Хотя старая палестинская политическая и экономическая элита была дискредитирована, некоторые ее представители, в частности те, кто выступал против муфтия, например Рагиб ан-Нашашиби, в прошлом мэр Иерусалима, быстро приспособились к новым условиям жизни под властью Хашимитской монархии. Некоторые из них даже заняли посты в иорданском правительстве. Другие палестинцы остались непримиримыми и испытывали горечь от того, что потеряли шанс на самоопределение и, что еще хуже, оказались под властью своего старого недруга короля Абдаллы. Хотя Арабский легион Иордании, поддерживаемый Великобританией, оказался единственной армией, способной выстоять против израильских войск в 1948 году и не допустить переход еще большей части Палестины под контроль Израиля, цена такого спасения – власть хашимитов над Западным берегом и Восточным Иерусалимом – была очень высока. Преданность Абдаллы ненавистным британским колониальным хозяевам, его неприятие независимости Палестины и широко распространенные слухи о его контактах с сионистами – все это играло против него. Мой отец, по личному опыту знавший о взглядах Абдаллы, после истечения срока действия паспорта, выданного британскими мандатными властями в Палестине, отказался получать иорданский паспорт. В конце концов он получил саудовский паспорт благодаря вмешательству своего брата доктора Хусейна, познакомившегося с министром иностранных дел (а впоследствии королем) Саудовской Аравии Фейсалом ибн Абдул-Азизом на конференции в Сент-Джеймсском дворце в Лондоне в 1939 году.
В конце концов король Абдалла заплатил за свои заигрывания с Израилем максимальную цену176. В июле 1951 года он был убит на широкой эспланаде Харам аш-Шариф в Иерусалиме, когда выходил из мечети Аль-Акса после пятничной молитвы177. Его убийца, вскоре пойманный и быстро преданный суду, предположительно был связан с бывшим муфтием Иерусалима – офисы муфтия долгое время располагались внутри прямоугольного Харама, важнейшего элемента палестинской идентичности, и по соседству с ним. Вместо того чтобы похоронить убитого короля в склепе, примыкающем к Хараму, рядом с местом упокоения его отца Хусейна, шерифа Мекки, местом погребения была выбрана столица Иордании Амман.
Это убийство еще больше обострило отношения между иорданским режимом и палестинскими националистами, которых правители нового расширенного королевства считали безответственными, опасными радикалами и возмутителями спокойствия. В дальнейшем монархия часто использовала разногласия, существовавшие между многими иорданцами и новыми гражданами-палестинцами, которые теперь составляли большинство населения. Тем не менее многие иорданцы стали воспринимать хашимитский режим как недемократический, репрессивный бастион имперских интересов, играющий роль послушного буфера, прикрывающего восточную границу еврейского государства. Хотя значительная часть палестинцев со временем стала процветающей, надежной опорой иорданского общества, напряженность в отношениях между режимом и его палестинскими подданными сохранялась десятилетиями и в конце концов привела к вооруженному конфликту 1970 года.
Палестинцы, нашедшие убежище в Ливане, также стали участвовать в политике принимающей страны, хотя число беженцев и их доля в общей численности населения были гораздо меньше, чем в Иордании. Являясь в основном мусульманами, палестинцы никогда не рассматривались на предмет получения ливанского гражданства, поскольку это нарушило бы шаткий межконфессиональный баланс, созданный французскими мандатными властями с прицелом на господство христиан-маронитов. Некоторые ливанские сунниты, друзы, шииты и левые политики, симпатизировавшие делу палестинцев, со временем стали рассматривать их как полезных союзников в своих усилиях по перестройке раздробленной политической системы Ливана. Однако приверженность делу Палестины не распространялась на интеграцию палестинцев, которые в любом случае все еще надеялись возвратиться на родину. Таким образом, сопротивление окончательному переселению в Ливан (по-арабски «таутин») являлось догмой как для ливанцев, так и для палестинцев.
Жители лагерей палестинских беженцев находились под пристальным наблюдением Второго бюро, разведывательной службы ливанской армии. Для палестинцев действовали жесткие ограничения на трудоустройство и владение собственностью. В то же время предоставление БАПОР услуг в Ливане и других странах, в частности всеобщее образование и профессиональная подготовка, позволило палестинцам стать одним из самых высокообразованных народов арабского мира. Полученные таким образом знания помогали им эмигрировать, особенно в богатые нефтью арабские страны, которые остро нуждались в квалифицированной рабочей силе и профессиональных знаниях. И все же, несмотря на аварийный клапан, предоставленный БАПОР, позволивший многим молодым палестинцам выбраться из лагерей беженцев, национализм и ирредентизм были широко распространены среди всех классов и общин. Когда палестинцы начали оправляться от шока Накбы и создавать политические организации, их деятельность привела к дальнейшей поляризации среди ливанцев по религиозному и политическому признакам и в итоге к столкновениям с властями конца 1960-х годов.
Меньшее число палестинских беженцев оказалось в Сирии – частично в лагерях, частично в Дамаске и других городах, еще меньшее – в Ираке и совсем малое количество – в Египте. В этих больших странах с более однородным населением ограниченные группы палестинских беженцев не оказывали дестабилизирующего влияния. В Сирии были созданы лагеря беженцев, но и там палестинцы имели определенные преимущества. Они получили многие права сирийских граждан, такие как право на владение землей и доступ к государственному образованию и государственной службе, но им было отказано в гражданстве, паспортах (как и в Ливане, они получали удостоверения личности беженцев) и в праве голоса на выборах. Таким образом, палестинцы в Сирии достигли высокой степени социальной и экономической интеграции, сохранив при этом юридический статус беженцев.
Со временем, когда арабские страны Персидского залива Ливия и Алжир укрепили свою нефтяную промышленность и получили возможность оставлять себе бо́льшую часть доходов от продажи нефти и газа, многие палестинцы переехали туда на жительство и сыграли важную роль в становлении экономики, государственной службы и системы образования этих стран. Однако, подобно героям повести «Люди под солнцем» палестинского писателя Гассана Канафани, они не всегда находили этот маршрут легким, поскольку он часто был связан с оторванностью от своих, изоляцией и, как в случае с попытками палестинцев пересечь границу с удостоверениями беженцев, даже трагедиями178. Жизнь в арабских странах Персидского залива не позволяла получить гражданство или статус постоянного жителя: возможность палестинцев оставаться в этих местах зависела от наличия работы, даже если они прожили там большую часть своей жизни.
Независимо от степени интеграции палестинцев население всех арабских государств испытывало сильное постоянное беспокойство по вопросу о Палестине, как из-за широкой симпатии к этому народу, так и потому, что унизительное поражение 1948 года заставило их осознать собственную слабость, уязвимость и неустойчивость. В своих мемуарах «Философия революции» Гамаль Абдель Насер, лидер египетского восстания 1952 года, размышляет о том, как идея свержения старого режима захватила умы офицеров, воевавших в 1948 году в Палестине: «Мы сражались в Палестине, но наши мечты были связаны с Египтом»179.
Военное поражение 1948 года не только вызвало потрясения, но и породило у арабских соседей сильный страх перед Израилем, чья мощная армия продолжала наносить разрушительные удары в рамках стратегии непропорционального возмездия за проникновение беженцев на его территорию, направленной на то, чтобы подтолкнуть арабские государства к подавлению палестинского ирредентизма180. Вопрос о нападениях Израиля регулярно поднимался на заседаниях Совета Безопасности ООН (на которых мой отец присутствовал в 1950–1960-х годах в качестве сотрудника отдела по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН), где действия Израиля часто осуждались181. Отчеты, которые Совет получал от наблюдателей ООН за перемирием, разительно отличались не только от заявлений израильского правительства, но и от искаженного освещения событий в американских СМИ182.
Нестабильная обстановка на границах Израиля с другими странами привела к тому, что арабские лидеры часто обсуждали проблему Палестины под давлением своих народов, но воздерживались от реальных действий, опасаясь израильской военной мощи и осуждения великих держав. Таким образом, палестинский вопрос превратился в предмет политических игр, который произвольно использовался конъюнктурщиками от политики, каждый из которых стремился переиграть другого, заявляя о своей приверженности делу Палестины. Палестинцы, наблюдавшие за этой циничной игрой, в конце концов поняли: для того чтобы чего-то добиться, придется делать это самим.
После войны 1948 года палестинцы практически пропали из виду, их почти не освещали западные СМИ, им редко позволяли представлять самих себя на международной арене. О них и их святом деле говорили правительства арабских стран, но сами палестинцы практически не играли самостоятельной роли. Арабские государства предполагали, что будут говорить от имени палестинцев на межарабских форумах, но раскол и беспорядок в их рядах и множество отвлекающих факторов мешали им выступать единым фронтом. В Организации Объединенных Наций и других местах палестинский вопрос обычно фигурировал под более широкой рубрикой «арабо-израильского конфликта», но арабские государства, задававшие тон, неохотно выражали интересы палестинцев. Сразу после Накбы несколько бывших членов ВАК под руководством Ахмада Хильми-паши, в том числе мой дядя Хусейн, попытались сформировать правительство в изгнании арабского государства, упомянутого в резолюции о разделе. Они создали правительство всей Палестины в Газе, но оно так и не смогло заручиться поддержкой ключевых арабских государств, в частности Иордании, не желавшей, чтобы палестинцы имели независимое представительство. В итоге правительство в изгнании не получило международного признания