Меж ирисами,
Братство Божие невинное
Меж кулисами
Апеннин тяжелотурными,
Холм обставшими,
Первозданными, лазурными,
Мир познавшими
Хаотичными изломами!
Бронею каленою,
Воронеными шеломами
В упоенную
Синеву небес взнесенные,
Стойте, братия,
В ночи страшные и бессонные
От проклятия
Охраните нас, от сомнения
Яви грубого,
От убийцы сновидения
Толстогубого,
От разумного и ползучего,
Объясненного,
От базарного и толкучего,
Оцененного;
Наклоните же ваши копия
И сомкнитеся
Подле Сына верного Утопии,
Слова витязя!
14 мая Импрунета
ЗАПОЗДАВШИЙ
Люблю я скалы и шиповник дикий,
Сухой вереск и златогрудый дрок,
Серьезных коз панические всклики
И муравьев-подножников мирок.
Люблю я туч жемчужных мозаики
И к Тайне гор вознесенный порог,
И звезд алмазовые в бездне лики
Люблю, как первый их любил пророк.
Но слишком ясен взор мой для пророка,
И не могу земную нищету я
Твердить земным страдальцам, как сорока;
Вот почему, как пасмурная туя,
С плющом обнявшаяся в чащах дрока,
Всё забываю я, тебя целуя!
14 мая Импрунета
КРОВАВЫЕ ОРХИДЕИ
Чудовищные душат орхидеи
Страну долготерпенья и чудес,
Кровавые Россию чародеи
В тропический преобразили лес.
В овечек обернулися злодеи
И занялся пророчествами бес:
Священные удушены идеи
Хитросплетениями адских месс.
Всеуравнительные ворожеи,
Литературные оставя споры,
Ярмами оковали наши шеи
И яд мертвящий пролили нам в поры,
И паруса сорвали с гиблых рей
Служители Антихристовой своры!
17 мая
ДВА ИДЕАЛА
Достигнут идеал равенства
В умалишеннейшей из стран;
Антихристово духовенство
Пьет из России смрадных ран!
Всё уравнили по ранжиру:
Мозги, корманы и брюха;
Труду, нелепому кумиру,
Кадят людские потроха.
Но достиженье идеала,
Таков уж, видно, испокон
Среди земного карнавала
Неукоснительный закон,
Рождает муку пресыщенья, –
И между уравненных стад
Уже бушует отвращенье
С тоскою жгучею назад.
Христа блаженный Эмпирей
Недостижим наоборот,
Хоть как ты в облаках ни рей,
Хоть башню выстрой, как Немврод.
В недостижимом Матерь-Вечность,
В несозидаемом покой,
Венца Создателева Млечность,
Не осквернимая рукой.
И только за вратами Смерти
Мы все познаем, может быть,
Зачем из синей звездоверти
Спустилась духа в бездну нить.
Пока последний не вернется
Опальный к Богу серафим,
У Вифлеемского колодца
Мы только жажду утолим.
И прав блаженный Малахия:
Доколе римский папа Петр
Последним мученикам смотр
Не сделает, Христа стихия
Лишь утолит земную схиму,
Как двадцать сотен лет назад;
К Небесному Иерусалиму
Путь пролегает через ад!
21 мая
Кормили Кесари рабов телами
Виющихся в бассеинах угрей,
И лакомому блюду над столами
Неслась хвала нахлебников царей.
Тарелку с прокаженных смрадным гноем
Святая Сьены мраморной пила,
С неслыханным еще духовным зноем,
И ей неслась такая же хвала.
Тот Рим и та Сиена стали ныне
Прекрасный, но оставленный погост,
Но поневоле пред лицом святыни
Встает вопрос, безжалостен и прост:
Нет Девы Сьенской с прокаженным супом,
Нет перелопавших угрей-обжор,
Так почему же жизнь еще по трупам
Поет симфонии in mi minor!
29 мая
ВИФЛЕЕМ
От Торнео до Марсалы,
От Ньюкастля и до Каффы
Я вытягивал, усталый,
Наподобие жирафы
Шею слабую за целью,
Целью хоть какой-нибудь,
Даже Мать, над колыбелью
Чахлую младенцу грудь
Подставлявшая, меня бы
Удовлетворила вдруг,
Но кормились грудью жабы
И прожорливый паук.
Ни один как на Рожденьи
У Корреджьо не сиял,
В яслях на колючем сене,
Сколько я ни наблюдал.
В жизни тягостном яреме
Я всему теперь чужой,
Только в нищем Вифлееме
Я молитвенен порой…
29 мая[2]
ПРОСЫПАЯСЬ
И каждый день всё с тем же я вопросом
Гляжу, проснувшись, в бирюзовый люк,
Гляжу на яхонты, на альбатросов,
На всё еще светящих ноктилюк.
Гляжу, но, смоляным оплетен тросом,
Как найподлейший с ветошию тюк,
Гляжу и, чувствуя себя матросом,
Бреду на паре ясеневых клюк.
И словно четки я перебираю
Ответы все на проклятый вопрос,
И пестрым слова мячиком играю,
Что в безответности я перерос:
Авось найдет себе дорогу к раю
Корабль души, как стойкий альбатрос!
30 мая
АНГЕЛЫ И ЛЮДИ
Есть в этом мире Ангелы и Люди,
Есть серые, безликие совсем,
Но и духовные есть изумруды,
На миг в плотской попавшие ярем.
В чудовищном, непостижимом блуде
Они горят, как жемчуг диадем,
И демоны, влюбясь в святое чудо,
Бросают меч Люциферов и шлем.
Так Ангелы по действию Христову
Опальным братьям возвращают Рай,
Так часто ты к божественному слову
За наш пятьнадесятилетний май
Меня влекла, так ты мою Голгофу
Украсила гирляндой райских вай!
30 мая
ОГУРЦЫ И ОРЕОЛЫ
Любил стильнейший богомаз Кривелли
Писать горох, редиски, огурцы,
Но промеж овощей простых блестели
Священных ликов пышные венцы.
У нас немало огородной цвели
Для утоленья алчущей овцы,
Но на Прокрустовой у нас постели
Фантазию зарезали отцы, –
И потому сияющие лики
Не удаются тихих нам Мадонн,
И, в огуречном погибая тике,
Чрез вымышленных истин Рубикон
Мы скачем, дикие роняя крики, –
А толку на советский миллион!
30 мая
РОЗА У ОКНА
Вдали синеет в тучах Vallombrosa,
Вблизи Incontro и смиренный Pilli,
Сентиментальная мечтает Роза,
В окошке сидя, о головках лилий
Меж кельями какой-нибудь Чертозы
Заоблачной, куда мы не всходили,
Меня ж в коленопреклоненной позе
Мечтает у лазоревых воскрылий
Своих одежд и тихо шепчет: Ave!
И хорошо больному соловью;
Мечтать о меньшем девочка не вправе:
Ведь уж пятнадцать лет любовь свою,
Все соблюдая древние уставы,
В гирлянды я молитвенные вью!
30 мая
ПОДАРКИ
Она Архистратига Михаила
И ароматных лилий два стебля
Соловушке больному подарила,
И три востока мудрых короля
С Евфрата, Ганга и святого Нила
Сокровищин несметных оголя
Все тайники и все подняв ветрила,
Не привезли б богаче корабля!
Архистратиг твой в золотом овале
Петра напомнил мне, Екатерину,
Державней Русь-покойница едва ли
Когда была, душистому же крину
Уподобясь, мы утолим печали
И Бога узрим в адскую куртину!
30 мая[3]
КНИЖНЫЙ БАЗАР
В великокняжеской конюшне,
Где бодрый раздавался храп
Недавно рысаков послушных,
Вдруг воцарился книжный шкап
Международного базара,
И пирамиды разных книг,
Как безобразного кошмара
Чудовища, в единый миг
Равненье совершив по фронту,
Назойливо впились в глаза
Неверящему горизонту
И обвилися, как лоза,
Вокруг трясущихся коленей;
От странствия и от молитв,
От терния и от ступеней,
От пресмыкания и битв.
Зачем свинцовое мне царство,
Зачем отрепийный соблазн?
Словесного уже коварства
Совершена намедни казнь!
Глаза утомлены несчетным
Числом проглоченных страниц,
И с безразличьем эшафотным
Гляжу я на цветных мокриц,
Гляжу на стариков-младенцев,
Обманчивых эфемерид,
На многотомный сумрак немцев,
На дряблых Франции Армид,