Хотя что звать, все и так столпились рядом. Ожидание заразило не только меня. Оказалось, не зря с утра Горбунов накручивал хвосты фельдшерам, заставляя их по несколько раз проверять укладки и прочее. Кстати, как я сегодня узнал, первое дежурство врачи разыгрывали по жребию. Тоже в историю медицины попасть хотели. И приглашенный фотограф оживился, не напрасно штаны просиживал. А то случились бы «боли в животе», или «задыхается», что бы он снимал? Как медики в карету садятся, фотографировал уже.
Я прыгнул в карету ко второй бригаде. А как же, мне тоже надо побывать там. Имею право. А если начальник на борту, то и выезжать со двора нам первым.
– Включим сирену? – с надеждой спросил меня фельдшер Дубинин.
– Воля ваша, – улыбнулся я. – Сколько там штраф за звуковые сигналы, включенные без особой нужды на то?
Детский сад, честное слово! Дубинин – отставник, участвовал в походе Скобелева на туркмен, в Средней Азии лет десять прослужил, пока не вышел в запас, а туда же, дайте полетать по городу с сиреной. И я знал, что соблазн будет велик. Поэтому и разрешил включать звук только при необходимости. Дикий народ, дети гор, не видели еще перевернутых карет и прочих конно-транспортных ДТП конца девятнадцатого века.
Спешка спешкой, а время прибытия на место я засек. Шесть минут добирались. Но первыми не были. На месте уже работали пожарные. Очень живописное зрелище. Куча экипажей, штук пять, притащили бочки с водой, молодцы в брезентовых костюмах и медных касках разворачивают пожарную машину, матерясь, пытаются развернуть заклинившую лестницу. У стены здания уже стоят прислоненными багры. А вот и подмога: впереди – верховой, дующий в трубу как сумасшедший, сзади – еще экипажи пожарников. Кто мне сегодня про опасность сирены рассказывал? Наверное, если бы в кармане сразу зашелестело, пугливость лошадей заметно снизилась бы? Оборотни, блин, в погонах.
А пожар неслабый, дым клубами валит из шести окон третьего этажа, а из одного окна и огонь вырывается. Пожарные со своим скарбом ринулись в подъезд.
– Действуйте, Михаил Александрович, – скомандовал я врачу, оторопело глядящему на происходящее. – Меня здесь нет. Найдите старшего, представьтесь, определите место для приема пострадавших, будьте готовы оказывать первую помощь и обеспечить эвакуацию нуждающихся в госпитализации. Вы, так как старший здесь, уезжаете последним. Быстрее!
Обалдел доктор от увиденного. С новичками бывает, в теории все знают, а как руками приходится делать, так голова и отключается. Ничего, обвыкнется.
Старшего пожарного найти просто, вон он, стоит, активно жестикулирует и придает бодрости подчиненным командным рыком. Но Михаила Александровича услышал, кивнул и показал место недалеко от наших карет. И, что самое главное, ни капли удивления. Будто со скорой сто лет уже сотрудничает.
Я благоразумно стоял на другой стороне улицы, мало ли что может полететь вниз, а потому разбивающееся окно увидел сразу. Стекла со звоном рухнули на тротуар, а ножки стула, которым кто-то орудовал внутри, через секунду исчезли. Створки распахнулись, и на подоконнике появилась девочка. Чумазая от копоти, с мокрыми волосами, надсадно кашляющая.
– Спасите! Горим! – закричала женщина, держащая ребенка за талию.
Пожарные, занятые своими делами, ее не слышали. Да там и без этого шума хватало. Так что свидетелями стали только я с фотографом, колдующим над переносной камерой, и зеваки. И что мне делать? Пытаться поймать руками? С такой высоты она меня собьет как снаряд. Надо полотно, хотя бы одеяло. Его вырвет из рук, или оно порвется, но скорость падения все равно снизит. А где его взять? Вот же дурень, у огнеборцев местных, должны ведь они уже додуматься до такой простой вещи?
Я побежал к пожарным, даже не подумав, что можно послать кого-то из подчиненных. Никак не привыкну еще, наверное. Известие о вероятной прыгунье начальника вдохновило, особенно на фоне так и не починенной до сих пор лестницы, и шестеро ребят потащили свернутый брезент. И я вслед за ними.
Пришитых ручек вполне достаточно. Я тоже ухватился обеими руками за одну, и высокий пожарный, задрав голову, крикнул:
– Давай!!!
Не знаю, наверное, женщина очень хотела оградить девочку от огня, и она ее не уронила, а толкнула изо всех сил, может, даже бросила.
– Сюда!!! – завопил я и потащил свой край подальше от стены, пытаясь подставить растянутый брезент под летящее вниз тело.
Столичный доктор.Том II
Глава 1
— Пусти!
— Сказал, не пущу!
— Ах так?! Тогда я тебе…
— Ну что? Что ты мне? Говорю тебе… Барин спит! Умаялся, бедный, на пожаре. Весь черный пришел, еле отмыл… Не буду будить!
Сквозь сон я слышал, как Кузьма препирается с кем-то знакомым. Кто же это может быть? Сон никак меня не отпускал, я все ловил и ловил падающую с третьего этажа девочку на серое, с кружевной вышивкой одеяло. А она все падала мимо и мимо. Кошмар, которому не было конца и края.
— Я тебе больше руки тогда не подам! Вот что!
— Ой, батюшки-святы, какая трагедь… Ты, Славка, не менжуйся, напиши в театру пьесу и большие деньжищи зашибешь…
— Дурак! Емелю арестовали. В охранку загребли его!
— Ах ты, боже мой! Неужто Винокурова?
— А я тебе о чем толкую. Буди!
— Не надо, — подал я голос, садясь в кровати. — Я уже проснулся.
В коридоре, куда выходила спальня, замолкли.
— Сейчас выйду. Дайте минуту.
Я попытался пригладить растрепанные волосы, нащупал на стуле халат, встал, накинул его на себя. Черт, как же мне плохо! На пожаре надышался гарью, в горле першит, ноги дрожат, руки тоже. Девочку-то мы поймали, и на брезент, не на одеяло. Мне потом пожарные объяснили, что с такой высоты мимо полотна, чтобы промахнуться, сильно постараться надо. Но ее рев до сих пор стоит в ушах. А теперь еще и кошмары. Доктор, где твое профессиональное выгорание? Проще надо к работе относиться!
Я открыл дверь, но в коридоре было пусто. Судя по звяканью чашек — Кузьма увел Славу в кухню. Ну что ж… У меня значит есть еще одна минутка на туалет. Я быстро пообщался с белым другом, потом почистил зубы порошком, прополоскал горло. Значит, Винокуров доигрался со своими рабочими комитетами и ячейками. Жандармы загребли его в свои цепкие ручки и Антонов прибежал спасать друга. А что я могу сделать?
Наверное, что-то могу. Но без чашки кофе мозг отказывался работать, и я пошел на кухню. Выглянул в окно. Уже начало рассветать, весна набирала обороты. С крыш текла вода, в воздухе стояла какая-то непонятная взвесь. Ох и наплачемся мы этой весной. Снега было много, как начнет таять — никакая ливневка не справится. Которой в городе и не особенно много.
Я вытащил из-за окна холщовую сумку, достал из нее масло. Намазал на вчерашний хлеб.
В плане еды мы устроились максимально комфортно. Угольная печь с конфорками, для быстрого разогрева — спиртовка. В подвале устроили ледник, Кузьма сколотил полки, куда разместил разносолы, купленные на рынке — соленые огурчики, капустка, грибочки и даже голубцы. Разумеется, варения. Можно питаться дома, можно спуститься на второй этаж в столовую, где ели врачи и, в будущем, ходячие пациенты.
— Чичас я вам яишенку сварганю, чего давиться кофием на пустой желудок, — на кухню вошел слуга, быстро разогрел сковородку. — Идите в столовую, все принесу.
Да, я теперь как натуральный барин живу — шесть комнат, раздельный туалет. Прямо Профессор Преображенский. «Я буду кушать в столовой, а оперировать в операционной, так и передайте Айседоре Дункан». Ем на фарфоре, для Кузьмы взяли помощником второго слугу — Алексея Плотникова, бойкого, вихрастого паренька из-под Ярославля. Все бытовые заботы теперь закрыты, заботится о хлебе насущном, считать копейки не нужно. Проблемы стали масштабнее, задачи грандиознее. А вот перспективы — совсем туманными. Переживет ли скорая ужасы сразу двух революций? Или переживет, но не со мной?
— Ну, что там случилось? — спросил я, заходя в столовую.
Придавил за плечи вскочившего Славку, сел рядом.
Дерьмо течет по трубам. Это если коротко. А если развернуто… Винокуров состоял членом кружка некого Распутина. Нет, не старца, московского рабочего. Собирались регулярно, читали марксистскую литературу.
Слава повздыхав, сообщил, что Емельян отдал почти всю свою зарплату и премию за стрептоцид на организацию подпольной типографии. Взяли всю ячейку поздно ночью, на квартире студента университета Поволоцкого.
— В Тишинском переулке похватали, — Антонов грустно моргнул, принимая от пришаркавшего Кузьмы чашку с кофе. — Мать Поволоцкого сообщила однокурсникам, а те — уже мне.
— Я же предупреждал его!
Вот нет пророка в своем отечестве. Какой раз убеждаюсь. Сколько разговоров было с Емельяном и все впустую.
Ладно, стадию гнева, считай, миновали, надо готовиться к торгу, но сначала кофе. И тренировка с медитацией. Вымахать негативную энергию с Ли Хуанем и его учениками, напитаться позитивными «инем, янем», заполировать «ци».
Утепленный каретный сарай теперь находился в моей полной собственности — ни с какими домохозяйками согласовывать занятия мне уже не надо. А значит, есть где отключиться от нарастающих проблем.
Сразу после тренировки я отправился к Блюдникову в участок, на разведку. Пристав мне был обязан кое-чем, так что я рассчитывал перед визитом к Зубатову разжиться информацией. Которая, как известно, правит миром. Ну и разумеется, попал с «корабля на бал». Стоило войти в арбатский участок, как на меня обрушился вопль косматого, бородатого мужика из-за решетки «обезьянника»:
— Черти, черти сидят в углу. Господи, спасите! Неужели вы не видите? Чего молчите? Вон же у окна и там под койкой… Ой, Господи, по-мо-ги-те!!
Крик оглушал, я даже прикрыл уши руками. От косматого мощно так перло сивухой, лицо у него было красным, глаза вращались.