кать США. Эти оценки нередко бывали ошибочными. Он считал признание ООП и ее участие в переговорах неприемлемыми для Израиля, хотя Рабин в конце концов пошел на эти условия. Во время одних из тупиковых переговоров в Вашингтоне американская сторона, упорно отказывавшаяся выдвигать свои собственные идеи, согласилась сделать так называемое «промежуточное предложение». С помпой представленный Россом, этот мостик, ведущий в никуда, оказался еще менее перспективным, чем последняя позиция, неофициально выдвинутая самими израильтянами374. Предвзятость Росса проявилась в еще один момент переговоров, когда во время моего выступления он пригрозил, что, если палестинская делегация не примет спорный пункт, на котором настаивал Израиль, Вашингтон заставит нажать на палестинцев своих «друзей в Персидском заливе».
Препятствия, создаваемые Израилем, носили совершенно иной характер. Пока Шамир был премьер-министром, в стране шли постоянные процедурные склоки и мучительный диалог глухих о существе вопроса. В частности, Израиль придерживался концепции Бегина, озвученной в Кэмп-Дэвиде в 1978 году, о предоставлении автономии народу, но не территории. Это соответствовало взглядам израильских правых и фактически было сердцевиной сионистской доктрины, согласно которой только один народ, еврейский, имел законное право на существование и суверенитет на всей территории под названием Эрец-Исраэль, Земля Израиля, а не Палестина. Палестинцев считали в лучшем случае пришлыми жителями. На практике, когда палестинцы выступали за широкую юридическую и территориальную юрисдикцию для будущего органа самоуправления, израильские переговорщики отвечали им решительным отказом. В таком же ключе они отказывались ограничивать создание поселений. И неудивительно. Известно, что Шамир, по некоторым данным, заявил, что он был готов тянуть переговоры хоть еще десять лет, чтобы «значительно увеличить число еврейских поселенцев на занятой Израилем территории»375.
После того как к власти вместо правительства Шамира пришла коалиция под руководством лейбористов, Рабин, ставший премьер-министром, долго не мог решить, чему отдать приоритет – сирийскому или палестинскому направлению. Будучи стратегом, он понимал, что одним из преимуществ заключения соглашения с Сирией является то, что это поставит палестинцев в более невыгодное положение, и с ними будет легче иметь дело. Рабин также считал, что соглашение на сирийском направлении было более важным стратегически и относительно проще достижимым. Вероятно, он был прав в последнем вопросе – и ему и Хафезу аль-Асаду почти удалось прийти к соглашению376.
В качестве доказательства серьезности своих намерений в отношении Сирии Рабин назначил Итамара Рабиновича главным переговорщиком на сирийском направлении (и одновременно послом Израиля в США). Полковник запаса израильской армии, где он был старшим офицером разведки, и видный ученый с глубоким знанием Сирии, Рабинович был идеальным кандидатом для этой должности. Его назначение привело к тому, что он сам назвал «некоторым прогрессом» в отношениях с сирийцами, хотя в итоге обе стороны так и не смогли договориться о стратегическом контроле над несколькими квадратными милями береговой линии на восточной стороне Галилейского моря. Эта довольно простая, но чреватая осложнениями проблема значительно усугублялась тем, что в некоторых общественных слоях Израиля (а также среди его наиболее ярых сторонников в США) возникла жесткая оппозиция выводу войск с Голанских высот в каком-либо виде, хотя сам Рабин был готов его рассматривать. В разгар переговоров мне довелось присутствовать на выступлении Рабиновича в Чикаго, где ему не удалось убедить сторонников жесткой линии Израиля в возможности и желательности сделки с Сирией. Я сказал Рабиновичу, что Израиль сам себе создал иррациональную оппозицию, демонизируя Сирию, с которой, по его и Рабина убеждению, Израиль теперь мог бы договориться.
В отличие от относительно гибкой тактики по отношению к Сирии и назначения подходящего представителя для контактов с этой страной Рабин мало что изменил в подходе Израиля к переговорам с палестинцами. Он сохранил на своем посту главу израильской делегации Эльякима Рубинштейна, опытного дипломата, впоследствии судью Верховного суда, который в отношении к нам оставался тверд как кремень. В позиции Израиля произошли некоторые сдвиги – по поводу выборов в Палестине, контактов между Западным берегом и сектором Газа и некоторых других вопросов, но центральный элемент повестки Рубинштейна по-прежнему сводился к очень жестко ограниченной форме самоуправления. Палестинская делегация и лидеры ООП в Тунисе, поняв, что смена правительства Израиля не предвещает существенного изменения подходов, были заметно разочарованы. Мы зря удивлялись. В своей речи, произнесенной в 1989 году, Рабин четко заявил о приверженности кэмп-дэвидской политике Бегина, включая автономию, но отверг создание независимого государства для палестинцев377. Шесть лет спустя, в октябре 1995 года, менее чем за месяц до его убийства, Рабин заявил в кнессете, что любое палестинское «образование», которое предстоит создать, будет «меньше государства»378.
Несмотря на неутешительные сигналы из Вашингтона в январе 1992 года, когда Шамир еще находился на своем посту, палестинская делегация выдвинула предложение о создании временной палестинской администрации самоуправления, или сокращенно ВПАС, как мы ее называли, которая, по нашим прогнозам, должна была стать ступенькой на пути к созданию государства. Расширенная и более содержательная версия этого предложения была представлена в марте. Его основная идея заключалась в создании палестинского государственного образования, власть которого должна была опираться на всенародные выборы, включая палестинских жителей Западного берега, Иерусалима, сектора Газа, лиц, изгнанных из этих районов в 1967 году, и тех, кто был выдворен Израилем в последующее время. После проведения выборов израильские военные органы власти и оккупационная бюрократия, притворно именуемая гражданской администрацией, должны были передать все свои полномочия новому органу управления, после чего уйти. Новый орган власти получил бы полную юрисдикцию (но не суверенитет и не полный контроль в области безопасности) над воздушным пространством, землей и водными ресурсами на всех оккупированных территориях, включая еврейские поселения (но не самих поселенцев), и над всеми палестинскими жителями. Израиль обязался бы заморозить создание новых поселений и вывести войска «в пункты дислокации, расположенные вдоль границ оккупированных палестинских территорий»379.
Хотя предложение о создании ВПАС представляло собой искренние усилия по переходу от оккупации к независимости, в конечном счете попытка обойти ограничения, тормозившие переговоры, и расширить приемлемые для Израиля формы самоуправления не увенчалась успехом. По сути, Израиль оставлял за собой все полномочия в области безопасности, земли, водных ресурсов, воздушного пространства, регистрации населения, свободы передвижения, поселений и решения большинства других важных вопросов. Предложение о создании ВПАС провалилось по нескольким причинам, и главной из них была сионистская доктрина, лежавшая в основе изгнания палестинцев с их земли, – исключительное право евреев на всю Палестину. Юрисдикция в тех общих чертах, в каких она предусматривалась предложением о ВПАС, противоречила этой коренной доктрине, из которой вытекало все остальное. Оно слишком близко приближалось к табу на палестинский суверенитет, чтобы быть приемлемым для Рубинштейна и его политических боссов, будь то Ицхак Шамир или Ицхак Рабин.
Еще одно препятствие возникло в Тунисе. Хотя руководство ООП одобрило предложение, я ощущал заметное отсутствие энтузиазма по поводу концепций, которые легли в его основу. Руководители ООП не продвигали это предложение ни на международном уровне, ни в арабском мире, ни в Израиле, хотя такое продвижение могло бы придать ему определенный импульс. Возможно, они знали, что израильское правительство никогда не примет его, и страстно желали заключить устраивающую их сделку любого рода. Сдержанность могла также объясняться ревностью к делегации, реально разработавшей сложный и тщательно продуманный план, вместо того чтобы попросту реагировать на вбросы противника, как это делала ООП с самого начала переговорного процесса и продолжает делать по сей день.
Эта проблема усугублялась глубокой напряженностью в отношениях между ООП в Тунисе и палестинцами на оккупированных территориях, многие из которых были ветеранами интифады и являлись официальными членами делегации. Мы все знали об этой напряженности и видели, как она иногда переходила в открытые ссоры. Многие из нас присутствовали в номере вашингтонского отеля Фейсала Хусейни во время яростных телефонных перепалок между ним и Арафатом. Израильтяне тоже знали об этой натянутости и с готовностью пользовались ею в своих интересах. В 1993 году они внезапно изменили основные правила и разрешили прямое участие Хусейни, Ашрауи и других лиц (включая нас, советников), прежде не допущенных к официальным переговорам. Это могло показаться любезной уступкой, но, как сказал Рабин Клинтону во время встречи, данный шаг должен был посеять раскол среди палестинцев в надежде, что «местный лидер сможет противостоять Арафату»380. Принцип «разделяй и властвуй», которому Рабин следовал, когда был министром обороны, является стандартной тактикой любого колониального правителя, но в итоге она не пригодилась. После того как предложение о создании ВПАС было отклонено, наша делегация в Вашингтоне не получила от израильтян ни одного серьезного встречного предложения, способного существенно изменить колониальный статус-кво в Палестине. Переговоры в Вашингтоне ни к чему не привели.
В конце концов в позиции Израиля все же произошел фундаментальный сдвиг, хотя во время пребывания в Вашингтоне мы о нем лишь догадывались. После более чем полутора лет топтания на месте и разочарований мы узнали, что между ООП и Израилем произошел важный секретный обмен мнениями. Во время последнего раунда переговоров с израильтянами в Вашингтоне в июне 1993 года Ашрауи и мне было поручено за ночь составить документ, служащий болванкой для посвященного этому обмену брифинга американских дипломатов, который нам предстояло провести на следующий день. Узнав, о чем именно нам поручили рассказать, я крайне удивился. Оказалось, что ООП и Израиль достигли конфиденциального соглашения, согласно которому кадрам и силам ООП, «вероятно также включая офицеров Армии освобождения Палестины», будет разрешен въезд на оккупированные территории, где они смогут приступить к выполнению своих обязанностей в качестве сил безопасности. Для тех из нас, кому предстояло проводить брифинг, это стало полным откровением. Получалось, что ООП и Израиль вели тайные прямые переговоры (об этом ходили слухи) и достигли предварительной договоренности по вопросу о безопасности, который был первостепенным как для Рабина, так и для Арафата.