ЭЛЕГИЯ
Распятья – все деревья леса,
Голгофы – мертвые холмы.
Орудий жерла правят мессы,
Поют священные псалмы.
Широкобрюхие мортиры,
Тая в зрачках багровых месть,
Гнусавят откровенье мира,
Святого искупленья весть.
И тают серые бригады,
Как стебли восковых свечей,
И рвут колючие преграды
Тела озлобленных людей.
И перед смертью, примиренья
Слова понятней беднякам,
И жаждут души отпущенья
Неотпускаемым грехам.
И жаждут теплого участья
На дне мучительных траншей,
Религиозного причастья
И ласки дальних матерей.
Вот обагренные шинели
Обрубки раздробленных рук
Из подземельной колыбели
Подъемлют к иереям вдруг.
И пехотинцы, и зуавы,
Еврей, латинянин, индус –
Все тянут красные суставы
За хлебом духа в Эммаус.
А пастыри в железных касках
Их отпускают в дальний путь,
Баюкая священной сказкой,
Чтоб легче было им уснуть.
Кто разберет на страшном поле,
Какому Богу кто служил?
И Бог один тут поневоле
На дне чудовищных могил.
Еврей внимает песне ксендза
И шепчет: Борух Адонай!
Арабу обещает бонза
Пророка заповедный рай.
И пулею сраженный раввин
Серебряный наперсный крест
Дает тому, кто пел: Коль славен
Господь среди нездешних мест!
И посылает неприятель
На павших злобную шрапнель,
И меж обугленных распятий –
Для всех открыта колыбель!
1916
ПСАЛОМ
Я вдохновенная псалтырь
Твоя, непостижимый Зодчий,
Я псалмопевецбогатырь,
Словами побеждавший ночи,
Я звезд несметных поводырь
И скорбного творенья врач,
Я первосозданного ширь
И неудавшегося плач.
Я утешаю звуком лир
Мятеж недокрыливших стай, –
Я – всё, я – весь безмерный мир,
Я – преисподняя и рай!
Но я – ничто, гнилой аир,
Ничтожный атом естества,
Кометой выжженный пустырь.
И только волей Божества,
Твоею волей монастырь
Поднялся каменный, Отец,
И в нем я – скорбная псалтырь,
И в нем я – радости певец!
1917
ОБЛАК СВЕТЛЫЙ
У подножья трона Божья
Просветленный, благосклонный,
В сожигающие дни,
Облак светлый, осени
Пери бедной призрак бледный!
Чтобы звери бедной Пери
Не увидели в тени,
Облак светлый, осени.
Облак светлый и червонный,
Как видение Мадонны,
Облак светлый, как Христа
Непочатая мечта!
Страшнее Страшного Суда
Настало время.
Бесплодна всякая гряда,
Невсхоже семя.
Погибли чистые слова
В людском Эребе,
И только сорная трава
Взошла на склепе.
И только странная любовь
Моя к царевне
Тепличный вырастила вновь
Псалом напевный.
СТУДЕНТ
Шоссейная в лазурь уходит лента,
Исполнен полдень солнечных веселий.
Мальчишка тащит жалкий скарб студента,
Шагающего вслед за ним в шинели
Изодранной... Несчастный, как согбен ты,
Как стал невзрачен в нищенской постели:
Багровые на скулах орнаменты,
Орбиты глаз и губы посинели.
И так один, один ты в чарах Крыма,
Так злобно грудь твою терзает кашель,
Что мне, стороннему, невыносимо.
Без блика этого пейзаж не краше ль?
Контрастов этих резкость нестерпима, –
Скорей, Артист Великий, где твой шпатель!
1918
С возникновеньем исчезанье
В объятии любовном сплетено,
И солнечное мирозданье
На смерть трагичную обречено.
Не мотылек ли исполинский,
Сгорающий в безбрежности, – земля?
И не подобны ли «былинкам
Закошенным – алмазные поля
На саване безбрежных далей?
Ведь все они – сверкающий мираж,
И нет незабываемых печалей,
Как нет неосушимых чаш.
ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ
И вижу и слышу, и чьито скрижали
Зачемто ношу по Синаю,
И знаю, что люди б за мною бежали,
Да снесть ли их им – я не знаю.
И часто лежу я в объятиях Божьих,
В дожде золотом, как Даная,
И мир, на безбрежность вселенной похожий,
Творю я, вселенной не зная.
И часто я мыслю Эдема детали,
И в крыльях себя вспоминаю,
И в бездну, схватившись за шаткие тали,
Несусь, – а зачем, я не знаю.
ТОГДА
Когда умолкнут выстраданной речи
Последние бушующие волны,
И втиснет в гроб чахоточные плечи
Могильщик сероглазый и безмолвный;
Когда начнется тайны неизведный,
Но предугаданный давно уж океан,
Когда навеки прозябанья бледный
Я допою мучительный пеан, –
Тогда, быть может, расскажу, ликуя,
Без межпорывья тягостных минут,
Зачем, зачем я ради поцелуя
Так долго, долго прослонялся тут.
Тогда, быть может, золотые листья
Осыпавшихся песен станут мне
Не так уж тягостны, и буду чист я,
Как в девичьем тебе являлся сне.
Тогда неискрыляемые горизонты
Я стану облетать с тобой,
И ты сказать «non corrugar la fronte»
Не сможешь пред стихией голубой!
МОЛИТВА
Усталые люди в усталое время,
Свидетели многих кошмарных крушений,
Мы – слабые – тащим угрюмое бремя
И верим, не веря, в наследные тени.
И тени, и цепи нам стали дороже
Жестокой свободы безоких утопий,
И веры какойнибудь алчем, о Боже,
Мы в тесном кольце окровавленных копий.
О, Боже, усталые, смутные люди
Из смутной юдоли зовут неумолчно
И молят хотя бы о крохотном чуде, –
Смеясь и рыдая, солено и желчно!
1919
СИРАКУЗЫ
Но, когда уж вконец безответны
И молитвы мои и судьба,
Вспоминается пламенной Этны
Мне в лазоревом море волшба.
И когда непосильные узы
Мне сквозь тело впиваются в кость,
Я еще раз хочу в Сиракузы
Унестися, как радостный гость.
И в ключе бирюзовой Кианы
Отразиться горячим челом,
И под сводом базилики странной
Петь неведомой грезы псалом.
Я хотел бы в театре Эсхила
«Орестею» агавам прочесть,
И над всем, что поэту немило,
Совершить справедливую месть.
Я хотел бы лежать в кипарисах
Мечевидных у лаотомий,
Где в пещере зияющей высох
Андромеду похитивший змий.
Где ты, юность моя золотая,
Где Эллады святая мечта?
Улетела пернатая стая,
И вокруг и во мне пустота!
Но хотел бы еще в Сиракузы
Я на миг перед смертью попасть,
И, простившись с классической музой,
Зашагать через Тартара пасть!
АДАМ
Когда остыл творенья пламень
И прах обуглился земной,
В мой остов обратился камень,
Еще не излучивший зной.
И тело тленное покрыло
Его из шлаков и земли,
Как мачту гибкую – ветрила,
Когда снастятся корабли.
И в сердце хлынула из моря
Лазурнопенистая кровь,
И первого восхода зори
Зажгли в нем первую любовь.
Но дух мой не могла Деметра
Создать из атомов простых,
Мой дух из штормового ветра,
Что в розах ароматных стих.
Но мысль мою нельзя из пепла
Было создать и из оков,
Она в безбрежности окрепла,
Она из белых облаков.
И душу создал мне не Случай,
Не в муках вьющаяся плоть,
Ее десницею могучей
Мне бережно вложил Господь!
ВИРА!
И небо всё то же, и так же березы
В атласных листьях червонных стоят,
И так же осенние бледные розы
На астры с улыбкой печальной глядят.
И с тем же гляжу я на всё умиленьем,
И звуки и краски – как прежде – люблю,
И с тою же верой по мокрым ступеням
Схожу к оснащенному я кораблю.
Но чтото порвалось, но чтото разбито,
И пусто поновому както в груди,
И уже размах и тревожней орбита,
И тускло мерцает звезда впереди.
И всё же, засмейся и крикни мне: «Вира!»
И якорь взовьется со скрежетом в клюз,
И с новой надеждой в неновом уж мире
Любовный опять заключу я союз.
Смотри, я внимаю! Рычаг кабестана
Держу я с волненьем. Я молод, я чист!
Ты медлишь? А! – «Вира!» – Смотри, как гитана
Зарылся корабль в голубой аметист!
ПОСТРИГ
Осторожней, угрюмый воитель!
Это – жизни последний изгиб,
Ты обрящешь для духа обитель,
Или ты безвозвратно погиб.