Двадцать шесть счетных книг, относящихся к управлению семью сенешальствами в течение трех четвертей века: люди французского короля слегка посмеялись над англичанами…
Однако, несмотря на сопротивление некоторых баронов и некоторых городов, решивших поторговаться о своем согласии или обеспокоенных тем, что больше не будет возможности апеллировать к французскому королю на возможный произвол Плантагенета, операция передачи весной 1362 г. завершилась. Но тем временем уже прошел срок, когда в Кале должна была произойти церемония обмена заявлениями об отказе.
Уверенный в своей силе, Эдуард III не проявил на этот счет никакого беспокойства. Он не мог представить, чтобы поверженный накануне враг мог передать ему эти земли иначе, чем под полный суверенитет. Эти процессы происходили на местах. Официально их зафиксируют позже. Английские уполномоченные приняли уступленные земли, и никто не принес за эти земли оммажа королю Франции. Казалось, из отсутствия оммажа логически вытекает суверенитет.
Эдуард III был слишком уверен в себе. Это одна из редких ошибок его великого царствования. Король Англии и его советники воспринимали королевство слишком упрощенно — как феодальную пирамиду, что объясняется феодальной властью короля — со времен Вильгельма Завоевателя — над его Английским королевством.
Карл V и его легисты, лучше понимавшие различия между статусом отнятых земель и понятием суверенитета, без труда убедили себя, что сеньор, не принесший оммажа, может быть аллодистом — человеком, который ни от кого не «держит» свое владение, — однако не сувереном. В самом деле, на Юге Франции было много таких аллодистов, которые не были ничьими вассалами, но в полной мере оставались подданными французского короля.
Сознательно ли король Иоанн, дофин Карл и их советники пошли на эту двусмысленность? Неужели они с двуличием искушенных юристов сыграли на невнимательности и самонадеянности Плантагенета? Поверить, что позднейшие уловки легистов Карла V стали следствием случайности, было бы очень наивно. Равно как и уверовать в необычайную проницательность Карла V, создавшего еще до восшествия на престол запутанную ситуацию, благодаря которой он будет ловко плести козни. Вероятно, этой зимой 1361-62 г. все было на его стороне: неосторожность англичанина, упустившего время, сопротивление населения, не очень желавшего, чтобы чиновники Черного принца сменили людей короля Иоанна, преднамеренные недомолвки французов, не желавших распространяться, какую выгоду они смогут извлечь из возникшей юридической неопределенности…
Пока что Эдуард III умело пользовался финансовыми трудностями бывшего противника и все еще должника. Налог, введенный на выплату выкупа в декабре 1360 г., приносил меньше дохода, чем надеялось правительство Иоанна Доброго. Из-за небезопасности торговых путей плохо поступал налог с крупных продаж, в результате демографического спада меньше платили налогов на вино, а из-за уклонений от уплаты налогов — явления, с которым налоговая администрация, находящаяся еще в зачаточном состоянии, не могла справиться, — фискальной системе не раз приходилось сталкиваться с недополученным налогом и незаконными доходами.
Задержка выкупа означала, что заложники дольше будут находиться в плену. Хотя материальная сторона жизни там была достойной их ранга, принцы скучали в Лондоне, а бюргеры дорого обходились своим городам. Реймс платил 1250 экю в год за содержания двух своих заложников. Суассон, Сен-Кантен, Компьень, Шони и Нель объединились, чтобы платить за своих. Ни на миг не сомневаясь, что Франция одобрит эту сделку, заложники заключили с Англией в ноябре 1362 г. новый договор. Они попросту пообещали, помимо всевозможных непосредственных выплат и уступок, уже предусмотренных в Кале, передачу в залог почти всей провинции Берри. Было известно, что Иоанн Добрый согласится, а у дофина теперь власти не было. В ожидании ратификации нового договора Эдуард III переправил заложников в Кале. Берри за принцев и бюргеров, абсолютно ненужных в Лондоне, — выигрыш был очевиден.
Тогда король Англии вдруг выдвинул совсем неожиданное требование, на удивление современное. Он захотел, чтобы этот «договор заложников» ратифицировали Генеральные штаты Французского королевства.
Еще в Бретиньи и в Кале французскому королю пришлось обещать, что договор:
поклянутся соблюдать и хранить прелаты, когда будут приносить клятву верности, и главы церкви нашего королевства, наши дети, наш брат герцог Орлеанский, наши кузены и прочие родичи нашей крови, пэры Франции, герцоги, графы, бароны и вельможи, мэры, присяжные заседатели, эшевены и консулы, университеты или коммуны нашего королевства и наши чиновники, вступающие в должность.
Однако в 1360 г. речь шла только о клятве, что договор будет исполняться. Эту клятву давал каждый частным образом и задним числом. Можно сказать, что клятва содержала признание права, полученного ранее; впрочем, ее надо было приносить несколько раз:
И велим им заново приносить оную клятву каждые пять лет, дабы лучше о ней помнили.
В 1363 г., напротив, это была ратификация в юридической форме — нацией в лице ее депутатов. Без этой ратификации договора не будет. Хотел ли Эдуард III сделать обязанность платить выкуп более ощутимой для податных? Хотел ли сделать это дело государственным, в то время как прежде оно было делом вассалов, заинтересованных в свободе сеньора? Хотел ли напомнить французам об их поражении?
Если только, предчувствуя то, что произойдет, Эдуард просто-напросто не проводил политику «чем хуже, тем лучше». Может быть, требование вмешательства Штатов преследовало цель показать, что только король Англии играет благородную роль и готов к соглашениям, а французы, король и народ, дружно забывшие об изгнанниках, — роль низкую. Ведь, несмотря на благоприятное мнение короля Иоанна и проявив такую же сдержанность, как дофин и его приближенные, Штаты, собравшиеся в Амьене в октябре 1363 г., отвергли договор. Освобождение нескольких принцев, баронов и бюргеров не стоило того, чтобы отдавать Берри.
Уже одиннадцать месяцев заложники считали, что освобождение близко. Их вернули из Лондона в Кале, где они жили на широкую ногу. Теперь они узнали, что их надежды рухнули. Несомненно, их отошлют в Англию и будут содержать в худших условиях. Молодой Людовик Анжуйский — будущий король Неаполя — попросил разрешения отправиться в паломничество к Булонской Богоматери. Следуя стезей благочестия, он встретил в Булони жену, которой не видел более двух с половиной лет. Они вместе бежали. К ним приехал дофин и пытался вразумить брата. Тщетно.
Нарушение кодекса чести было очевидным. В Кале царило негодование. Содержание пленных со дня на день могло ухудшиться. Что касается Эдуарда III, находившегося в Лондоне, то он был вне себя. Он написал беглецу резкое письмо:
Вы запятнали честь своего рода!
Главой рода был король. Иоанн Добрый не нуждался в том, чтобы ему напоминали об этом дважды. Он назначил дофина Карла регентом и в январе 1364 г. прибыл в Лондон, чтобы в качестве заложника занять место сына. Отметим различие: честь не требовала от Иоанна Доброго возвращаться в свою тюрьму, ведь заложники были гарантами выполнения договора, а не только свободы короля. Но честь требовала от главы рода нести ответственность за слабодушие членов рода.
Эдуард III был достаточно деликатен, чтобы принять короля Франции, как в первый раз. Он встретил его с радостью и поселил в маноре Савой. Выдавалась прекрасная возможность вступить в новые переговоры, и англичанин, несомненно, подумывал заменить финансовые статьи договора — очевидно невыполнимые — статьями о территориальных уступках, легче осуществимых и в долгосрочной перспективе более выгодных для победителя.
Смерть короля Иоанна 8 апреля 1364 г. не позволила появиться на свет этому воплощению (оно было бы шестым) последствий битвы при Пуатье.
Французскому кузену устроили пышные похороны в лондонском соборе Святого Павла. Этого требовали правила приличия. И политические соображения: следовало напомнить, что в Лондоне сознают значение сана короля Франции. Ведь изнурительную обязанность платить выкуп за своего героического суверена, возложенную на Французское королевство, смерть узника отнюдь не отменяла. Если бы он умер, когда был пленником по своей вине — с 1356 по 1360 г., — тогда бы, умерев, Иоанн Добрый лишил короля Англии всякого выкупа. Выкупают свободу живого, а не право перевезти труп. Но Иоанна Доброго уже освободили. Место, которое он занимал в Лондоне, было не его местом, а местом заложника, гарантировавшего выкуп. А ведь Людовик Анжуйский был вполне жив…
Экстраординарная ситуация: Иоанн в тюрьме выступал гарантом платы за собственное освобождение, случившееся четыре года назад! Где бы он ни умер в 1364 г., в тюрьме или нет, — короля, взятого в плен при Пуатье, освободили в кредит в 1360 г. Франция по-прежнему должна была платить.
Глава XВремя «компаний»
Карл V был слишком посвящен в курс дел, чтобы не знать: к моменту его восхождения на престол страна была обескровлена, королевский домен опустошен, положение короны едва ли было менее шатким, чем во времена Этьена Марселя. Во всяком случае, Карл уже возглавлял страну — с самого момента отъезда короля Иоанна в Лондон. Так что регент, ставший королем, знал, что надо делать: положить конец внутренним конфликтам в королевстве, приструнить уволенную солдатню, распоясавшуюся после Пуатье, восстановить свои финансы и свой авторитет.
Мечтал ли он уже тогда отвоевать то, потерю чего узаконил договор в Кале? Это было маловероятным, по крайней мере в ближайшее время. Слабому Валуа пока оставалось только смириться. Но он избежал худшего по сравнению с результатами предварительных переговоров в Лондоне и успел оттянуть, хоть и не добивался этого, совершение жеста с необратимыми последствиями — обмена отказами, в ходе которого французский король должен был отвергнуть всякую мысль о суверенитете над Гиенью, а король Англии — отказаться от любых притязаний на наследие Капетингов