Целующей уж горизонт,
Конец нелепости наследной, –
Там плещет мрачный Ахеронт.
Туманная видна долина
У наших истомленных ног:
Величественная картина,
Писал ее когдато Бог.
Глубоко – шахматное поле.
Меж кипарисами квадрат,
За ним другие... сотни... боле...
Травы узорчатый брокат.
Влечет долина Смерти мысли,
Как древний сказочный ковер.
Над нею облака повисли,
Как саван снежный... Жадно взор
Глядит в крестовые квадраты,
Глядит задумчиво с высот:
В одном из них уже лопаты
Для нас копают свежий сот.
ОТРАЖЕНИЯ
В кругу мечтательных платанов,
Глядящих в дремлющий ручей,
Вверху на облачных тартанах,
Я становлюсь опять ничей.
Меж легких паучков, скользящих
По зеркалу застывших вод,
Меж крылышек цикад трещащих,
Я будто вплелся в.хоровод.
Я также только отраженье –
Совсем неведомо чего,
И никакого униженья
Не причиняет естество.
Ручей журчит во мне студеный,
Платаны шепчут в голове,
Концерт лягушек возбужденный –
В мозгу моем, а не в траве.
И хорошо мне несказанно
От полуденных аллилуй,
Как будто бы моей желанной
Нежданный это поцелуй.
ПЕЙЗАЖ
Знойный полдень. Небо сине,
Сине, как на хатах синька.
В голове всё – как в пустыне:
Пыль, да желтые травинки.
Только золотые стрелы –
Как в Святом Севастиане,
Только гдето каравеллы
На небесном океане.
Стрелы, стрелы, унижите,
Как ежа, меня щетиной,
В пыль, как всё, испепелите,
Слейте с скучною картиной!
Чтоб единственною тенью
Мне не быть на поле знойном, –
С непреодолимой ленью,
В одуреньи недостойном.
ОБЛАЧНЫЕ ВИДЕНИЯ
В пожаре небо, словно Страшный Суд, –
Или вакхический какойто блуд.
Все краски Веронезовой палитры, –
Короны, шлемы, диадемы, митры.
Феерия, святой апофеоз,
Видение с гирляндой алых роз...
Койгде поднимется вдруг голова –
Как будто греческого божества,
Иль мощное опустится колено,
Белеющее, как морская пена,
Иль великан покажет кулаки
От долгого лежания тоски...
А я один, как будто бы лунатик,
Иль оловянный на часах солдатик,
Стою среди росистых в скалах трав,
Гляжу на неба дивный архитрав,
На мощных МикельАнджело гигантов,
Меж ореолов, лилий и акантов:
На «Ночь» и на «Зарю» – сивилл могучих, –
На «День» и «Сумерки», из грозной тучи
Изваянные смертным божеством.
И, увлеченный странным торжеством,
Зачемто снова пятистопным ямбом
Певучие слагаю дифирамбы –
За упокой души своей тревожной,
В действительности ставшей невозможной...
ВОСКРЕСЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ
Как змеевласый хор Эринний,
Бегут на север облака.
Смолы чернее шапки пиний.
Как меч заржавленный – река.
Сверкающие розги хлябей
Секут оконное стекло.
Не нужно вовсе астролябий,
Чтоб звездное постигнуть зло.
Запахло мокрою землею,
Могилы чернобурым дном,
И внемлешь сонною душою,
Застыв за ледяным окном.
Дома напротив – как старухи,
В дугу согбенные, с клюкой,
Платаны – как паук сторукий
В сети сребристой над рекой.
Слепят трезубцы страшных молний
Раскрытые, как гроб, глаза.
Из мрака Ахеронта челны
Бегут, как из ресниц слеза.
Я – сын недоуменный Божий –
Люблю стихии правый гнев,
На творчество Отца похожий,
На братьев Ангелов напев.
С дороги пыль смывают хляби, –
Не нужен лабиринт дорог:
В грозу без всяких астролябий
В сознаньи воскресает Бог.
МЕРТВАЯ ЛИПА
Громадная скончавшаяся липа
Стоит – как черный на траве коралл.
Ни шелеста манящего, ни скрипа,
Как будто Ангел Смерти оборвал
Все до последнего с нее листочки.
Как хороша небесная эмаль!
Окаменелые навеки почки
Как хороши! Поэзия. Печаль.
На Божьем свете ни одной нет формы
Законченнее греческих пальмет,
Но эти ветви целовали штормы
В течение семидесяти лет.
Иероглифов черные контрасты –
Очарованье для мятущейся души.
Пока не явятся сюда иконокласты
С пилой и топором, – пиши, пиши,
Пиши словами «мертвую натуру» –
До веточки тончайшей, ло листка
Из золота в полуденной лазури,
Дрожащего от ласки ветерка.
Пиши, чтоб вырезал тебе для гроба
Из мертвой липы шесть досок столяр,
Чтобы лежали вы в ячейке оба, –
Труп липы мертвой – и живой гусляр.
ПРЕОБРАЖЕННЫЙ ШЕОЛ
Холмики с оливами – кулисы.
Обезглавленные кипарисы...
Мшистые капеллы и кресты, –
Лживые бессмертия мечты.
Дух захватывает город Данта –
С бастиона МикельАнджело гиганта:
Колокольни, башни, купола,
Гор вокруг лазурная пила.
Но всего прекрасней СанМиньято
Мраморный фасад в лучах заката –
С музыкой геометричных форм,
Переживший исполинский шторм.
А внутри под вечер – Песня Песней,
Никаких мучений нету прежних:
Сердце там свободно от всего,
Сердце там – земное божество.
Всё певуче: арки и колонны,
Мозаичный Демиург на троне,
Фрески примитивнейших кистей,
Голоса органа и детей.
Но всего прелестней для страдальца –
Трон в капелле дивной португальца,
А на троне вновь – моя жена
Как тогда – светла и смущена.
Руку я дрожащую целую
И, как тридцать лет назад, ликую.
И лучи вокруг, как ореол,
В рай преображают весь шеол.
ПЛЯСКА ЭРИННИЙ
Над головою купол синий –
Как опрокинутая чаша,
И хоровод под ним Эринний
Озлобленных – как совесть наша.
Там грозди звезд на Божьей митре,
Там ожерелье облаков.
Здесь – змей узлы на масках хитрых,
Здесь целый лабиринт врагов.
Там мира жуткого Создатель, –
С небесной вестью Моисей.
Здесь истомившийся мечтатель
И примиренный фарисей.
Седоволосые красотки
С шипящими узлами змей
Костлявою рукой за глотку
Схватили тысячи теней.
В руках у них зловещий факел,
Котурны на сухих ногах.
От ужаса никто не плакал –
И умирал, как зверь в норах.
Все в чемнибудь да виноваты,
Все породили реки слез,
Настал для всех нас час расплаты,
И ужасы метаморфоз.
Вот, вот они во мраке видны –
Костлявых множество клещей!
Зеленоокие ехидны,
Сожмите глотку мне скорей!
ВЕЧЕРНИЙ ПЕАН
Червонные листы платанов
Колышутся перед окном.
Уже на облачных тартанах
Поставлен парус с багрецом.
Душа открыта, как окошко
Церковное. Колокола
Звонят под черепом немножко,
Хоть служба в церкви отошла.
Я храм перед лицом природы –
С органом, с пламенем свечей.
И я бесстрашно гимны, оды
Пою средь злобных палачей.
В закатный час я оживляюсь,
Как филин, чувствующий ночь,
За чувства низменные каюсь,
И улетаю мыслью прочь.
Куда лечу я? Всё в пустыню,
На гребни волн, на темя гор,
Где Вечности найдет богиню
Лазурью опьяненный взор.
МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ
Не видно смысла в звезд вращеньи,
В жестокой атомов борьбе,
В материи преображеньи,
В неотвратимо злой судьбе.
И если бы не страдиварий,
Поющий в трепетной груди,
Не дивные природы чары, –
То что б осталось, посуди!
Но есть мелодий круг сокрытый
В явленьях мертвых естества,
Есть легкокрылые Хариты, –
И внемлешь, как растет трава,
Как тучи движутся бесшумно,
Как волны плещутся у скал,
Как ветер шевелит раздумно
Алмазами морских зеркал.
Глядишь в страдающую душу
Свою – и горестно молчишь...
Гармонии ты не нарушишь,
Хоть ты и мыслящий камыш.
Твои слова теперь – зыбленье
Зеленых в синеве ветвей,
Над чашей жуткое моленье, –
Ты серый Божий соловей.
ОСЕННЯЯ ГРОЗА
Дуй, ветер, дуй! Потоком лейте, хляби,
Как будто бы на сцене Король Лир!
Сквозь стекла – от волнующейся ряби –
Не виден – сразу опустевший мир.
От вспышек молний не спасают ставни,
И сотрясает стены страшный гром.
Платаны зашуршали, словно плавни,
И в жилах пламенный струится ром.
Аллеи за окошками пустынны,
Асфальт и рельсы – словно серебро...
Ни звезд, ни фонарей. Хаос старинный –
Как преисподней страшное нутро.
И всё же, как в уютной галерее,
Мы два счастливых вместе голубка.
Ты в красных бусах на лилейной шее,
Но страннохолодна твоя рука!
В глазах, открытых както необычно,
Панический по временам экстаз,
И ты еще любуешься трагично,
Как блещет всплесков на стекле алмаз.
Дай руку мне холодную, бедняжка,