Если уничтожение коренного населения в Палестине не является вероятным результатом, то как ликвидировать господство колонизаторов, чтобы сделать возможным подлинное урегулирование? Преимущество, которым пользуется Израиль, продолжая свой проект, заключается в том, что колониальный характер столкновения в Палестине не виден большинству американцев и многим европейцам. Израиль представляется им нормальным, естественным национальным государством, как и любое другое государство, столкнувшимся с иррациональной враждебностью непримиримых и зачастую антисемитски настроенных мусульман (именно так многие воспринимают палестинцев, даже тех, кто являются христианами). Распространение этого имиджа – одно из величайших достижений сионизма, жизненно необходимое для его выживания. По словам Эдварда Саида, сионизм победил отчасти потому, что он «выиграл политическую битву за Палестину в мире, где важны идеи, представления, риторика и имидж»441. Это в значительной степени относится и к сегодняшнему дню. Развенчание этого заблуждения и выявление истинной природы конфликта – необходимый шаг для того, чтобы палестинцы и израильтяне смогли перейти к постколониальному будущему, в котором один народ не будет использовать внешнюю поддержку для угнетения и вытеснения другого.
Последние опросы показали, что в некоторых сегментах американского общественного мнения наметились сдвиги. Хотя они обнадеживают сторонников свободы палестинцев, они не отражают позицию большинства американцев. Эти изменения также не обязательно свидетельствуют о здравом понимании колониальной динамики конфликта. Более того, общественное мнение может снова измениться. Недавние события в Палестине немного склонили симпатии в пользу палестинцев, однако новые события могут заставить их качнуться в противоположную сторону, как это произошло во время Второй интифады. Для достижения именно такого поворота предпринимались обильно финансируемые усилия, в частности направленные на очернение критиков Израиля как «антисемитов»442, в то время как ответные усилия по укреплению позитивной тенденции в сравнении с ними выглядят бледно.
Опыт нескольких последних десятилетий показывает, что эффективными для укрепления понимания реального состояния дел в Палестине оказались три подхода. Первый основан на продуктивном сравнении случая Палестины с другими событиями из истории поселенческой колонизации, будь то судьба американских индейцев, южноафриканцев или ирландцев. Второй, связанный с первым, предполагает сосредоточение внимания на резком дисбалансе сил между Израилем и палестинцами, характерном для всех колониальных столкновений. Третий, и, возможно, самый важный, предлагает выдвинуть на первый план проблему неравенства.
С учетом библейского ракурса сионизма, рассматривающего новоприбывших как коренных жителей и исторических владельцев земли, которую они колонизировали, продемонстрировать колониальную природу конфликта невероятно трудно. В этом свете коренное население Палестины выглядит чужеродным в возрожденном после трагедии Холокоста еврейском национальном государстве, уходящем корнями к царству Давида и Соломона. Для этого благородного сценария палестинцы – как бельмо на глазу. Оспаривать этот колоссальный миф особенно трудно в Соединенных Штатах, пропитанных духом евангелического протестантизма, что делает их особенно восприимчивыми к экспрессивным библейским посылам. К тому же США гордятся собственным колониальным прошлым. Слово «колониальный» имеет в Соединенных Штатах звучание, сильно отличающееся от ассоциаций, которое оно вызывает в метрополиях бывших европейских империй и странах, когда-то в них входивших.
Точно так же термины «поселенец» и «первопроходец» имеют в американской истории положительную коннотацию, они рождены героическими историями о завоевании Запада в борьбе с коренным населением, распространяемыми кинофильмами, книгами и телевидением. Между сопротивлением американских индейцев лишению их владений и сопротивлением палестинцев существуют поразительные параллели. Обе группы изображаются отсталыми дикарями, жестокими, кровожадными, недалекими противниками прогресса и современности. Хотя многие американцы начали оспаривать эту часть своего национального нарратива, израильское общество и его сторонники все еще прославляют историю создания Израиля. Более того, они не могут обойтись без такого прославления. Сравнение Палестины с судьбой американских индейцев или афроамериканцев неудачно еще и потому, что Соединенные Штаты до сих пор не признали в полной мере темные главы своего прошлого и не устранили их токсичные последствия для настоящего. Предстоит пройти долгий путь, прежде чем сознание американцев изменится в отношении истории своей страны, не говоря уже об истории Палестины и Израиля, которому Соединенные Штаты всячески помогали.
Второй подход к изменению существующих представлений о конфликте заключается в показе огромного неравенства сил между палестинцами и их противниками и того, что сионистское движение почти всегда действовало первым, стремясь установить контроль над арабскими землями. Демонстрация реального положения дел могла бы свести на нет дискурсивное преимущество, достигнутое сионизмом, по чьей версии Израиль – это Давид, противостоящий арабо-мусульманскому Голиафу. Более поздние вымыслы представляют конфликт как равную борьбу двух народов или даже двух государств, которая подчас формулируется в категориях «правых против неправых». Но даже в этом случае общепринятой версией пропаганды является утверждение, что Израиль всегда желал мира, но палестинцы отвечали отказом («заключать мир не с кем» – эта фраза представляет израильтян жертвами, вынужденными защищаться от ничем не оправданных актов терроризма и ракетных обстрелов). В действительности же на стороне сионистского движения, а затем и государства Израиль всегда стояли мощные силы, будь то британская армия до 1939 года, США и СССР с их поддержкой в 1947–1948 годах, Франция и Великобритания в 1950–1960-х годах или его покровители с 1970-х годов до сегодняшнего дня, когда помимо неограниченной поддержки со стороны США боевая мощь Израиля превзошла потенциал не только палестинцев, но и всех арабских сил, вместе взятых.
Однако наиболее перспективной для улучшения понимания реального положения Палестины является проблема неравенства. Она очень важна еще и потому, что неравенство было необходимо для создания еврейского государства на земле, преимущественно принадлежавшей арабам, но жизненно важной для сохранения сионистского господства. Неравенство имеет такую важность не только потому, что оно сурово осуждается эгалитарными, демократическими странами, на поддержку которых в первую очередь опирался сионистский проект, но и потому, что равноправие является ключом к справедливому и долгосрочному решению всей проблемы.
В Израиле некоторые важные права закреплены исключительно за еврейскими гражданами, а 20 % граждан палестинского происхождения их лишены. Разумеется, 5 миллионов палестинцев, живущих в условиях израильского военного режима на оккупированных территориях, вообще не имеют никаких прав, в то время как полмиллиона с лишним израильских колонистов пользуются там всеми правами. Эта систематическая этническая дискриминация всегда была центральным аспектом сионизма, который с самого начала ставил своей целью создание еврейского общества и государства с исключительными национальными правами на территории, где большинство составляли арабы. Даже когда Декларация независимости Израиля 1948 года провозгласила «полное общественное и политическое равноправие всех своих граждан без различия религии, расы или пола»443, в последующие годы были приняты десятки важнейших законов, основанных на неравенстве прав. Они серьезно ограничили или полностью запретили доступ арабов к земле и проживанию в еврейских общинах, официально закрепили захват частной и коллективной (вакф) собственности неевреев, воспретили возвращение в свои дома большинства коренных палестинцев, ставших беженцами, предоставив при этом право на гражданство еврейским иммигрантам, и ограничили доступ ко многим другим благам.
Сегодня эта основная проблема стоит еще более остро, поскольку общая численность арабского населения в Палестине и Израиле на территории от реки Иордан до моря равна или, возможно, немного превышает численность еврейского населения. Мнение о том, что неравенство является центральным нравственным вопросом сионизма и что легитимность всего предприятия зиждется на неравенстве, разделяют в том числе некоторые выдающиеся израильтяне. Пытаясь представить себе, какую картину увидят ученые будущего, изучающие события столетней давности, историк Зеэв Штернхель спрашивает: «С какого момента израильтяне поймут, что жестокость по отношению к неевреям на оккупированных территориях, решительное намерение растоптать надежды палестинцев на независимость или отказ от предоставления убежища африканским беженцам начали подрывать моральную оправданность их существования как нации?»444
На протяжении десятилетий сионисты утверждали, часто ссылаясь на декларацию независимости, что Израиль способен быть и фактически является одновременно «еврейским и демократическим» государством. По мере того, как противоречия, заложенные в этой формулировке, все больше бросались в глаза, некоторые израильские лидеры стали признавать (более того, даже с гордостью заявлять об этом), что при необходимости выбора они отдали бы предпочтение еврейскому аспекту. В июле 2018 года кнессет закрепил этот выбор в конституционном законодательстве, приняв Основной закон еврейского национального государства, который институционализировал юридическое неравенство между гражданами Израиля, присвоив право на национальное самоопределение исключительно еврейскому народу, понизив статус арабского языка и объявив еврейские поселения «национальной ценностью», имеющей приоритет перед другими нуждами445. Бывший министр юстиции Айелет Шакед, одна из самых ярых сторонниц еврейской гегемонии и соавтор закона, за несколько месяцев до того, как закон был вынесен на голосование, прямо заявила: «Есть сферы, в которых необходимо сохранить характер Израиля как еврейского государства, и это иногда происходит в ущерб равенству»