Культуры мертвой посмывали,
Следы последних жутких песен
И всё, что мы искусством звали.
Соборы наши и музеи
Преобразилися в песчинки,
Как пыль ложились пропилеи
На придорожные былинки.
Но мальчик солнечный, гуляя,
На берегу нашел булыжник
И положил в карман играя.
Отец его был мудрый книжник,
И изучал под микроскопом
Блестящие аэролиты,
Как всё, что было до потопа,
Когда погибли адамиты.
Лучами – в пору ту – на солнце
Потухшее и мы попали, –
Через музейное оконце
На трупы звезд блеснули в зале.
Увидели наш край родимый,
Изнеможенный от печали
И непонятной долгой схимы,
И оба горько зарыдали...
СОЛНЕЧНОЕ УТРО
Нет живописца вдохновенней солнца:
Как ни было бы всё вокруг серо,
Оно потоком пламенных червонцев
В тюремное вливается нутро.
Как радуга – разбитое оконце,
И паутина – словно серебро,
И пятна цвели – славящие бонзы,
И как рубин – пронзенное ребро.
А за решеткой осиянный рай:
Сырые крыши – как гряда тюльпанов,
Платаны – кружевного платья край,
На небе рать жемчужных великанов,
И кажется, – хоть век не умирай!
Шампанское шипит на дне стаканов.
ЗАТИШЬ
Сегодня затишь в голове пустынной:
Ни молний блещущих, ни облаков.
Лишь Божьей мантии атлас старинный, –
Безбрежности лазоревый альков.
Нет ни одной в мозгу моем лавины,
Нет колющих сомнения шипов,
И я плету лазурные терцины
Средь белоснежных спящих парусов.
Как хорошо в словесной литургии
На палубе просохнувшей дремать!
Как хорошо плечо и грудь нагие
На солнце ласковом обогревать!
Что мне теперь все божества другие?
Я верую в одну ПриродуМать.
ГОСТИ
Чрез скважины замочные и стены
Они влетают в комнату ко мне,
И много их, – как пузыречков пены,
Как раковин на океанском дне.
Нет величавее в Элладе сцены,
Чем комната моя, когда во сне
В мозгу моем завихрятся сирены
И голос сфер я слышу в тишине.
Но всех милей мне близких посещенье,
Всех тех, кого я некогда любил:
Все мимолетные земли виденья,
Все обитатели степных могил,
Живущие теперь, как сновиденья,
Меж стен погибших черноморских вилл.
МАССА
Будь хоть татарником колючим
С пурпурным на шипах тюрбаном,
Будь одуванчиком летучим,
Но стилизованным и странным,
Будь крохотным или могучим,
Речушкой или океаном, –
Но походи душой на тучи
Нас возвышающим обманом.
Что остается грубой массой,
Не принимая вид кристалла,
Что творчества не знает часа,
Полета в дали без причала, –
То – пыль за тенью тарантаса,
И надо начинать сначала!
ТАНЕЦ
Вчера я с милой белокурой крошкой
Под музыку плясал вокруг стола.
Ей было весело, мне – лишь немножко, –
Душа моя смятенною была.
Но вспомнилась мне райская дорожка,
Где Ангелы кружатся как юла,
И глянул Бог в лучах в мое окошко
На девочку и старого шута.
И развевались по ветру седины,
И золото малюткиных кудрей,
И исчезали на лице морщины,
Когда волчка кружился я быстрей,
Когда кружился, как хаос старинный, –
И в голове была лазурь морей!
НЕЗРИМОМУ
Открылась дверь – и в комнату незримо,
Неслышно БогСоздатель вдруг вошел,
И я – душой больного серафима –
Его присутствие в себе прочел.
Я чувствовал, что кончилася схима
Моя земная, – тягостный шеол, –
И на колени пал я пред Незримым
На келии холодный пыльный пол.
Ты к сыну блудному явился, Боже,
В отверженном искать к Себе любовь!
Простил ему хулу земного ложа
И отрицанье творческих основ.
Такое милосердие похоже
На искупления божественную кровь!
ЗРАЧКИ
Еще в младенчестве любил в глаза я
Глядеть зверюшек мирных средь полей,
Глядеть, как равному, не истязая,
Как благосклонный к зверям чародей.
Вот попадется ужик или заяц,
Лягушка или круглый глаз чижей,
И смотришь, смотришь в бездну, вопрошая,
Как будто общий круг у нас идей.
Но зачастую только страх безумный
Читал я в дивном омуте зрачков,
Тот страх, что – как ребенок неразумный –
Испытываю сам я от оков,
Когда чужие посещаю гумна,
Ища в полове – необычных слов.
1950
ПРИЗРАК
Один мой прадед был ткачом в Лионе,
Другой – остзейский гордый тамплиер,
Я сам, уподобясь пророку Ионе,
В Левиафане подавал пример.
Я жил в остроге – в терния короне –
И ткал из слов – одежды для Химер,
Изжаждавшись в горячечной погоне
За призраком необычайных вер.
Теперь я уж давно потусторонний,
Представившийся пред Судьею дух,
Живущий лишь при колокольном звоне,
Иль до света, как заревой петух.
И в каждом я звучу предсмертном стоне,
И надо мной земля – лебяжий пух.
ДУША
Душа нуждается в слияньи с Богом,
Она – космическое существо,
Паломничавшее по всем дорогам,
Не находя в юдоли ничего.
Зачем ей здесь шатанье по порогам
Чужих людей, где всё мертвыммертво?
Лежание на похоронных дрогах,
Как мраморное в крипте божество?
Ей нужно было это воплощенье
Для осознанья тайны мировой,
Для славящего Бога песнопенья,
Для углубленности в себя живой.
Но жизнь земная – только сновиденье
Под звездами усеянной канвой.
1950
ПРЕЛЮД
Чем ближе люди,
Тем дальше Бог.
В созданья чуде –
Лишь в них не мог
Найти Отца
Я никогда:
Его лица –
Нет и следа.
Бог весь в природе,
Где нет идей,
Он на свободе
Родных полей.
В волне жемчужной
Он дышит мерно,
В свирели вьюжной
Поет размерно,
С лилейной тучей
Врастает ввысь,
С кремнистой кручи
Пьет свежий бриз.
В цветке он алом,
В жучке из бронзы,
В дитяти малом,
В лучистом солнце.
В людском аду лишь –
Цепей, кумиров –
Его не узришь
Святых паниров.
ИЗУМРУДЫ
Мой друг платан покрылся изумрудом
Вдоль всех своих бесчисленных ветвей,
И очарованный стою я чудом,
Как вылезший из норки муравей.
Я продремал от осени под спудом,
Как он, но драгоценных нет камней
На мне давно, и примирился с блудом
Я этих страшных, беспощадных дней.
И изпод терния на лбу рубины
Сочатся у меня, воскресший друг,
И высох я от горестной судьбины.
Но хоть замкнулся мой волшебный круг, –
Зеленый шум твой вызовет терцины,
Что победят в душе моей испуг.
ТЬМА
Сегодня бес, – мой давний неприятель, –
Сжал сердце мне тисками черных рук
И прошипел: – Возьми скорее шпатель
И соскобли иллюзии вокруг.
Ни в красоте, ни в творчестве Создатель
Уж не приемлем ныне, милый друг!
Один лишь я в душе твоей, мечтатель!
Один лишь я, – космический испуг.
И сердца твоего я из ладоней
Не выпущу до самого конца.
Ни паруса, ни огненные кони
Не унесут от терния венца.
Не преклоняйся ж, не пиши иконы,
Не умоляй Небесного Отца! –
ИСКУССТВО
Искусство – без духовности – забава,
И время на него мы тратим зря.
Лишь то существовать имеет право,
Что назначается для алтаря.
Не в красках, не в рисунке наша слава,
А в обликах Небесного Царя,
Будь то Егова, Будда или Брама,
Или Распятье для монастыря.
Искусство не гашиш эротомана,
И не головоломная шарада,
Не фейерверк технических обманов.
Оно – богослуженье в муках ада,
Среди непроницаемых туманов,
Оно – маяк беспастырного стада.