Все присутствующие – человек двадцать – разом посмотрели на меня. А Хрунов «съел второй лимон». Прямо песня!
– Господа, это был просто мой долг врача!
Газета пошла по рукам, мы выпили за клятву Гиппократа, потом – за русских врачей. В голове зашумело, я понял, что пора переходить на половину рюмки. Хоть водка и была тридцатиградусная, да и закусывал я плотно, опьянение постепенно накатывало. Весь вечер я контролировал каждый свой жест, слово, словно разведчик-нелегал в чужой стране. Лишь бы не ляпнуть чего лишнего…
Наконец, часы исполнили двенадцать, гости начали желать друг другу счастливого Нового года.
– Я очень счастлива, что ты появился в моей жизни! – Вика нашла момент и прошептала мне на ухо поздравления.
Потом были еще тосты, новые песни у рояля. Мужчины сели играть в курительной комнате в карты, Елена Константиновна отловила меня у камина, начала выпытывать про успехи Вики во врачебном деле. Разумеется, дал самые лестные рекомендации, ревниво поглядывая, как Хрунов опять пошел в атаку на Викторию с новыми душещипательными романсами.
«Нет, такой хоккей нам не нужен!» – С этим прокурором надо что-то делать. Эту мысль я додумать не успел: с новогодним визитом к вдове пришел Иван Михайлович Сеченов, главная звезда отечественного медицинского небосклона.
Глава 14
– Как вы изволили выразиться? Скорая помощь?
Сеченов пыхнул трубкой, выпустил длинную струю дыма. Сидели во втором часу ночи в курительной комнате, зарабатывали рак легких. Иван Михайлович выглядел усталым и сильно состарившимся: глубокие морщины на лице, седина в волосах и бороде. Но держался бодрячком, не уходил, вникал в мою записку, которую я подсунул после всех «протокольных мероприятий» с вдовой.
Сеченов поздравил присутствующих, выпил штрафную рюмку водки, высказал соболезнования Елене Константиновне. Тайком сунул ей конвертик. Похоже, с деньгами. Потом нашел время пообщаться с каждым из присутствующих врачей, а знал он всех, и все знали его. Настоящий патриарх медицины. Наконец, очередь дошла до скромного приват-доцента.
Представил меня Бобров, впрочем, Иван Михайлович шапочно знал Баталова, тепло отозвался об учителе, профессоре Талле.
– Именно так. Я сейчас веду частную практику на Арбате. Много экстренных больных, которых бы надо выделить в отдельную категорию и… – Я замешкался, подбирая правильные слова. – По-иному лечить, что ли.
– И как же? – Сеченов выпустил новую струю дыма, прямо в направлении форточки. Да как точно-то! Снайпер.
– Два принципа: скорость и поддержание жизни.
Я объяснил принципы работы бригад: обеспечить безопасные условия спасательных работ, определить количество пострадавших, произвести их сортировку, иммобилизовать поломанных, остановить кровотечения. После чего срочно доставить больных в ближайший госпиталь.
– Очень сомнительная идея, – покачал головой Сеченов. – Быстрее родственникам или друзьям доставить раненых в приемный покой, чем непонятно как сообщать на эти ваши… – Иван Михайлович заглянул в мою записку. – подстанции. Это просто потеря времени. Да и как сообщать? Курьера слать?
– Телефонировать, – пробормотал я, расстроенный скепсисом врача.
– Вы, батенька, попробуйте зайти в какую-нибудь парадную и попроситься у швейцара к телефонному аппарату, – хмыкнул Сеченов. – Выгонят в три шеи. Да и сколько аппаратов сейчас по Москве?
– Уже больше сотни!
– И все в домах аристократов да крупных купцов. Нет, не пустят.
Убил. Просто застрелил. Но и это было еще не все.
– Подобный прожект уже предлагал властям надворный советник Аттенгоферов. Как же он у него назывался? – Иван Михайлович задумался, постукивая трубкой по пепельнице. – Да, точно: «Проект заведению в Санкт-Петербурге для спасения отмирающих скоропостижно или подвергнувших свою жизнь».
– И что же? Завернули?
– За недостатком средств. Как раз в министерстве начались какие-то реформы, бюджеты сократили…
Все как всегда. Прямо как в анекдоте про пожарных. Спросили огнеборца, почему у тех нет своего флага. А он отвечает: «Нашу часть сократили до поста. Из двадцати трех человек осталось пятнадцать. Дюжина болеет, в отпуске или на учебе. На дежурстве – трое-четверо. Бывают такие пожары, что я один на них выезжаю. И мне только флага на них не хватает!».
– В Университетскую клинику идти тоже не советую. – Сеченов решил меня окончательно добить. – Новый ректор…
В этом месте мэтр поморщился, начал раздраженно выбивать остатки табака в пепельницу. Похоже, у Ивана Михайловича какие-то терки с Некрасовым.
– …решил сократить ассигнования на кафедру и клинику. Безобразие!
Я понял, что тут мне ловить нечего. Но ошибся.
– Впрочем, подобный прожект считаю все-таки полезным. Телефоны будут распространяться, сортировку можно начинать делать уже на подстанции… – Сеченов еще раз пролистал мою записку. – Очень толково составлено! И эта идея со стандартной укладкой… Откуда она?
– Я обратился к австрийским коллегам с письмом, – смутился я, поняв, что тут придется опять врать.
– Общество Мунди?
– Да. Ну и кое-что сам придумал.
– Дельно, дельно! Кажется, в Северо-Американских Штатах укладку применяли еще во время войны в шестидесятых… Так… – Иван Михайлович пересел за письменный стол, открыл чернильницу. – Я сейчас напишу записку Бубнову Сергею Федоровичу.
– А кто это?
– А вы не знаете? – Сеченов удивленно на меня посмотрел. – Это глава комиссии общественного здравия при московской городской думе. Все частнопрактикующие врачи в ее ведении. Без одобрения Бубнова ничего не получится.
Тут я чуть не выругался. С трудом сдержался. Ах, как красиво Назаренко меня на пять рублей развел. Оказывается, частные врачи вообще не подчиняются МВД, только государственные. Далеко пойдет!
– Что же касаемо финансирования… – Иван Михайлович задумался. – Тут я тоже могу помочь. Подрастрясти наших толстосумов вполне можно, знаю некоторых, которые могут дать денег. Кстати!
Сеченов промокнул записку пресс-папье, подал ее мне:
– С одиннадцатого по семнадцатое число в Москве пройдет съезд русских естествоиспытателей и врачей. Я там в числе организаторов, запишу вас с докладом на шестнадцатое. Уж извольте рассказать коллегам о вашей скорой помощи!
– Продолжительность?
– Минут пятнадцать… Хватит?
– Для основных тезисов достаточно.
Ну что же… Дело, похоже, сдвинулось.
Отгремели праздники, наступили крещенские морозы. В приемном кабинете, несмотря на все разожженные печки, стоял натуральный дубак. Принимали пациентов, надев полушубки прямо на врачебные халаты. Да и посетителей было совсем мало – народ прятался по домам. А те, кто не прятался, очень быстро зарабатывали обморожения, которые лечились либо растираниями, либо, при второй стадии, вскрытием гнойных пузырей. Вот тут-то и пригодились первые партии стрептоцида, что выдали студенты. Я использовал антисептик с условием, что могу записать данные пациента в лабораторный журнал, и человек готов сфотографировать свои пострадавшие ноги или руки в соседнем фотоателье. Так сказать, «по итогам лечения». Многие соглашались. Трое – железно. Мне для начала и того довольно.
Пока затишье, наверное, надо начать продвигать свои идеи, а то откладывать на завтра скоро в привычку войдет. Ведь кроме меня некому. Просто никто не знает. А у меня уже почти есть с чем идти к местной большой фарме. Вот только спросить у кого-нибудь поддержку, обзавестись связями, чтобы меня не облапошили еще в приемной.
И за этими рассуждениями я убедил себя, что надо трудиться, а не ждать момента, когда о возможностях только в мемуарах останется написать.
Отправил Бестужевой с вечера местную эсэмэску под названием «записочка», за пятак мальчишка доставил: мол, будет ли удобно, если сегодня? И получил ответ тем же способом, что вполне себе да, ждут в течение дня.
И вот я собираюсь, Вика что-то пишет, охраняя мой покой из приемной, и вдруг дверь хлопает. Неужели, соответствуя закону подлости, пациент? Оказалось, что наоборот, арендодатель. Встретил, поздоровался с Пороховщиковым. Ведь в этом году я его не видел еще. И за поход в ресторан не поблагодарил. Так что начал я с поздравлений и благодарностей.
– Не стоит, – махнул рукой Александр Александрович. – Это я должен извиниться. В первую очередь перед дамой. Виктория Августовна, – он склонил голову, слегка, но вполне заметно, – мне искренне жаль, что ваш отдых был испорчен столь вопиющим образом. Поверьте, я приму все меры, чтобы негодяя наказали: полиция уже им занимается.
– Не стоит благодарности, – ответила Вика, тоже чуть кивнув. Но тон! Наверняка у них в пансионе специальные занятия проводили.
На этом цирк закончился. Просто я утащил Пороховщикова к себе, усадил за стол и начал агитировать за скорую помощь. Вот странное дело: все соглашаются, что начинание очень хорошее и нужное, а после таких чудесных слов говорят «но». Вот и Александр Александрович сразу заявил, что пока денег не даст. Некуда и нечему. Вот принесете хотя бы черновые бумаги, будем думать. А до тех пор – нет.
Примерно на такое я и рассчитывал. Если бы богатые давали деньги на все благие дела, то давно стали бы бедными. А тут надо подумать: получится ли снизить налоги, уменьшить накладные расходы, получить бюджетное финансирование, укрепить связи и поднять престиж. Мне богачом бывать не приходилось, так что могу лишь предполагать, какие мысли у них в голове.
И только после этого я перешел к главному.
– Мне нужен ваш совет. Как делового человека.
– Н-да? – лениво повернул голову Пороховщиков. Ну да, врач, арендующий у него полуподвал, и советы делового человека… Такие прямые редко пересекаются.
– У меня есть рецептура и детальный процесс производства нового лекарства. Очень хорошего. Финансовый успех гарантирован. Но сами понимаете, мало придумать, надо сохранить. А я в этом ничего не понимаю. Облапошат ведь. Боюсь. Не могли бы