Позже мы узнали, что этот прорыв стал результатом еще одних тайных переговоров, протекавших в полном отрыве от секретных переговоров в Осло, но не получивших такой же известности. Это был лишь один из переговорных треков, санкционированных Рабином, и участники каждого из них не подозревали о существовании других направлений381. Главные действующие лица параллельных переговоров в Осло, министр иностранных дел Израиля Шимон Перес и Ахмад Куреи (Абу Ала), пользовались заслуженной репутацией неутомимых мастеров самопиара. Следовало ожидать, что они сделают все, чтобы их слава затмила все остальное. Так и случилось382. В отличие от них, Рабин и Арафат использовали конфиденциальных посредников, чтобы спокойно прийти к взаимопониманию по ключевому вопросу о безопасности, ставшему необходимым условием и основой успеха более широко известного и обстоятельного переговорного процесса в Осло.
Переговоры по вопросам безопасности проходили без привлечения чьего-либо внимания в до сих пор не названном месте через тайных посланников, о которых по сей день мало что известно. С израильской стороны их вел бывший начальник военной разведки, который также был первым координатором по работе с палестинцами в условиях оккупации, генерал-майор (в отставке) Шломо Газит. Рабин, похоже, полностью доверял только старшим офицерам, состоявшим на действительной службе, резервистам и отставникам, таким как Газит и Рабинович383. Арафат был настроен аналогично, и поэтому визави Газита стал Низар Аммар, старший офицер разведслужбы покойного Абу Ияда, впоследствии занявший пост командующего силами безопасности Палестинской автономии384. Санкцию на проведение брифинга дал лично Арафат. Я понял это, потому что мы, не поверив, что израильтяне могли согласиться на столь далекоидущие условия, отправили черновой текст брифинга в Тунис, несколько пригасив то, что нам было велено сказать. В ответ мы немедленно получили поправки, сделанные хорошо узнаваемым почерком Арафата, восстанавливающие черновик в прежнем виде.
На нашем брифинге 23 июня 1993 года присутствовали Дэн Курцер и Аарон Дэвид Миллер. Они тоже не поверили своим ушам. Мы не обмолвились о существовании официального соглашения – на это у нас не было полномочий (оно действительно носило неформальный характер, хотя и было очень важным). Ханан Ашрауи сказала, что для обеспечения безопасности палестинцам понадобится «привлечь внешние ресурсы», например «офицеров НОАК» с соответствующим опытом. Я добавил, что «руководители израильской службы безопасности» понимают необходимость привлечения таких кадров. Один из американских дипломатов быстро сообразил, что «между израильтянами и палестинцами, возможно, имели место какие-то контакты», но усомнился, что такая договоренность сработает «без достижения взаимопонимания с израильтянами». Я попытался успокоить их, сказав, что мы «не считаем такую договоренность большой проблемой». «Мы впервые не знаем даже, что сказать», – заявил Курцер, а Миллер добавил: «Эта презентация по вопросам безопасности нечто не от мира сего»385.
Проницательные американские дипломаты, несомненно, понимали, что между двумя сторонами были установлены некие тайные каналы, но им было трудно вообразить, что ООП и Израиль могли договориться о столь масштабных переменах. Возможно, они были озадачены еще и по той причине, что эта информация противоречила всему, во что они и Деннис Росс верили и что всегда говорили своему начальству в госдепартаменте и Белом доме: израильтяне никогда не будут иметь дело напрямую с ООП, не говоря уже о том, чтобы позволить силам ООП вернуться на оккупированные территории и согласиться на привлечение НОАК к обеспечению безопасности. Однако какой бы ни была реакция американцев, от них уже ничего не зависело.
Этот важный сдвиг стал следствием урока, преподнесенного Рабину интифадой: Израиль был уже не в состоянии контролировать оккупированные территории с помощью одной силы. В итоге Рабин решил действовать иначе, чем Бегин и Шамир, при этом не отказываясь от военной оккупации и колонизации оставшейся части Палестины (в период его правления расходы на поселения были ограничены, но общая поселенческая активность только возросла). С этой целью Рабин разрешил установить прямые контакты с ООП, но придерживался узкого варианта ограниченного самоуправления. Со временем тайные контакты привели к тому, что Рабин согласился на возвращение большинства лидеров и сотрудников ООП в Палестину в контексте взаимного признания двух сторон, что легло в основу Декларации принципов между Израилем и ООП, подписанной на лужайке Белого дома в сентябре 1993 года. Согласно этому соглашению, Израиль признал ООП как представителя палестинского народа, а ООП признала существование государства Израиль.
Рабин сделал то, чего не делал до него ни один израильский лидер, – официально признал существование палестинского народа, признал ООП в качестве его представителя и начал с ней переговоры, получив взамен признание государства Израиль, однако этот обмен не был ни симметричным, ни взаимным. Израиль не признал палестинское государство и не взял на себя обязательство допустить его создание в будущем. Это была странная сделка, в результате которой национально-освободительное движение получило формальное признание со стороны угнетателей, но не добилось освобождения, получив лишь собственное признание в обмен на признание государства, колонизировавшего его исконную территорию и продолжавшего ее оккупировать. Это была вопиющая историческая ошибка, имевшая серьезные последствия для палестинского народа.
К июню 1993 года, за три месяца до торжественного подписания соглашения на лужайке Белого дома, Вашингтон перестал быть главным местом переговоров между ООП и Израилем. Наиболее важная из многих тайных и прямых линий связи между двумя сторонами находилась в Осло. Обе стороны хотели избежать чрезмерного внимания американцев и средств массовой информации, хотя это была не главная причина. Как только Рабин и Арафат пришли к выводу о возможности прямой сделки, они назначили нескольких эмиссаров для дальнейшего изучения ее перспектив. Переговоры в Осло были санкционированы обоими лидерами, но контролировались с израильской стороны Шимоном Пересом, а с палестинской – Махмудом Аббасом (Абу Мазином).
Именно там была выработана Декларация принципов, получившая название «Осло I», и были определены подробности соглашения между двумя сторонами. Проблема соглашения заключалась в его деталях, а сотрудники ООП, направленные в Осло, не были сильны по части деталей. Им не хватало языковой, юридической и другой подготовки, необходимой для понимания сути того, что предпринимали израильтяне. После первых раундов ознакомительных дискуссий, которые с израильской стороны вели двое ученых, палестинцы столкнулись лицом к лицу с авторитетной, компетентной израильской командой переговорщиков, в которую входили люди с огромным опытом в области международного права, такие как Йоэль Зингер (еще один бывший полковник израильской армии).
Эту команду собрал Шимон Перес. Как и Рабин или Шамир, он не собирался относиться к палестинцам на равных или мириться с палестинской государственностью и суверенитетом. Палестинские переговорщики в Осло уступали ему в классе: им не хватало ресурсов и навыков, никто из них не бывал в оккупированной Палестине уже несколько десятилетий, и у них не было возможности изучить и принять к сведению результаты десяти раундов переговоров с Израилем. Ухудшение положения палестинского населения на оккупированных территориях, наступившее с середины 1990-х годов после «Осло», во многом стало результатом неуклюжих действий палестинских посланников в норвежской столице и готовности Арафата и его коллег подписать разработанные ими ущербные договоренности386.
Когда мы впервые увидели текст соглашения «Осло», те из нас, кто двадцать один месяц работали в Мадриде и Вашингтоне, сразу поняли, что палестинские переговорщики не поняли тот смысл, который Израиль вкладывает в понятие автономии. Они подписались под крайне ограниченной формой самоуправления на части оккупированных территорий, без контроля над земельными угодьями, водоемами, границами и многим другим. В этих и последующих соглашениях, основанных на них и с незначительными изменениями действующих по сей день, Израиль сохранил все эти рычаги управления, что фактически было равнозначно полному контролю над землей и людьми, а также большинство атрибутов суверенитета. Именно этого пыталось избежать наше предложение о создании ВПАС, учреждавшее надежную юрисдикцию над людьми и землей под контролем выборного палестинского органа власти. Из-за неспособности осознать значение этих жизненно важных активов палестинские переговорщики в Осло попадали в одну ловушку, которую нам удавалось избежать, за другой. В итоге они приняли практически без изменений план автономии Бегина, которого твердо придерживались правительства Шамира и Рабина.
После того как Израиль отверг предложение о создании ВПАС, наша делегация отказалась принять самоуправление а-ля Бегин. Делегаты с оккупированных территорий знали, что на практике означает самоуправление по-израильски, как знали это и советники делегации, которые жили или провели много времени в Палестине. Ввиду отказа правительств Шамира и Рабина от окончательного замораживания строительства поселений или прекращения военного управления мы поняли, что они предлагают лишь косметические изменения, намереваясь бесконечно долго сохранять режим оккупации. Вот почему мы уперлись в Вашингтоне и почему ООП должна была приказать своим посланникам в Осло твердо сказать «нет» аналогичной сделке в стиле Бегина, которую Эдвард Саид справедливо назвал «инструментом палестинской капитуляции, палестинским Версалем»387.
Я убежден, что отказ от «экономного» предложения Израиля в Вашингтоне и Осло был бы правильным решением. Если бы ООП заняла жесткую позицию, результат не мог быть хуже, чем потеря земли, ресурсов и свободы передвижения, от которой палестинцы страдают с 1993 года. В целом неудача в том, чтобы добиться хоть какого-либо соглашения, была бы лучше соглашения «Осло». Оккупация продолжалась бы, как и раньше, но не под вывеской палестинского самоуправления, освобождения Израиля от финансового бремени расходов на управление и администрирование миллионного населения и «координации в области безопасности» – худшего из решений «Осло», по которому палестинская автономия была вынуждена помогать Израилю усмирять непокорных палестинцев, живущих под его военным режимом, в то время как их земли постепенно присваивались израильскими колонизаторами.