Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 — страница 35 из 60

Впереди беспросветная пропасть

И зеленая ненависть в ней,

Не пронижет ее копья лопасть,

Не растопчут копыта коней.

Потеряешь Спасителев нектар,

Обожжет тебя чистый Грааль,

И по струнам орфеевым плектр

Заиграет тогда уж едва ль.

Прочь доспехи, угрюмый воитель,

И шелом, и бердыш, и копье!

Голубая в Тоскане обитель

И забвенье – спасенье твое.

Будь Гаутами, Ассизским Франциском,

Будь Эоловой арфы струной,

Разговаривай с солнечным диском

И с журчащей сребристой волной.

Пусть без братии будет пустыня,

Без апостолов церковь твоя:

Чудотворнее станет святыня,

И алтарь твой в саду бытия.

И не будешь по камням Голгофы

Волочить бесполезный ты крест,

И твои не рассыплются строфы,

Как евангельский бисер, окрест.


* * *

Вырывайте глаза, отрезайте язык,

          Просверлите железом мне уши:

Ко всему я теперь, ко всему я привык,

          Что растлить собирается души.

У меня и без глаз многорадужный свет

          Там, – в загадочных недрах, – найдется,

Да и ярче сияют алмазы планет

          На глубоком исподе колодца.

У меня и язык сокровенный без слов

          Созидает волшебные песни,

Пишет четким уставом из тех жемчугов,

          Что всех зорь огнеструйных прелестней.

У меня без ушей сохранились бы струн

          Демиурговых в сердце аккорды,

А теперь распылит их страданий бурун

          И тритоньи поглотят их морды.

Не увижу я Розы сияющий лик,

          Не услышу любовные речи,

И беззвучным ответный покажется всклик,

          И во тьме не блеснут ее плечи;

Но расскажут ей всё златоустые пальцы

          И слепого чела пластилин,

И очей не увижу, как тухнут зеркальца

          Из­под осени близкой морщин!


УХОДЯЩЕЕ



Я люблю уходящее,

Молодым побежденное:

Красота настоящая, –

Вековым искушенная

Достиженьем страдания, –

Мне милей созидания

Неуверенных ценностей.

Лишь немногое бренности

Избегает творимое,

Лишь в немногом незримая

Создается гармония.

Богостильность Авзонии

И Эллады мелодия –

Позабытых угодия,

Одиноких причастие.

Никакое ненастие

Не повергнет лучистые

На земле евхаристии...

Я люблю отошедшее,

Матерьяльно отцветшее,

Но духовно живущее,

Умирающе сущее.

Одиноко­пустынное,

Позабыто­вершинное,

В суете непонятное,

Навсегда невозвратное,

Я, невзрачный, загадочный,

Огонек лихорадочный,

Окрыленно люблю!

1920


ТОЛЬКО ПОЭТ



Я исступленным бушевал пророком

В младенчестве загадочном своем,

И в поединок выступал с пороком,

Игрушечным жонглируя мечом.

Я в ранней юности себя Колумбом

Реторт и тигелей воображал,

Цветы классифицировал по клумбам

И на булавки мотыльков низал.

Затем я к мудрецам пошел в науку, –

В магический бескрылой мысли круг, –

И испытал всю немощь и всю муку –

Идеи титанических потуг.

И наконец, остался лишь поэтом,

Влюбленным в тайное слаганье слов,

Преображающим – небесным светом –

Обремененных тяжестью оков.

И навсегда я превращуся в струны,

Рокочущие славящий псалом,

Когда навеет мне Господни руны

Тысячеокий херувим крылом.


СИНИЕ НИТИ



Грустно жизни кантилена

Стелется по крышам.

Небо цвета гобелена –

Мавзолея тише.

Легкокрылые армады

В голубом атласе –

Как пасхальные лампады

На иконостасе.

Синих стрельчатых касаток

Пронизали нити –

Гобеленов непочатых

Бледные ланиты.

Серебристо­острым вскликом

Их пробуждена,

Вновь вещает о великом

Уцелевшая струна.

Бог один остался в мире:

Бог мгновений! Красота!

Эта ласточками в шири

Проведенная черта!

1921


ЗОЛОТОЙ МОТЫЛЕК



Из милых рук прелестного ребенка

Я принял золотого мотылька

С эмалью черною на перепонках,

Где два горели алые глазка.

И вспомнил я, что он под слоем тонким

Земли лежал у розы корешка,

Как червь беспомощный, – что по сторонкам

Вилось противных ножек два рядка.

Что знал он о своей грядущей жизни,

Когда свернулся в гробовой кокон?

Не то же ли, что человек на тризне,

Когда возлюбленных хоронит он,

И в неподвижном и зловонном слизне

Мнит заключенным воплощенья сон?

1921


ТАЙНА­МАТЬ



Тайна­Мать неисповедная,

Девственница Божья непорочная!

Не проникнет мысль, сиротка бедная,

И раба­наука лоскуточная

За обители ворота медные,

В лабиринты Рая полуночные.

Ухищренья разума – безвредные

Лишь гаданья девичьи цветочные.

Только Божьей красотой вскормленные,

Вдохновения везде искавшие,

Только словом чистым окрыленные,

От полетов к Божеству уставшие,

Желчью символов неутоленные, –

Мать увидят, из гробов восставшие.


ЗВОНАРЬ



С четырехгранной, мрачной и зубчатой,

Из черных скал воздвигнутой звонницы,

От бифор вереницею крылатой

Уносятся серебряные птицы.

Ласкающе в лазури непочатой

Колышутся эфирные криницы, –

И я застыл над ржавою лопатой,

И перестал для Северной Царицы,

Для матери родной, копать могилу.

Помилуй нищенку, Небесный Царь!

Верни пророчице былую силу!

Рассей зловонную болота хмарь!

Верни меня к вершинному стропилу,

Ведь я – пасхальной радости звонарь!


ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ



Ave Maria! Пышут Апуаны,

Как бурей раздуваемый костер.

Горят короны Божьей талисманы –

В парче с узором странных мандрагор.

Оливок серебристых океаны

Покоем странным опьяняют взор.

Чернеет град Святого Кассиана,

Перерезая звонницами бор.

Касьян с Мечи! Тургенев. Дивный, звучный,

В страданьях смертных выросший язык!

Родителей могилы в глине тучной...

Всё, что любил, и всё, к чему привык...

Россия – мать! Раба доктрин научных!

Россия – труп! Проклятье! Скрежет! Крик!


КИПАРИС



Темнеет шпиль зеленой колокольни

Над озером серебряных олив,

Возносится от тяжести юдольной

В межмирия лазоревый пролив.

Отверг он всё земное, недовольный,

И, клокотанье страсти замолив,

Свечой угрюмой с высоты престольной

Горит – и вертикальностью счастлив!

Здорово, кипарис, мой братец южный!

Люблю я твой классический акрополь,

Хотя я сам, за пеленою вьюжной,

Равенства злобного стерег некрополь, –

Безлиственный, истерзанный, недужный,

Но розой до чела обвитый тополь!


ТЕНИ ТУЧ



Как тени туч, по серебру олив

Бегущие причудливым узором,

Так я, – певучестью души счастлив, –

Скольжу по радужным вселенной шторам.

Как тени туч по золотому нив

Ковру скользят благословенным взором,

Так, красотою душу напоив,

И я скольжу, не удивляясь шорам.

Не спрашивай у шустрых белоручек,

Куда они, откуда и зачем!

Они таких не любят недоучек,

И потрясут лишь белоснежный шлем,

Да свой обронят шелковый обручик,

Не объяснив таинственный ярем.


ПРОЩАНИЕ



Тебе, мой городочек Импрунета,

Белеющий среди холмов Тосканы,

Полдневный звон последнего сонета,

Затем, что с нежностию пеликана, –

Очам, от адского уставшим света,

Ты развернула дивные экраны

И исцелила бедного поэта

От жизнью нанесенной тяжкой раны.

Люблю твою зубчатую звонницу,

Колокола певучие твои,

Люблю твоей лазоревой криницы

Шипучее, бодрящее аи,

От скучной повседневности темницы –

Стихи освободившее мои.


ЛИНИЯ



Струна я звонкая,

Незримо тонкая,

Идея, линия,

Чрез бездны синие

Вдаль устремленная,

Несокрушенная.

Слегка пунктиром

С юдольным миром

Соприкасаюсь

По временам,

И извиваюсь

Через Бедлам.

Но в бездны синие

Струится линия,

Как излученная

Земли печаль, –

Везде плененная,