тя бы разговора по душам. Но если кто-то считает иначе – не мои проблемы.
Юра развернулся, но Настя ухватила его за руку, пытаясь остановить. Я отрезала – единственное, чего теперь хотелось: вычеркнуть эту сцену и последние несколько месяцев из своей биографии:
– Не надо, Настя, не держи. Пусть уходит. Да, Юра, заодно и знай, что тебя считают талантливым журналистом, но у тебя нет ни опыта, ни образования. Редакция не заказывала бы тебе столько статей, если бы на них сверху не надавили. Не благодари. В Москве выживают только акулы, и ты случайно попал мне под плавник.
Он сильно изменился в лице, но уже ничего не сказал. Ушел решительно, не желая больше ни одной минуты проводить в моем обществе. Я выпрямила спину, подняла подбородок. Ничего, переживу. Пусть катится на свое море, чтобы и его я в своем городе больше не видела. Пусть все катятся. Переживу.
О том, что чувствовала, рассказала только Мотьке. Вот уж кто любит меня в любых проявлениях. Он оказался лучшим собеседником из всех, с кем приходилось в жизни общаться, – монотонно поскуливал и тыкался носом мне в мокрые щеки.
Глава 25. Новые старые рельсы
Вопреки ожиданиям, депрессия меня не задавила. Странно, что в недостатках моего характера чаще всего отмечают именно то, что является главной силой: я не сдаюсь. Меня можно поставить на коленки, но это значит, что следующим шагом я поднимусь только выше. Меня можно расстроить и довести до слез, но это значит, что после я лишь крепче сожму зубы и продолжу идти вперед. Моя расчетливость, умение отключать ненужные эмоции, холодный цинизм – это как раз то, что делает меня мною. Скорее всего, события последних месяцев меня изменили, добавили щепетильности и умения смотреть по сторонам, но собой от этого я быть не перестала – то есть моя сила обросла дополнительными навыками, от чего сделалась еще мощнее.
И да, внешний вид целеустремленности не мешает: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей», прямо по Пушкину. Потому первым делом на следующее утро я позвонила стилисту и модельеру и со смехом оправдалась за то, что так надолго пропадала. Другой человек бы сжался от мысли, чего мне стоил этот смех. Но факт в том, что он мне ничего не стоил, – апатию придумали слабаки для оправдания своей ничтожности, а у сильного человека всегда хватит энергии хотя бы на улыбку.
За ужином без обиняков сообщила родителям, что рассталась с Юрой. Мама, которая не была в курсе всех подробностей, томно повздыхала, но отец долго и сосредоточенно смотрел мне в глаза. Мысли прочитать ему не удалось, потому спросил прямо:
– Почему?
– Потому что он не способен оценить то, чем я являюсь.
Еще несколько секунд пристального осмотра моих глаз, после которых отец неожиданно заорал:
– Ну и пусть катится на свое море! Еще бы мы перед слепыми пляски устраивали!
– Ты дословно озвучил мои мысли, пап, – на этот раз улыбка получилась совсем искренней.
И папа разгонялся:
– Вот и правильно, дочка, правильно! Мать, ты только глянь, какого ребенка мы воспитали – загляденье! Выучится наша Марточка, опыта наберется – уже не сомневаюсь – и потянет дело не хуже меня самого! Я вот смотрю на нее – и вижу твое лицо, а характер свой. Такая всей этой шушере фору даст!
Мама, до сих пор до конца не понимающая, все же закивала – лишь бы он кричать перестал.
Разговор с Настей оказался не таким оптимистичным. С ней разрывать связи я теперь точно не хотела – многопрофильных специалистов ее уровня хороший руководитель из рук не упустит. И она подтвердила высокое мнение на ее счет, когда была полностью со мной честна:
– Марта, Юру отпугнуло не положение твоей семьи, а проявления твоей личности, о которых он не подозревал. Задай ты чуть другой темп разговора, и конец был бы совсем другим.
– Возможно. Но конец все равно был бы.
Наверное, это и стало последней точкой моего осознания. С самого начала я сделала неверную ставку, ведь меняться до такой степени, как нужно Юре, никогда не собиралась, только в мелочах. Стать совсем другой – это уже против природы и психики. А вся его влюбленность основывалась лишь на том, что я оправдывала его ожидания – он нарисовал себе идеальный образ, которому я соответствовала. Вторая Ульяна, только покрасивее. У этой истории в любом случае был бы несчастливый финал.
– Кстати, – Настя вновь подала голос, отвлекаясь от конспекта. – Он съехал из квартиры. Уверена, что и от редакции заказы принимать не будет. Скорее всего опять рассылает резюме и статьи по всем российским изданиям – и наверняка рано или поздно своего добьется.
– Плевать, – мне действительно было плевать.
– Юра не пропадет, если тебе интересно мое мнение. Некоторое время побултыхается в проблемах, но потом выберется наверх.
– И на это плевать.
Удостоверившись, что со мной всё в порядке и я ничего не потеряла, перешла сразу к следующему вопросу – пригласила Игоря на ужин. Он согласился с каким-то подчеркнутым сомнением. В ресторане разговор не клеился. В смысле, как только мы заговаривали о работе – сразу возникали и темы, и споры, и вопросы, и ответы. Но стоило только свернуть немного в сторону, как нам не о чем было говорить. Вдруг я прямо посередине фразы осеклась и озвучила возникшую мысль:
– Ничего у нас не получится, Игорь. Даже бизнес-соглашения не выйдет.
Он протяжно выдохнул:
– Да я это понял еще в первый день, когда ты в офис явилась. Пора прекращать пытаться, Марта. И лучше уж тогда не отходи от своего плана: когда выйдешь замуж, держи своего муженька подальше от нашего бизнеса. Жаль, что горы сворачивать придется в твоей компании, но лучше уж так, чем вообще не сворачивать.
Я не стала поправлять, когда он сказал «нашего». Спорить с тем, что он главный мозг в офисе, глупо и непрофессионально.
– За это не волнуйся, Игорь. Никакой муженек даже глазом не посмеет моргнуть в сторону нашего бизнеса.
И сразу после этого обстановка разрядилась, мы оба испытали облегчение. Эти полубрачные игры здорово держали нас в напряжении, а как только они прекратились, мы оба вспомнили, что раньше хорошо друг к другу относились. Специалиста преданней делу я не найду, а Игорю необходимо было смириться с тем, что его фамилия никогда не окажется в строчке «генеральный директор». Доход у него уже такой, что жаловаться не на что, хотелось к деньгам и больше власти… что ж, никто в жизни не получает всего, чего хотел. Взяли еще бутылку вина и окончательно смирились с дружеской задушевностью.
Я верно возвращала жизнь на старые рельсы. Хотя рельсы оказались не совсем теми, что были раньше. В одну реку дважды не войдешь, так рельсы чем отличаются?
– Теть Маш, я тут старые игрушки свои собрала. Своим отдайте.
– О-о, – она, вытирая полотенцем руки, вытянула шею, осторожно заглядывая в коробку. – Если не жалко, конечно, Марта. Спасибо. Ничего себе, какая кукла красивая!
– Качественные подделки, – заверила я и пошла на свое рабочее место.
– Опаздываешь, Марта? – Николай Степанович был всегда в одном и том же репертуаре – непроницаемого для стрессов буддийского отшельника.
– Почти не опаздываю, дядь Коль.
Я хищно улыбнулась, вынула нож и как японский самурай медленно повела лезвием по воздуху. Повар загипнотизировался, словно я ему отборное порно демонстрировала, неконтролируемо подался вперед, ткнулся носом в лезвие и принюхался.
– Это что, откуда? Сакайский? Марта, ты представляешь, сколько он стоит?
Надо же, сразу качество уловил. Я улыбнулась еще хищнее:
– Не волнуйтесь, я его украла.
– Откуда ж можно такой нож спереть? – он вернулся в свое обычное спокойствие и ловко перехватил за рукоять. – А, неважно. Лишь бы свидетелей не осталось.
– Вот и я так подумала. Надоело морковь шинковать тупыми дровами. Рассмотрели? Давайте сюда.
– Чего давать? Порежешься еще. Вон тебе – целый набор тупых дров, а этим только рыбку, рыбку…
И углубился в процесс готовки. Больше меня к ножу из арсенала синьора Грассо не подпустили, а мне еще завтра истерику бедного итальянского гения терпеть, когда тот обнаружит пропажу. За что? Я же себе хотела работу облегчить, и не настолько уж нож острее предыдущих, чтобы дядь Коле так довольно в стороне насвистывать… И шипеть озверело, отпугивая меня звуком, чтобы не пыталась его разоружить. У него даже осанка изменилась. О-о, чую, если я для него еще и сковороду сопру, то он окончательно превратится в копию синьора Грассо.
Но вообще-то, настроение было превосходным. Как мало надо для счастья некоторым людям – я не о себе, а о дядь Коле, конечно. И как раз когда я все же сумела вырезать довольно симпатичный морковный кружочек, со стороны стойки раздался голос:
– Ты что здесь делаешь?
Окинула Юру равнодушным взглядом и вернулась к нарезке. Если он все еще в столице, то для него эта подработка жизненно необходима, а для меня она лишь хобби и бесплатные курсы кулинарии. Но он моим молчанием в ответ не удовлетворился:
– Марта, чего ты еще добиваешься? Сейчас-то зачем?
Я все же повернулась к нему, улыбнулась холодно и сказала, раз иначе не отстанет:
– А мне у вас разрешения спрашивать, Юрий Константинович, где работать? Ой, а можно, я буду заниматься своими делами, пока вы занимаетесь своими? Нет? Так тебя здесь никто не держит. Я вообще думала, что ты уже уехал.
– Не могу пока уехать. Все собеседования крупных изданий проводятся в Москве.
– Поздравляю с открытием сего научного факта. Но я-то здесь при чем?
Юра еще немного постоял, но потом развернулся и вышел. Вот и правильно – его место на складе, и он пока не Сергей Сергеевич, чтобы кадровые вопросы решать.
– Поссорились, что ли, голубки? – буднично поинтересовался дядь Коля.
– Расстались, – отрезала я так, чтобы больше этот вопрос не поднимался.
Да, знаю, что мне уволиться было проще, чем Юре. Но с какого перепуга я должна его избегать? Избегала бы, если бы меня что-то мучило, но мне плевать. И только что я успешно прошла самое напряженное собеседование, но даже напрячься не подумала. Нет, папа совсем не зря мною гордится.