– только землей. Слой метра два, насыпанный поверх гроба, излечит все болезни.
– Вас мне посоветовали знакомые. – Бестужева выглянула из-за ширмы, на ней уже была маска, скрывающая зияющий провал на обезображенном лице. – Сказали, что в Москве появился чудо-доктор.
– Так уж и чудо, – вздохнул я. – Смотрите, какая у нас с вами ситуация.
– Как необычно вы выражаетесь…
Я чертыхнулся про себя.
– Вылечить болезнь при нынешнем уровне развития врачебного дела, увы, нельзя. Но можно облегчить. Во-первых, никакой ртути, свинца и прочего добра. Он них вреда намного больше, чем пользы. Во-вторых, провал в носу можно попробовать заделать.
Бестужева прижала руку ко рту. Из-за ширмы теперь выглянула растерянная Виктория.
– Работает это так. На руке делается надрез, приподнимается кожа. Ее один конец приживляется к вашей ране, второй остается на руке. Операция сложная тем, что легко занести заразу и получить заражение. Кроме того, примерно неделю придется удерживать руку возле… хм… носа. Ее конечно, привязывают, но любое неловкое движение…
– Я готова!
Мне даже не дали договорить.
– Любые деньги, ради бога, помогите! Я отставлена от света, все салоны для меня закрыты, последний раз была на балу два года назад!
Мощно так жизнь женщину потрепала…
– Не так быстро. Операция не очень известна и распространена, надо подготовиться. Мне нужно связаться с коллегами, все обсудить. Оставьте Виктории Августовне свой адрес, дам знать, как узнаю.
– Очень надеюсь, доктор!
– А я даже представить себе не могла, что такие операции делают, – сказала Вика.
– Давно, с начала девятнадцатого века.
– Как же быстро развивается медицина, – вздохнула девушка. – А я все, что знаю, так это как вылечить ожог от крапивы. Как будто родилась в семье сапожника.
– И как же? – удивился я. Про лечение крапивных ожогов я ничего не слышал.
– Срываешь одуванчик, раскрываешь его ножку пополам и смазываешь место, где болит. – Вика засмеялась звонко и беззаботно.
– Как просто! И помогает?
– Даже не сомневайся.
Вот мы и перешли окончательно на твердое «ты». Увы, это было единственное белое пятно на фоне той чернухи, что пошла дальше.
Синеющий ребенок лет десяти («а бог знает, скоко ему») с застрявшей в горле костью, затем буквально через пять минут – избитая женщина. На нее я еле взглянул, осматривать подробнее не было времени. Пора было заниматься мальчишкой, который уже и не дышал толком. По привычке сунув щетку между зубами, чтобы ненароком не укусил, я залез пинцетом в горло, с третьей попытки подхватил кость. Сломал. Пришлось вытаскивать по кускам.
– Как же твой прием, что ты мне демонстрировал? – шепнула мне на ухо Вика.
– Это работает, только если застрявшая пища ничем не цепляется в трахее. – Я наконец вытащил осколки кости, перевел дух. Ребенок начал розоветь, а потом и плакать.
С женщиной вышло все хуже. Пока я возился с парнем, Вика с помощью одной из сопровождающих за ширмой раздела пострадавшую до пояса. Да уж, досталось бедолаге. На лице живого места нет, всё опухло, в крови. Что там и где, разбираться потом буду, потому что одышка у нее была выше пятидесяти, наверное. Только чуть слышно хрипит «не могу дышать», и всё. А пульс и вовсе еле нащупывался, тоненькой ниточкой бьется с предельной скоростью. Кровит где-то внутри? Да не где-то, на правом боку прямо яма. Два? Или три ребра? Плохо дело. Сунулся со стетоскопом – справа уже и не слышно ничего. Уровень жидкости… есть такое. Гемопневмоторакс. Мои поздравления, Евгений Александрович, вы только что выиграли приз.
Рядом причитали родственники обоих полов, которые только что отбили ее у мужа-ревнивца. Работать не дают…
Тут не получится обойтись давящей повязкой и отправить женщину в больницу. Она уже не бледная – синяя, хватает воздух губами.
Я подошел к бородатому мужчине с окладистой бородой и сединой в волосах:
– Вы главный? – И когда тот растерянно кивнул, продолжил: – Надо резать. Выпустить воздух из легкого. И зашивать.
– Как резать, батюшка?!
– У нее кровь горлом идет. Видите красную пену на губах? Не довезете до больницы.
Надо срочно дренировать. Черт, как же не хватает банального рентгена. Ультразвук так и вовсе кажется сейчас космической технологией пришельцев.
У родственников начались стенания, заламывания рук. Мужик (скорее всего, отец женщины) растерялся, схватил за руку, спросил, не надо ли послать за священником?
– Да, пошлите кого-нибудь, – кивнул я. – Всё может случиться. Виктория Августовна, – повернулся я к помощнице, – готовьте укол камфоры, надо поддержать давление.
Она тут же принялась суетиться, искать склянку, уронила и разбила шприц. Слава богу, был второй. А ведь тренировалась под моим чутким руководством, и вроде получалось всё как следует. Вот разбогатею, найму медсестру, а Вику посажу на приеме.
Я вырвался из рук родственников, выгнал их из смотровой, запер дверь. Быстро помыл руки и приготовился обеззаразить место действия. В этот самый момент мне так прострелило спину, что я чуть не потерял сознание. Да что же за засада такая-то! Меня скрючило, Вика испуганно спросила, в чем дело.
– Сейчас, сейчас… – Я занялся анестезией – стал капать хлороформ через марлю на лицо пациентке. Прямо в скрюченном состоянии, на подрагивающих ногах. Усыпил. Вроде и дыхание стало чуть спокойнее. Или мне показалось?
Я сделал надрез на груди, ввел в плевральную полость трубку. Что там дальше? Надо сделать «водяной замок» – погрузить второй конец трубки в воду. Спину все еще скручивало и ломало, так что я без всякого пиетета рявкнул на Вику:
– Быстро, воду! Вон в ту кювету налей! И помоги ее наклонить!
Тут девушка сработала быстро – налила, поднесла, помогла. Воздух начал выходить из трубочки, появились пузырики в воде. А что толку, надо резать и искать место, откуда кровит. Сейчас кювету поменять на бутылку с водой. Так лучше будет. Куда-нибудь прицеплю потом.
Я сделал более широкой надрез, Вика сама, без команды поднесла ближе керосиновую лампу. Мне в лицо брызнула кровь, и опять девушка мигом вытерла очки марлей. Черт, только размазала все. Я снял и отложил их в сторону.
Эх, пальцы не слушаются! Как деревянные! Боже, клянусь тебе! Завтра же начну тренироваться и вязать узлы, запустил я это дело.
Попытался рукой нащупать сломанное ребро. Есть! И с первого раза… Теперь выломать край, что проткнул легкое и артерию, в кювету его. Надо ушить дыру и разрывы, через которые кровь поступает в легкое.
– Пульс!
Я услышал, как громко молятся родственники в комнате ожидания.
Вика схватила руку, растерянно произнесла:
– Нет пульса…
Я, скрипя зубами от боли в крестце, быстро прихватил хирургической иглой с ниткой разрыв, начал реанимировать. Убрать пену изо рта, вдох через новую марлю, нажать на грудь в районе сердца. И так пятнадцать раз на два вдоха – туда-сюда.
– Нет пульса!!!
Вика уже почти кричала.
Ну же, родненькая! Заводись!
Увы, сердце так и не начало биться. Спустя четверть часа, я перестал реанимировать, закрыл женщине глаза. Снял маску, чтобы глотнуть воздуха. Черт, как же болит спина!
Проковылял к окну, открыл форточку во всю ширь.
Вика заплакала, причем громко, навзрыд. Сейчас ее трогать не смысла, только все усугубить можно.
Дошел до двери, открыл. Боже, какие белые лица у родственников. В глазах мольба и страх.
– Примите мои соболезнования, – только и смог произнести я. – Сделал все, что мог, но не помогло.
Все ломанулись к кушетке с телом, взвыли. Началось натуральное столпотворение. Седой схватил меня за грудки, приподнял:
– Убил Машку, ирод!
В спине что-то хрустнуло, и удивительно, боль ушла. О-о-ох, спасибо!
Где-то час шла суета. Оттаскивали и успокаивали отца умершей женщины, пришел пристав, выслушал жалобы и стенания родственников, отвел меня в кабинет, захлопнул дверь:
– Ничего нельзя было сделать?
От Блюдникова умеренно попахивало алкоголем, лицо раскраснелось, усы еще больше вспучились. А ведь кто-то, не будем тыкать пальцем, продолжает разговляться.
– Сделал все, что мог. Посмотрите, как она избита. – Я откинул простыню, которой накрыл труп.
Вика опять заплакала, Блюдников перекрестился.
– Ребро проткнуло легкое, воздух попал в плевру. Я его смог удалить, но этого было недостаточно. Обломок кости порвал артерию, кровь потекла внутрь.
– Что не отправили в больницу?
– Не довезли бы. Она уже задыхалась.
На самом деле я не был уверен, что спас бы женщину даже в условиях современной реанимации. Ну был бы у меня рентгеновский снимок… Начал бы я ее зашивать раньше. Перелили бы пару единиц крови. Потом стрельнул дефибриллятором, чтобы попытаться запустить сердце. Нет, все равно могла бы умереть от быстрого внутреннего кровотечения. Впрочем, вскрытие покажет, патологоанатомы – самые знающие врачи.
Пристав взял адрес мужа погибшей, поехал его арестовывать. Пришел отец Серафим, повздыхал, помолился с родственниками, увел их. Как же я был рад, что он обошелся без нравоучительных бесед со мной и Викторией.
Почти сразу за трупом явились работники судебного морга, вызванные Блюдниковым. Увезли тело.
Думаете на этом все закончилось? Ага, как бы не так. Пока шла суета, на улице скопилась целая очередь болящих!
– Я… я не могу так! – Бледная Вика раскачивалась из стороны в сторону.
– Возьми себя в руки! Еще два часа приема. – Я накапал девушке раствора валерьянки, силком заставил выпить.
Я бы и сам сейчас глотнул чего покрепче. Устроили тут в прошлом скорую вместе с акушерским пунктом и оперативной хирургией… Нет, всех в сад, то есть в больницу. Буду брать только неотложных, кого не довезешь.
Слава богу, таких практически не было. Переломы, растяжения, сломанные в драке зубы, остатки которых легко поддавались моим щипцам. Участие Вики практически не требовалось: гипс я и сам наловчился накладывать, работа дантиста – вырвать и посоветовать промывать водкой – тоже шла гладко. До тех пор, пока под самое закрытие не явились трое парней в серых бекешах и меховых шапках. Один из них держался за лицо и тонко подвывал.