную, чтоб я возрос.
И цвет мой был совсем необычаен,
Как маков цвет с чернеющим крестом,
И много я открыл в Хаосе тайн
И записал в песков прибрежных том.
Волна и воздух вместо чернозема
Меня взрастили с воплем на чужбине,
И в небе был без крылиев я дома,
Хоть жил с толпою в каменной пустыне.
ЯНВАРСКОЕ СОЛНЦЕ
Как деревцо на каменистом склоне,
Ушедшее корнями в щели скал,
В терновой я хватаюся короне
За край могилы, где к ночи упал.
Зачем такая странная живучесть,
Коль опорожнен уж до дна бокал,
И смерть для нас логическая участь
И я конца страдания алкал?
Загадка разрешима очень просто:
Сегодня солнечный январский день,
И я живу у каменного моста,
Отбрасывающего в вечность тень.
И хочется мне выйти на дорогу
И зашагать в пустыню напрямик,
Чтоб обезглавленному верить Богу,
Чей слышится из синей бездны крик.
И хочется раскрыть на язвах почки
И зацвести, как голубой цветок,
И в чернозем вонзить поглубже мочки,
И распылиться во времен поток.
ТОСКАНА
Ряды холмов, как волны в океане,
Застывшие еще во дни творенья.
Даль безоглядная в живом тумане,
Как будто бы небесное виденье.
Кудрявые по кольям вьются лозы,
И золото колышется полей,
Где вдоль дорог пасутся мирно козы
И в кипарисах дремлет мавзолей.
Но птичьего нигде не слышно пенья,
На высотах святая тишина,
Лишь ласточки кружат до одуренья,
Да петухи приветствуют с гумна.
Люблю я строгую отчизну Данта,
Как свой родной новороссийский край.
Меня не тянет уж, схватясь за ванты,
Искать себе потусторонний рай.
Я разрешаю вечности загадку
Меж дымкой очарованных холмов,
Склонясь челом на школьную тетрадку,
И предаюсь очарованью слов.
Здесь я любил загадочную Музу
Своей души, здесь вырос во весь рост,
Здесь обезглавил злобную Медузу,
И меж холмов облюбовал погост.
TRESPIANO
Ряды угрюмых кипарисов.
Под ними белый лес крестов.
Свинцовые вверху кулисы
Мятежных зимних облаков.
Вокруг стена белее снега,
И к ней дорога из асфальта.
Внутри молчание и нега,
И дымка легкого кобальта.
Там больше двадцати уж ямок
Загадочно чернеет в ряд.
Больницы и тюремный замок
Наполнят их и жизни яд.
В одной из них в коконе черном,
Меж кипарисовых корней,
Я буду спать в ряду покорном
Среди развеянных теней.
Куда б ни шел я, вижу яму
Вблизи своих уставших ног,
Где заключаю жизни драму,
Как распятый на кедре бог.
МУЗЕЙ
В мозгу моем пинакотека,
Каких нигде на свете нет:
Там всё творение от века
До наших безнадежных лет.
Захочешь, Млечные Пути
Вдруг зароятся в голове,
Как шелка легкого мотки
Иль одуванчики в траве.
Захочешь, Ангелов крыла
Заблещут стаей голубей,
И купол неба из стекла
Над мерной пляскою зыбей.
Или червивого коня
Ободранное вдруг стерво
Меж лопухами у плетня
Увидишь дома своего.
Или над глинистым обрывом
Себя меж голубых фиалок,
В души неведеньи счастливом
Глядящего на вещих галок.
Иль матери лицо в гробу,
Миниатюрное из воску
С атласным венчиком на лбу,
Как будто сверху сняли доску.
Всё в этой странной галерее
Волшебной магией кистей
Написано стократ быстрее
Межмирья золотых лучей.
И в мраке я их созерцаю,
Как очарованный знаток,
И ничего не зная знаю,
Как над могилою цветок.
ДОЖДЕВЫЕ КАПЛИ
Шел дождь. Громадные жемчужины
Мне капали на шею и на лоб,
Но я стоял, пакетами нагруженный,
На мостике, глядя как будто в гроб.
Внизу струилась жалкая речушка
С коричневой застывшею водой,
Как высохшая от годов старушка
С источенной червивою клюкой.
И капли двигались по шоколаду,
В прекрасные преображаясь пузыри,
Что радужно по грязевому аду
Кудато плыли, словно фонари,
Дватри мгновенья радуя глаза мне,
Потом неслышно лопались в грязи,
То расшибаясь о сырые камни,
То сталкиваясь с травкой визави.
Я наблюдал за ними с содроганьем:
Мы все такие в луже пузыри,
Хотя и одаренные сознаньем,
И жаждой приключений, как угри.
НЕУГАСНЫЙ ОГОНЬ
Под аркою готических ворот,
Во время нескончаемого ливня,
Ты мне сказала, что переворот
В твоей душе вдруг совершился дивный,
Что любишь ты попрежнему меня
И все прощаешь мне проступки
Во имя неугасного огня,
Горящего в моем священном кубке.
И сердце вдруг, зажатое в тиски,
Освободившись от земныя скверны,
Пустило новые вокруг ростки,
Как будто находилося в Лаверне.
И я упал бы пред тобою в грязь,
Чтоб целовать твои колени,
Но липы выражали неприязнь,
И странные вокруг шмыгали тени.
И я лишь заглянул в твои глаза,
Как будто был уже в волшебном крае,
И не одна горючая слеза
С ресниц скатилась у меня в трамвае.
ОТХОДНАЯ
Жизнь кончилась, осталась только тайна
Кромешная без проблеска надежды.
Ни Авеля смиренного, ни Каина
Ее не смогут ввек рассеять вежды.
В начале жизни заревая змейка
Как будто откровенье обещала.
ПриродаМать нередко чародейка
Как будто бы конечное вещала.
И много было по миру дорожек,
Змеившихся, казалось, в Вечный Рим,
И шел по ним, насколько было можно,
Упавший с неба Божий серафим.
Увы, они все приводили к бездне,
Куда слететь нельзя было без крыл,
А в бездне только новый ужас звездный,
Как будто мертвецов в гробах отрыл.
И вот конец, быть может и сегодня,
И в голове космический лишь ил,
Который лишь одна рука Господня
Могла бы превратить в сиянье крыл.
Я только пыль на временной дороге,
Осевшая на высохший цветок,
Я только пленник в мировом остроге,
И унесет в Ничто меня поток.
РАСПЫЛЕННАЯ ВОЛНА
Нет ничего величественней волн,
Свободнейших созданий в Божьем мире,
Когда они подъемлют утлый челн,
Бряцая буйно на утесов лире.
Что им пространство, что убийца – время!
Одетые в сверкающие шали,
Они не чувствуют земное бремя
И влюблены в загадочные дали.
Что им плотины? Разметут, как прах,
Сметут деревни, города и лес.
Бессилен перед ними смертный страх,
Они доплещут пеной до небес.
И я волна такая с белой головой,
Разбившая все для души преграды:
Теперь, увы, я только призрак свой,
И надо мной смеются даже гады.
ВОДОПАД
Раскройся, небо, расступитесь, звезды:
Я должен Бога видеть пред концом, –
Пред тем, как пасть навеки на погосты,
Уткнувшись в грязь померкнувшим лицом.
Вся жизнь была лишь поисками Бога,
Хотя бы только в пестром мотыльке,
Но ни к чему не привела дорога,
И всё – как надпись на сухом песке.
Подует ветр, нахлынут с моря волны,
И на песке – зыбящийся муар:
Бесцельны оснащенные все челны
И мятежа негаснущий пожар.
Пугливые мы только в мире тени
Расплывчатых в лазури облаков,
И ничего, помимо сновидений,
Не выражают водопады слов.
МУКА ВРЕМЕНИ
Время то свирепый ураган,
То улитка на стене кладбища:
Часто я отважный капитан,
Чаще же мокрица на горище.
Временами хочешь бросить якорь
Гделибо в сгнивающей воде,
Иль прилечь, как истомленный пахарь,
В проведенной плугом борозде.
Временами ползанье улитки
У могилы хочешь оборвать
И забить гвоздями все калитки,
Чтобы Смерть не ставила печать.
В ГРОБУ
Холодный пот вдруг выступил на лбу,
Когда приснилось мне, что я в гробу
Нетесаном лежу среди других,
Допевших жизни несуразный стих.
И ясно так осознал я нелепость
Свою и перед тайной вечной слепость,
Что рад был навсегда закрыть глаза,
И только жаркая еще слеза
Катилась почемуто мне на грудь,
Мучительную облегчая жуть.
И крышку мне поднять хотелось лбом,
Чтоб поглядеть в желтеющий альбом
На темные возлюбленной глаза,
Которыми смертельная гроза
Мне досыта назреться не дала.
Всю жизнь глядел я в эти зеркала,
Где, как в колодце, видны были звезды
И в полдень солнечный, как рай отверстый...
Я разбудил ее средь темной ночи,
Чтоб в солнечные насмотреться очи,
И возродясь, как воскрешенный Лазарь,
Я снова строю сказочный Альказар.
Бог есть Любовь, и нет другого Бога,
Вселенная – любовная эклога!
МОЛОДОЙ ВИТЯЗЬ
Перед моим окном стоит платан,
Который я своим считаю внуком.
Он молодой отважный великан,
Что, как и я, не обучен наукам.
Лет десять лишь тому назад в дыру
Садовники его пересадили,
И он проник корнями чрез кору
Асфальта в слой животворящий ила.
И рос и рос, пока не перерос
Мое окно и все в округе крыши.
Теперь его и Голиаф колосс
Не устрашит, как ласточки и мыши.
Я каждый день, распахивая ставни,
Любуюсь им, хотя бы ветер выл:
Он сотнями рапир фехтует славно,
И ураган его б не победил.
Прекраснее всего он на закате,
Когда отлит как будто бы из бронзы
И выделяется на туч брокате,
Как канделябр, стуча в мое оконце.
Я вместе с ним врастаю в неба кубок,
Где зажигаются неслышно звезды,
И Ангелы, как белый рой голубок,
Свивают у меня под сердцем гнезда.
ОМУТЫ
Чем глубже ты глядишь на жизнь,
Тем меньше в ней находишь смысла:
Ясна лишь цепь печальных тризн,
Да алхимические числа.
Пророй колодезь хоть насквозь,
Увидишь только то же небо,
Пласты увидишь, ржавый гвоздь,
Да черепа под сводом склепа.
Себя узришь на дне реторт,
Свои испуганные очи:
Сухой, бездушный натюрморт,
Который изучать нет мочи.
Так устреми же лучше к звездам
Свои усталые глаза:
Их бриллиантовые грозди,
Когда потухнет бирюза,
Горят на небе. Вопрошай
У них, где вечное начало,
Где вымышленный в детстве рай,
Кто ставил в свод небес кружало?
А если это надоест,
Сокрой головку под крыло
И гделибо найди насест:
Во сне не чувствуется зло.
Как кошка, подкрадется смерть
И мигом цап тебя царап,
И уплывешь ты в душеверть
И без благословенья пап.
АТОМ
Всё небо голубою штукой
Покрыто нежного атласа.
Не нужно суетной науки,
Чтобы душа в момент экстаза
Вселенной обрела познанье:
Оно несказанная радость,
Оно бесцельного слаганья
Словесного бывает сладость,
Любовь духовного атома
К безбрежности святой вселенной:
Он чувствует себя в ней дома,
Как ласточка над моря пеной.
Он переносится на звезды,
Он тянется в лазурь, как тучи,
Он видит вечность чрез погосты,
Качаяся как дуб могучий.
И нет ему тогда предела,
И чувствует в пыли он Бога,
И отделяется от тела,
Что ползает, как червь убогий.
Познанье это на мгновенье,
Но ведь и жизнь его не дольше:
Вся жизнь простое сновиденье,
Что не волнует душу больше.
ДОЛИНА СМЕРТИ
Среди бесплодных каменистых гор
Пустынная простерлася долина,
Где нехотя лишь созерцает взор,
Как будто в ней распяли Божья Сына.
Стальной ее перерезает путь,
И ускоряет поезд ход невольно:
Одолевает машинистов жуть,
И проезжающим душевно больно.
Лишь коегде коза, как фавн старинный,
Вдруг вырастает на обрыве белом,
Или над сошкой, погруженной в глину,
Мужик склоняется усталым телом
И извлекает то ребро гиганта,
То вдруг чудовищный из глины клык
Или обломок мраморный аканта, –
И заплетается его язык.
Спроси его, рассказ услышишь странный
О допотопных зверях, великанах,
О красоте никем еще не знанной,
О демонах и каменных тиранах.
И подлинно здесь лес шумел гигантский,
Здесь мамонты с драконами сражались,
Здесь храмы строил кесарь басурманский,
Здесь изумруды моря колыхались.
Теперь мальчишки черепами предков
И ребрами слонов играют в кегли,
Хоть только что их каменные клетки
С трудом такой же участи избегли.
Что нам пласты стольких тысячелетий?
Что собственные даже в глине кости?
Мы с вечностью играющие дети,
Попавшие случайно к Смерти в гости.
ТОСКА БЕЗБРЕЖНОСТИ
Я ползаю по площади меж лавок,
Не выходя уж за пределы стен,
Но золотых нигде не вижу главок,
И всё вокруг ничтожество и тлен.
Бывало, мир казался мне тюрьмою,
И я, как луч, стремился в область звезд,
Теперь, омыв глаза свои росою,
Я мысленно крадуся на погост.
Пространство не для нас! На карусели
Земной куда мы можем улететь?
Как кони крашенные б ни летели,
Они земную не покинут клеть.
И вот ползу я меж автомобилей,
Как по асфальту дождевой червяк,
И уж не много проползти мне миль,
Пока расплюснет тело мне земляк.
Или, быть может, победив пространство,
Предстану я нагим пред Божьим троном
И в звездное оденуся убранство,
А жизнь окончится бессильным стоном.
ПЯТНО
Мир очень странное пятно,
Как то, что у тебя в келейке:
Всё в нем загадочнотемно,
И нет для головы лазейки.
Рассматривай хоть целый век,
Вживайся мыслью в очертанья,
Ты будешь только человек,
И истина твое созданье.
Пятно ж останется пятном,
Хоть ты в нем видишь облака,
Клингзора замок, Божий дом,
И все грядущие века.
Есть только то, что ты создашь,
Твоя и истина, и ложь,
Пляши хоть бешеный чардаш,
Клонись, как золотая рожь.
Туманности далеких звезд
Такое ж для тебя пятно:
Какой бы ты ни строил мост,
В Хаосе всё темнымтемно.
КАМЕННЫЕ ДУМЫ
Моя душа вконец окаменела,
Как будто я гранитный фараон,
Не чувствующий векового тела,
И жизнь течет, как непробудный сон.
Волна агатами покрыла Нила
Базальтовые подо мной ступени,
И жалкие феллахи молят ила
Речного, опустившись на колени.
Священные всползают крокодилы
И греются на солнце подо мной,
И кулики речные из могилы
Живой червей копают, как сохой.
А солнце жжет, я вечно в лихорадке
Горю, как закаляемая сталь,
И фимиам струится в храме сладкий,
Но жертв мне человеческих не жаль.
Проходят звезды, поколенья, царства,
А я над ониксом речным стою
И правлю суд над явью без коварства,
И похоронный дифирамб пою.
Пою со сна, как вся поет природа,
Как Нил поет, когда ревет самум,
И нет такого на земле народа,
Чтоб смысл уразумел извечных дум.
ГРААЛЬ ЛЮБВИ
Ты верною была подругой
Мне в странствии моем земном,
И часто заметало вьюгой
В степи наш одинокий дом.
За мазанкою выли волки
И бушевал в округе вор,
А мы глядели через щелки,
Держа в отчаяньи топор.
Потом бесстрашно чрез границу,
Где шла жестокая война,
Ты провела свою ЖарПтицу, –
И снова началась весна.
В отчизну мы вернулись Данта
Под мощный купол Брунеллески,
И на предместном Camposanto
Словесные родились фрески
Меж кипарисов Импрунеты,
Где средь серебряных олив
Впервые на юдольном свете
Я был поистине счастлив.
Вне времени и вне пространства
С тобой живу я много лет,
Средь звезд лучистого убранства,
Живу любовью, как поэт.
И ты ведешь, как Беатриче,
Меня средь терниев и роз
Всё выше к Богу, выше, выше,
Чрез тысячи метаморфоз.
Мы незаметно постарели,
Но седина наш ореол:
Из серебра мои свирели,
Из серебра, как крылья пчел.
Мы кончим жизнь в святом Париже,
Где состоялась наша встреча,
Вверху, на Нотрдама крыше,
Средь звезд немеркнущего веча.
На троне ты, я на коленях,
Как пред Граалем Парсифаль:
Жизнь кубок странных сновидений,
Творца безбрежная печаль.
СЛОВЕСНЫЕ ФРЕСКИ
Словесные пишу я фрески
На белой кладбища стене,
Как лаврик пишет арабески
Серебряные в летнем сне.
Пишу, пишу, зачем – не знаю,
Как Млечный Путь, что в синеве
Кружится на дороге к раю
По голубой небес канве.
Что можно знать помимо Смерти,
Что жнет серебряным серпом? –
Что скоро будешь в душеверти
Кружиться легким комаром?
Кичатся лишь одни сороки
Своим познанием из книг,
Но скоро истекают сроки:
Познанье всякое на миг.
Слова поэту только кратки,
И тешится он, как дитя,
Когда творит, рождает сказки,
Как звездные миры, шутя.
26 марта 1953