ромашках и впишет меня в список стервозных красавиц, в чем будет прав. Тем и закончится история неначавшейся любви Марты Акимовой и Юрия Невского. Плевать. Жаль только, что меня никто больше не выделит из других за «открытое сердце». Нет, не стану ему говорить сама – пусть хоть какое-то время моя самооценка поплавает в этом ощущении.
На следующий день я сразу после института съездила в кафе и уволилась. Сергей Сергеевич был опечален тем, что я нашла другую работу. Но потом, когда разглядел мою машину, перестал сокрушаться – похоже, решил, что его кафе не идет ни в какое сравнение с моей «другой работой». Сим-карту в телефоне сменила – новый номер пока сообщила только Насте и родителям. Про подруг даже не вспомнила, как-то стало сложно называть их подругами. Всё, дело сделано. Пусть забирают себе отельного женишка.
Глава 18. В одну реку дважды не войдешь
Неделя прошла уныло – я таких в своей жизни и не припомню. Причина была в том, что нечто неуловимо изменилось, однако на старые рельсы все еще не вернулось. Мне было скучно. Пошла с мамой на педикюр, но и это не развлекло. Душа требовала остроты и свежего воздуха. И как я раньше не замечала, что из всех развлечений у меня только институт? Ничего, надо просто подождать и перепривыкнуть.
На обратном пути из салона спросила у матери:
– Может, ты меня в свой фонд пристроишь? Определишь какие-то задачи…
Она в тот день пребывала в отличном настроении:
– Я рада, что ты пришла в себя, Марта. Однако пока откажу. Нет занятия циничнее благотворительных фондов: распили-ка бюджет, собранный жалобными глазками слезливых детишек в социальной рекламе. У тебя характер подходящий, но мы с папой решили, что в тебе хладнокровия и так в избытке. Прости, дорогая.
И эта туда же. Даже родная мать считает меня стервой хуже нее самой. Отец придерживается того же мнения. А в чем отличие меня от них? Ведь они тоже – только гляньте – бессердечные, жестокие, расчетливые дельцы. Папа может рабочих уволить целой сменой за мелкий брак, и плевать он хотел на их семьи. Мама Мотьку всей душой ненавидит, но уже закидывала удочку, не сделать ли его моделью новой пиар-компании – мол, такого уродца грех не использовать. Так в чем же разница? Неужели лишь в том, что я сразу на шелковых простынях родилась и некоторых вещей просто не знаю? Странный критерий, если поведение ничем не отличается. Но в спорах смысла нет, раз у них в головах уже прочно сидит мысль о моей «калечности».
Я поймала Настю после пар с требованием:
– Новый месяц начался, а папа все не угомонился со своим лимитом. Помоги расписать финансы… – подумала и добавила: – Пожалуйста.
– Давай попробуем. Только у меня сейчас дела – на смотр художественной самодеятельности номера отбираем. Идем со мной, в актовом зале обсудим.
Я обрадованно поспешила за ней, причитая:
– Бензин, сотовая связь, салоны, телефон нормальный нужен…
– Я свой обратно не продам, – отрезала Настя. – Совсем мало денег выделил?
– Пятьдесят тысяч! – я кричала от возмущения.
Но девушка почему-то остановилась и воззрилась на меня снизу, упрекая одним взглядом.
– Ничего себе карманные расходы… Как же ты, бедненькая, выживешь-то?
– Вот и я не представляю! Да что на него нашло-то? Сам удивляется, что я с девчонками по клубам перестала ходить, а попробуй с такими копейками по клубам!
– Ужас просто.
Настя заняла место в центре пустого ряда. Я присоединилась к ней. В актовом зале народу собралось немного, и почти все концентрировались ближе к сцене. Там же крутились преподаватели и замдекана – вероятно, его назначили главным. Я быстро достала список, который успела накидать, передала девушке. В принципе, в этих вопросах я на нее полагалась – Настя все же ориентируется на уровне интуиции во всех направлениях возможной экономии.
– Ты кое-что забыла, Марта, – она отвлекла меня от жуткой и совсем не юмористической сценки, изображаемой студентами и приводящей в слезы замдекана. – Аренда за квартиру. Не забыла, что ты за Юру вносишь часть? Там и моя доля, но если со мной еще можно о рассрочке договориться, то с хозяевами не прокатит.
Эта статья расходов действительно напрочь вылетела из головы:
– Так а зачем мне теперь за Юру платить? У нас же с ним конец истории.
– Твою аферу так запросто не свернуть. Более того, если ты меня в этом деле решила бросить, то я Юре открытым текстом всю историю и разложу – ту самую, которой конец. Только представь его лицо – рада, что буду присутствовать. Могу и для тебя его реакцию заснять, у меня как раз в смартфоне камера хорошая.
– Ты так не поступишь, – я выдохнула ей в профиль. Мне даже представить было сложно, заранее становилось стыдно.
– Значит, ты пока в деле, – ответила она монотонно, вычеркивая что-то из моего списка.
У меня окончательно испортилось настроение. Вообще-то, с этого и надо было начинать, раз уж я все нити решила оборвать. Еще в редакцию сгонять и там сообщить, что папа передумал. Пусть Невскому статьи больше не заказывают и в столице не держат. Притвориться, что у меня от передоза косметики крыша поехала, потому я несу то одну дичь, то другую?
Настя снова заговорила:
– Кстати, Юра опять звонил. Спрашивал, куда ты пропала и что вообще случилось.
– И что ты ответила?
– Сказала, что лучше сегодня встретиться и лично обсудить. У меня же своя стратегия: пусть бедный богатый наследничек выплачется на моем плече по исчезнувшей красотке, да на нем же и остаётся. Ты ведь уже дала добро на свободу действий, вот я и действую.
А мне до сих пор казалось, что настроение достигло дна. Но я легко опустилась на подвальный уровень. Мое раздражение гармонично наслоилось на вопли первокурсницы на сцене:
– Господи, она воет так, как будто ее силой сюда притащили!
– Так силой и притащили, – уделила внимание выступлению и Настя. – Всех время от времени заставляют в общеинститутских мероприятиях участвовать. От каждой студгруппы по номеру, а самых невезучих еще и на гала-концерт отправят. Тебя, разумеется, сия чаша мимо обошла, как и многие другие чаши.
Последнее прозвучало неясным упреком. Песню студентка выводила популярную, всем известную, притом трясся не только ее голос, но и все тело.
– Даже если и силой! – продолжала комментировать я. – В такт-то хоть можно попадать? Или что, если заставили позориться, то надо именно позориться?
– Потише ты! – Настя цыкнула и кивком указала на замдекана, обернувшегося в нашу сторону. – Или иди, сама на ее место встань. Тогда мы все и посмотрим, как в такт попадать. А то каждый горазд с места критиковать, а на сцене так же блеять бы начали.
Возможно, и студентка уловила общее негодование, потому теперь перестала попадать не только в такт, но и в мелодию. Она от волнения и в словах путаться начала.
– Да без проблем, – расслабленно ответила я. – Мне вокал профессионалы ставили, в центре внимания я быть привыкла. Силой голоса или особым талантом похвастаться не могу, но в любом случае сумею лучше, чем этот жалобный скулеж.
– Так иди на сцену! – заулыбалась Настя. – Замдекана будет в обмороке, хоть над ним поржем.
Но я глянула на нее покровительственно и заметила:
– Пошла бы, будь у меня необходимость кому-то что-то доказывать. А ее нет.
– Ну как знаешь. На вчерашнем отборочном твоя Юлиана стих какой-то читала – звучало неплохо.
Я моментально собралась:
– Юлиана? Ей-то это зачем?
– А почему нет? – Настя пожала плечами. – Место университетской звезды ты освободила. А нет способа лучше попасть в центр внимания, чем показать лояльность к студенческим мероприятиям.
– Звезда здесь одна, – отчеканила я сухо. – Даже если на ней самые дешевые джинсы.
Рука взметнулась вверх. Я не стала сопротивляться спонтанному порыву конечности и встала:
– Виталий Семенович! – обратилась я к замдекана. – А может, я за эту группу выступлю? С той же песней.
– Он Степанович, – хохотнула снизу Настя.
Но мужчина и сам забыл о своем отчестве – поправлять не стал. Судорожно махнул приглашающе в сторону сцены, а бедная девчушка перестала выть и понеслась вниз, будто до сих пор ее там гвоздями держали. Я оправила футболку, сделала пару шагов в сторону прохода, но остановилась и переспросила у Насти:
– Ты же меня на слабо взяла, да?
– Иди уже, звезда, свети! – подбодрила она.
Да мне несложно. Причем на самом деле – никаких затруднений. И ничего, если никакой Юлианы на вчерашнем отборе не было, пора снова напомнить о себе всем присутствующим. А те расскажут остальным. О Марте Акимовой в любом случае будут говорить. Хорошо или плохо – не так важно.
Я взошла по ступенькам, подняла микрофон. Фонограмма заиграла сразу, а зрители уставились на меня так, будто какая-нибудь Алла Пугачева снизошла до нашего актового зала.
Первый куплет и припев я знала хорошо – голос зазвенел на второй строчке. Мое преимущество перед предыдущей выступающей было хотя бы в том, что я не смущалась так откровенно. На веселых повторах припева даже подтанцовывать начала, зажигая зал – зал не зажигался, а оставался в замершем состоянии. Однако появились первые улыбки – уже успех. Почти триумфом стала отвисшая челюсть тщедушного первокурсника, который напрочь забыл о своем телефоне и через несколько секунд смотрел на меня влюбленными глазами. Ну и кто здесь не звезда?
На втором куплете я начала путаться в словах. Виталий Семенович, или как там его, быстро нашел листок с ручкой и под диктовку студентов записал мне текст. Фонограмму пустили по новому кругу. И это ощущение мне уже в полной мере нравилось. Кем я притворялась до сих пор, если я вот только в отсвете рампы чувствую себя человеком? Марта Акимова как она есть, плюет на мнения окружающих, делает, что хочет.
И как раз на втором припеве я увидела Юру, входящего в зал. Он вначале глянул на Настю… Так они сегодня встретиться собирались? Не здесь ли? Почему-то в голову не пришло уточнить. Но парень почти сразу перевел удивленный взгляд на меня и направился именно к сцене. Я все-таки сбилась, затем пропустила целую строчку. Но фонограмма текла, и мне не оставалось другого, кроме как продолжать блистать. Я взяла себя в руки, вскинула подбородок, снова широко улыбнулась и продолжила петь. Удивилась, что припев повторяется третий раз подряд, а потом и четвертый, после отчетливого щелчка не совсем точной перемотки – сволочи решили насладиться моим выступлением и вообще его не прекращать?