Все важные решения с палестинской стороны принимались лидерами ООП в Тунисе. Они с таким отчаянием стремились включиться в переговорный процесс и вырваться из изоляции, что даже если бы знали, насколько жестко Соединенные Штаты обязаны следовать израильской линии, скорее всего, совершили бы те же самые ошибки, которые в итоге допустили на переговорах. Имея мало союзников на региональном или глобальном уровне, не имея возможности оказывать давление на Израиль, не понимая природы оккупации и сложных юридических вопросов, они, по сути, решили положить все свои яйца в одну корзину, надеясь на поддержку со стороны правительства США, обязанного выражать только заранее одобренную Израилем точку зрения. Больше всего им не хватало терпения углубляться в крючкотворство, которым наполнили переговоры опытные израильские дипломаты, или выработать долгосрочную стратегию, способную сломить упрямство Израиля по ключевым вопросам, касающимся контроля над территорией, расширения поселений и статуса Иерусалима.
Усадив все стороны за один стол, Мадридская конференция выполнила свою функцию и положила начало всеобъемлющему переговорному процессу. За ней последовало движение в нескольких разных направлениях: три арабских государства – Сирия, Ливан и Иордания – перешли к двусторонним переговорам с Израилем по заключению окончательного мирного договора. В то же время палестинское направление, отделенное от иорданского, включало в себя десять раундов переговоров с израильскими представителями, длившихся полтора года и проводившихся в помещениях государственного департамента в Вашингтоне. Эти переговоры по-прежнему жестко сводились к вопросу об ограниченном самоуправлении на Западном берегу и в секторе Газа. Среди многих препятствий, мешавших достижению прогресса в Вашингтоне, были ошибки руководства ООП, обманчивая роль США и упрямство Израиля по вопросам о правах палестинцев, а также тот факт, что лидеры ООП в Тунисе не понимали решающего значения юридического и дипломатического опыта, постепенного накапливаемого палестинскими переговорщиками и их советниками.
К этому опыту следовало прислушаться в особенности потому, что многие сотрудники американской администрации играли двойную роль. Некоторые из них не хотели давить на израильтян по каким-либо существенным вопросам вроде расширения поселений и статуса Иерусалима в переходный период или протяженности юрисдикции палестинцев над территориями и населением, которым предстояло предоставить формальную автономию. О чем бы ни шла речь, представители США считали израильскую позицию, как они ее понимали, пределом возможного или обсуждаемого. Мы знали, что они тесно координировали свои действия с израильскими коллегами, и некоторые из них доходили в своих официальных (но тайных) обязательствах США перед Израилем до крайностей. Американский переговорщик Аарон Дэвид Миллер позже с сожалением использовал термин «адвокаты Израиля» в отношении своей позиции и позиции многих своих коллег365. Уместно заметить, что это название придумал Генри Киссинджер, который знал толк в защите израильской политики366.
В этом отношении Джеймс Бейкер отличался от всех своих подчиненных. Он был человеком с необычайно тонким политическим чутьем и острым нюхом на то, как и где использовать власть. Он и Буш понимали, какие выгоды принесло бы США всеобъемлющее урегулирование арабо-израильского конфликта сразу после окончания холодной войны, и предполагали, что для достижения прочного соглашения придется надавить на Израиль. Бейкеру также хватило хладнокровия и доверия со стороны президента, чтобы игнорировать ограничения свободы действий США, согласованные в 1975 году Киссинджером, или, по крайней мере, интерпретировать эти ограничения вольно в свете того, что он считал национальными интересами США. Оба добились начала переговоров: когда Шамир уперся, сопротивляясь первой попытке американской администрации созвать конференцию, Бейкер не побоялся публично выступить против правительства Шамира, сказав: «Когда вы решите заключить мир всерьез, позвоните нам» – и продиктовав номер телефона Белого дома367. Бейкер, несмотря на упорное сопротивление Шамира, неотступно настаивал на участии палестинцев в мадридских переговорах. Те из нас, кто встречался с Бейкером, чувствовали, что он соболезнует тяжелому положению палестинцев в условиях оккупации и понимает наше недовольство абсурдными ограничениями, наложенными правительством Шамира. Отчасти это сочувствие было результатом его длительного общения с Хусейни, Ашрауи, Абдель Шафи и их коллегами в ходе встреч по подготовке к конференции.
Однако возможности или открытость Бейкера имели свои пределы. Он, например, не ограничивал действия Израиля, систематически меняющие статус-кво в Палестине во время проведения переговоров. К таким действиям относились непрерывное строительство поселений и запрет на въезд в Иерусалим для жителей остальных оккупированных территорий. И то и другое было грубым нарушением обязательств США, закрепленных в гарантийном письме Бейкера. По мнению палестинцев, этими действиями Израиль, воспользовавшись запретом на выдвижение палестинских делегатов, не позволившим им обсуждать вопросы окончательного статуса, заблаговременно забрал себе все куски пирога, который должны были поделить между собой две стороны. Хотя нетерпение администрации Буша по поводу обструкционизма Шамира и непрекращающейся колонизации Западного берега привело к тому, что Израилю было отказано в 10 миллиардах долларов кредитных гарантий, которые Израиль просил предоставить для переселения российских евреев, эта мера практически не повлияла на израильское правительство368. На большее Вашингтон не решился.
Как бы то ни было, Бейкер покинул госдепартамент через десять месяцев после начала переговоров в Мадриде, будучи привлеченным в августе 1992 года к руководству провальной предвыборной кампанией Буша. С этого момента все дела взяли на себя младшие чиновники, находившиеся под жестким контролем Бейкера, пока он был госсекретарем, но не обладавшие ни его авторитетом и твердой волей в отношениях с Израилем, ни его беспристрастностью, ни его дальновидностью. Такая ситуация сохранялась в течение оставшихся нескольких месяцев правления Буша, а затем усугубилась при Билле Клинтоне, победившем на выборах в ноябре того же года, и при двух его посредственных госсекретарях, Уоррене Кристофере и Мадлен Олбрайт. Никто из верхушки новой администрации не имел такого же взгляда на процесс, на Израиль или на палестинский вопрос, как Буш и Бейкер, и все их преемники находились под сильным влиянием чиновников, особенно Денниса Росса, доставшихся им в наследство от администрации Буша.
Многие члены этой группы экспертов питали сильную личную симпатию к сионизму лейбористского типа и восхищались Рабином (что было характерно и для Билла Клинтона), занявшим пост премьер-министра Израиля в июне 1992 года. Они сделали свою репутацию и карьеру, работая над так называемым мирным процессом, тянувшимся со времен саммита 1978 года в Кэмп-Дэвиде. Возвышение этих профессионалов мирного процесса ознаменовало уход целого поколения так называемых арабистов в государственном департаменте и других ветвях власти. Последние имели за плечами много лет государственной службы на Ближнем Востоке и обширные языковые навыки, которые привносили в их работу глубокое понимание Ближнего Востока и позиции США в этом регионе. Их часто поливали грязью такие лоббисты, как Американо-израильский комитет по общественным связям (АИКОС), обвиняя в антиизраильских взглядах, что было вымыслом, – на самом деле, в отличие от большинства тех, кто в итоге их заменил, они всего лишь не зацикливались на апологетике Израиля369.
На смену им пришли люди – среди них не было ни одной женщины, – которые занимались только вопросом Израиля, исключая почти все остальное. Высказывание Дизраэли «Восток – это карьера» превратилось в «мирный процесс – это карьера». Как правило, эти люди обладали академическими знаниями. Деннис Росс, Мартин Индик, Дэниел Курцер и Миллер имели докторские степени370, но не служили годами на Ближнем Востоке нигде за исключением Израиля. Некоторые из них впоследствии работали послами США: Курцер – в Египте и Израиле, Индик – в Израиле, другие – помощником госсекретаря по Ближнему Востоку, руководителем отдела политического планирования политики госдепартамента и в Совете национальной безопасности.
Среди этих профессионалов мирного процесса Деннис Росс был дуайеном и, безусловно, наиболее пристрастным политическим деятелем. Как сказал о нем один высокопоставленный сотрудник госдепартамента: «У Росса есть дурная привычка – предварительно консультироваться с израильтянами»371. Другой коллега был еще более язвителен. Росс, по его словам, имел склонность «заранее поднимать руки перед красными линиями», имея в виду красные линии, прочерченные Израилем372. За десятилетия работы с «клиентом» глубокая, неизменная приверженность Росса Израилю стала еще более очевидной, особенно после того, как он оставил государственную службу в 2011 году (он периодически занимал государственные должности с середины 1970-х годов). После этого Росс стал лоббистом Израиля во всех смыслах этого слова, возглавив Институт политики еврейского народа, основанный и финансируемый Еврейским агентством, и являясь почетным научным сотрудником поддерживаемого АИКОС Вашингтонского института ближневосточной политики, который он основал вместе с Мартином Индиком. Второй соучредитель института, Мартин Индик, тоже раньше работал в АИКОС и стал ключевой фигурой на переговорах во время правления администрации Клинтона (которая организовала для этого гражданина Австралии быстрое получение гражданства США, чтобы он мог занять в 1993 году правительственную должность)373.
Откровенная предвзятость Денниса Росса и некоторых его коллег была очевидна во всех наших беседах. Их ключевой особенностью было то, что они принимали заявленные публичные позиции Израиля как предел допустимого в политике США. Для Росса и других этот подход определялся их коренными убеждениями. Росс в своем пристрастном отношении к Израилю шел еще дальше, делая собственные оценки того, что Израиль примет и чего не примет и, следовательно, чего не должны допус