38. Теперь на основе многих источников мы знаем, что это было отнюдь не так: растущий массив хорошо обоснованных исторических работ, опирающихся на османские, палестинские, израильские и западные источники, полностью опровергает эти ложные представления39. Последние исследования, посвященные истории Палестины в период, предшествовавший 1948 году, идут гораздо дальше простой борьбы с заблуждениями и искажениями, лежащими в основе такого мышления. Что бы об этом ни думали неосведомленные сторонние наблюдатели, очевидно, что к первой половине XX века в Палестине под властью Османской империи сложилось динамичное арабское общество, переживавшее быстрые и все ускоряющиеся переходные процессы, мало чем отличавшиеся от обществ соседних ближневосточных стран40.
Серьезные внешние потрясения способны нанести сильный удар по обществу и в особенности по его самоощущению. В начале XX века Османская империя становилась все более хрупкой и несла крупные территориальные потери на Балканах, в Ливии и других местах. Длинная серия изнурительных войн и потрясений, растянувшаяся почти на десятилетие, началась с войны в Ливии в 1911–1912 годах, за ней последовали Балканские войны 1912–1913 годов и, наконец, колоссальные сдвиги Первой мировой войны, в результате которых империя прекратила свое существование. Четыре года этой войны породили нехватку всего необходимого, нищету, голод, болезни, конфискацию тяглового скота и призыв большинства мужчин трудоспособного возраста во фронтовые части. По некоторым оценкам, в период с 1915 по 1918 год в Великой Сирии, включавшей в себя Палестину, а также нынешние Иорданию, Сирию и Ливан, только от голода (усугубленного нашествием саранчи) умерло полмиллиона человек41.
Голод и всеобщие лишения были лишь одной из причин бедственного положения населения. Большинство наблюдателей подчеркивают ужасающие потери на западном фронте, однако мало кто вспоминает, что в целом Османская империя среди всех крупных воюющих держав понесла наиболее тяжелые военные потери – более трех миллионов погибших, или 15 % от общей численности населения. Большинство этих жертв пришлось на гражданских лиц (наибольшую группу составили жертвы массовых убийств, совершенных по приказу османских властей в 1915 и 1916 годах, – армяне, ассирийцы и другие христиане)42. Кроме того, из 2,8 миллиона первоначально мобилизованных османских солдат на войне, по некоторым данным, погибло 750 000 человек43. Арабские потери были тоже высоки, поскольку армейские подразделения, сформированные в Ираке и Великой Сирии, принимали широкое участие в кровавых побоищах на османском восточном фронте против России, в Галлиполи, на Синае, в Палестине и Ираке. Демограф Джастин Маккарти подсчитал, что после ежегодного прироста населения Палестины примерно на 1 % до 1914 года оно сократилось за время войны на 6 %44.
Потрясения не обошли стороной даже благополучные семьи, такие как моя собственная. Когда мой отец Исмаил родился в 1915 году, четверо его взрослых братьев – Нуман, Хасан, Хусейн и Ахмад – были призваны на службу в османскую армию. Двое из них получили ранения на фронте, но всем посчастливилось выжить. Моя тетя Анбара Салам аль-Халиди вспоминала ужасающие картины голода и лишений на улицах Бейрута, где она жила в молодости45. Хусейн аль-Халиди, мой дядя, служивший во время войны офицером медицинской службы, помнил о таких же душераздирающих сценах в Иерусалиме, где на улицах валялись тела десятков людей, умерших от голода46. По приговору османских властей, вынесенному в военное время, в связи с обвинением в государственной измене был повешен жених моей тети Абдул-Гани аль-Урайси и многие другие арабские патриоты-националисты47.
В 1917 году мой дед Хадж Рагиб аль-Халиди и бабушка Амира – все называли ее Ум Хасан – вместе с другими жителями района Яффа получили приказ османских властей об эвакуации. Чтобы спастись от надвигающейся угрозы войны, они покинули свой дом в Таль аль-Рише неподалеку от Яффы (много лет назад их привело туда из Иерусалима назначение моего деда на должность судьи) с четырьмя маленькими детьми, среди которых был мой отец. В течение нескольких месяцев семья жила в убежище в деревне Дайр Гассане, расположенной на холме к востоку от Яффы, у членов клана Баргути, с которыми их связывало давнее родство48. Деревня находилась достаточно далеко от моря, вне зоны обстрелов из корабельных орудий союзников и тяжелых боев, разразившихся на побережье, когда британские войска под командованием генерала сэра Эдмунда Алленби начали наступление на север.
С весны и до поздней осени 1917 года в южных районах страны шла непрерывная череда ожесточенных сражений между британскими и османскими войсками (впоследствии на выручку последним пришли немецкие и австрийские части). Боевые действия включали в себя окопную войну, воздушные налеты, а также интенсивные обстрелы сухопутной и морской артиллерии. Англичане предприняли ряд крупных наступлений, постепенно оттеснив обороняющиеся османские войска. Зимой бои охватили север Палестины (Иерусалим, расположенный в ее центре, был взят англичанами в декабре 1917 года) и продолжались до начала 1918 года. Непосредственное воздействие войны нанесло огромный ущерб многим регионам страны. Среди них особенно пострадали город Газа и близлежащие поселки и деревни, где в результате интенсивных обстрелов с начала длительной окопной войны, а потом медленного продвижения союзников вдоль побережья Средиземного моря многие районы были полностью превращены в развалины.
Семья моего деда вернулась в свой дом в Таль аль-Рише вскоре после того, как в ноябре 1917 года Яффа пала под ударами англичан. Другая тетя, Фатима аль-Халиди Салам, в то время восьмилетняя девочка, запомнила, как ее отец приветствовал английских военных. «Вэлкам, вэлкам», – говорил он на своем, несомненно, неидеальном английском. Ум Хасан послышалось, что он говорит «я вайлкум», или по-арабски «горе вам!»; ей померещилось, что дед насмехается над чужими солдатами, тем самым подвергая семью риску49. Приветствовал ли Хадж Рагиб аль-Халиди приход англичан или сожалел о нем, доподлинно неизвестно, однако двое его сыновей все еще сражались на другой стороне, а еще двое находились в плену, что ставило семью в щекотливое положение. Два моих дяди продолжали службу в рядах османской армии, сопротивлявшейся англичанам на севере Палестины и в Сирии, до конца 1918 года.
Они, как и тысячи других мужчин, не смогли быстро вернуться в свои дома после окончания войны. Некоторые, чтобы избежать призыва, эмигрировали в Америку, в то время как другие, в том числе писатель Ареф Шехаде (впоследствии получивший известность как Ариф аль-Ариф), содержались союзниками в лагерях для военнопленных50. Третьи, как Наджиб Нассар, редактор откровенно антисионистской газеты «Аль-Кармиль» в Хайфе, скрывались от призыва в горах51. Кроме них были еще арабские солдаты, дезертировавшие из османской армии и перешедшие на другую сторону или служившие в войсках арабских повстанцев под руководством шерифа Хусейна, заключившего союз с Великобританией. А такие, как Иса аль-Иса, редактор газеты «Фаластин», сосланный османскими властями за строптивость и проявления арабского национализма, были вынуждены покинуть относительно космополитичные пределы Яффы и перебраться в маленькие городки в самом сердце сельской Анатолии52.
Эти глубокие материальные потрясения усилили эффект мучительных послевоенных политических преобразований, вынуждавших людей пересматривать давно устоявшиеся представления о своей принадлежности. К концу боевых действий жители Палестины и большей части арабского мира оказались под оккупацией европейских армий. После четырехсот лет османского владычества они столкнулись с обескураживающей перспективой чужеземного правления и стремительного краха османской власти. Местное население не знало какой-либо другой системы управления на протяжении более двадцати поколений. Именно на пике этого великого перелома, когда заканчивалась одна эпоха и начиналась другая, на мрачном фоне страданий, потерь и лишений, до палестинцев дошли отрывочные сведения о декларации Бальфура.
Судьбоносное заявление, сделанное чуть более века назад от имени британского кабинета министров 2 ноября 1917 года государственным секретарем по иностранным делам Артуром Джеймсом Бальфуром, получившее известность под названием «декларация Бальфура», состояло всего из одного предложения:
«Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального дома для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».
Многие прозорливые палестинцы начали видеть угрозу в сионистском движении еще до Первой мировой войны, однако декларация Бальфура привнесла новый, устрашающий элемент. Используя мягкий, обманчивый язык дипломатии и двусмысленную фразу об одобрении «создания в Палестине национального дома для еврейского народа», декларация фактически обязывала Великобританию поддержать усилия Теодора Герцля по созданию еврейского государства, а также обретению суверенитета и контроля над иммиграцией на всей территории Палестины.
Примечательно, что Бальфур обошел вниманием подавляющее большинство арабского населения (составлявшее на тот момент около 94 %), лишь вскользь упомянув «существующие нееврейские общины в Палестине». К последним применили терминологию, которая отнюдь не отображала их сущности как нации или народа, – декларация не содержит слово «палестинец» или «араб». Подавляющему большинству населения были обещаны лишь «гражданские и религиозные права», но не политические или национальные. И наоборот, Бальфур признавал национальные права за «еврейским народом», который в 1917 году составлял ничтожное меньшинство – 6 % жителей страны.