— Давайте, — протянул я руку. — Слава, присядь, подожди минутку.
Ручки сейчас — отдельная печальная песня. Даже дорогущий «Вотерман» с золотым пером, презентованный мне сотрудниками, подтекал и временами мазал. Поэтому я сначала потренировался на черновике, и только потом поставил автограф. Извинения Великой княгине были составлены просто великолепно. Несколько фраз, ничего особенного, но между строчками явно вырисовывается намек, что только моими усилиями наша планета накануне удержалась на своей оси.
— Что у тебя? — поинтересовался я у Антонова, который выглядел как вампир. Глаза красные, кожа бледная…
— Опять ночью работал?
— Ага. Мне нужна холодильная установка Франца Крулля из Нарвы. Вот счет.
Две двести! Доставка только через три месяца. Я мысленно застонал. Глобально я понимал, что производство хоть какой-то партии антибиотика требует вымораживания. Но надеялся как-то отделаться малой кровью. Не получилось. Начал расспрашивать Антонова насчет лабораторных успехов. И их не было. Количество чашек Петри перевалило за три сотни — уже некуда складировать. Опытным путем удалось установить, что с картофеля и с дынь получаются плесени разного цвета, одна легко пожирает другую, но отказывается нормально размножаться. Лучше всего рост происходит при температуре двадцать один градус по Цельсию, есть трудности с обслуживанием, причем, вплоть до стерилизации. На это уходит много времени и сил. Сине-зеленая плесень растет от двух, до четырех недель, желтую вообще не удалось еще найти. Хотя Антонов по моему совету даже устраивал «экспедиции» по подворотням и помойкам Хитровки. Разумеется, под защитой Жигана. Собрано семь разных плесеней, но ни одной желтого цвета.
— Попробуй добавлять в чашки соль, сахар, дрожжи… — напряг мозг я в попытки хоть что-то ценное вспомнить на тему культивации плесеней.
— Можно еще сухое молоко попробовать, — почесал в затылке Славка. — И лимонную кислоту.
— Во-во, — покивал я, подписывая счет. — Пробуй все, что-то да сработает.
— Мне бы еще парочку лаборантов, Евгений Александрович, — уже на пороге озвучил очередное желание Антонов.
Правильное место выбрал, кстати. Успел увернуться от летящей в него картонной папки.
Великие князья ответили очень быстро. В тот же день курьер привез мне сразу два письма. В одном было приглашение на пикник в воскресенье в полдень. Подписано Елизаветой. Второе письмо было «двойным». Сергей Александрович благодарил за работу на Софийской набережной, высылал банковский чек на три тысячи рублей с просьбой наградить всех причастных врачей. Безо всяких пояснений и комментариев в конверт от Великого князя было вложено другое письмо. Из геральдической палаты. Продравшись сквозь канцеляризмы, я уяснил себе две вещи. Чиновники в России всегда держат нос по ветру — стоило Романову одним только своим запросом поинтересоваться историей казанских Бата-беев, их связью с дворянской фамилией Баталовых, как крючкотворы тут же отписались — да, прямые потомки тамбовских Баталовых являются потомками Бата-беев, могут претендовать на княжеское достоинство. Вторая вещь, которую я понял — передо мной повесили уже вполне ощутимую морковку. Это не чек на три тысячи. Из которого, кстати, на премии я решил потратить всего тысячу — остальное пустить на холодильник для Антонова. Потомки точно не осудят.
Согласие прибыть на пикник я писал уже собственноручно, ставя кляксы и переписывая по несколько раз. Хотелось, чтобы текст не был формальным, поэтому я намекнул, что возьму с собой собственного повара, который приготовит для участников экзотическое блюдо. Заодно решил поразить публику каким-нибудь простым, но необычным коктейлем. Если уж «входить» в княжескую семью, то надо сразу о себе заявить. Не только семейный доктор, а еще эксцентричный, необычный человек. Пусть запомнят как следует.
Поэтому, как только я закончил с корреспонденцией — сразу позвал Кузьму. Пусть немного поработает «поваром» на пикнике, поможет мне поразить публику. А для этого мне требуется чем-то удивить светское общество. И это точно должен быть не салат Оливье. Что можно быстро и вкусно приготовить на природе? Первое, что приходит в голову — это шашлык. И культура его приготовления уже пришла в столицы — привезли отслужившие на Кавказе. Но пока мясо на шампурах воспринимается аристократией, как еда для простых людей. Шашлычные в Москве — это как кабаки. Быстро и дешево.
С коктейлями тоже засада. Лед с собой не привезешь, никаких специальных сиропов тоже нет. А что есть? Мед! Помнится, я в одном московском баре на Новом Арбате пробовал коктейль под названием Роял Фламбе. Ром, плюс мед, плюс молотые ягоды — черника, клубника, малина. А что там еще было? Точно, корица и апельсиновая цедра. Которая просто срез корки. Все это и сейчас можно достать в Москве.
— Звали, барин? — в кабинет зашел позевывающий Кузьма.
— Собирайся на рынок. Надо кое-что купить.
Романовские приехали шумной компанией. Сам Дмитрий Леонидович в качестве главы семейства. Жена его, Лидия Михайловна, симпатичная брюнетка лет тридцати с небольшим хвостиком, влюбленным взглядом провожавшая каждое движение мужа. И трое детей — дочка Маргарита, серьёзная барышня почти одиннадцати лет, и два сына — семилетний Лёнька и погодок Кирилл. Эти сразу начали осваивать квартиру, а через пять минут попросились «с дядькой Жиганом», с которым неизвестно когда успели познакомиться, в каретный сарай.
— Я на воды еду ненадолго, — сообщил Романовский, как только мы сели обедать. — Отвезу своих — и назад. Недельку там побуду, не больше. Работы много.
Меня это порадовало. Может, предложение о сифилисе отложить на его возвращение, когда он приедет отдохнувший и расслабленный от нарзана? Но Дмитрий Леонидович сам решил не откладывать разговор, и после чая потащил меня в мой же кабинет.
Обращение на «Вы» он сразу обрубил напоминанием, что мы уже пили на брудершафт, и обновлять ритуал не требуется.
— Как и предполагалось, спирохета дохнет при температуре выше сорока градусов. Проверено сто раз, наверное. Я это еще не публиковал, решил с тобой поделиться сначала. И вот что я думаю. Малярия! Представляешь, заражаем сифилитика, у него приступ, второй, третий — и всё!
Поздравляю, только что вы получили Нобелевскую премию по медицине двадцать какого-то года.
— Нет, — обрубил я полет фантазии. — Я понимаю, обе темы тебе близки, но чем потом лечить малярию? Хинин помогает не всем. Мы похороним некоторое количество пациентов, что ударит по репутации метода. Да и у выживших куча осложнений будет. У меня есть другой способ, более простой.
— Какой? — Романовский даже привстал в кресле.
— А ты согласишься возглавить больницу?
— Да! — ответил он буквально через минуту раздумий.
— Сера.
И я рассказал ему почти всю правду про случай вдовы Бестужевой. И про сульфозин.
Сказать, что мой будущий соучредитель товарищества «Нету спирохеты» был очень впечатлен, значит сильно уменьшить степень его удивления. Впрочем, исследователь быстро подавил эмоции, и на меня посыпался град вопросов. Как, что, зачем и почему. Я вспомнил даже то, чего вроде и не знал до этого.
— У меня только один вопрос, — сказал Дмитрий Леонидович в конце разговора. — Зачем я, если ты сам всё придумал?
Глава 18
Есть такие вопросы, на которые прямо отвечать нельзя. А можно проявить толику хитрости. Ну и лести, конечно.
— Дмитрий Леонидович! Мне во главе новой клиники нужен авторитет. С мировым именем. Чтобы из разных стран поехали лечить сифилис, не задумываясь. И, кстати, придумал всё не я. Кто обнаружил возбудителя?
— После твоей подсказки.
— Давай мы с тобой сядем, выпьем, я тебе после пятой рюмки такое количество идей выскажу — только успевай воплощать. Но главную причину продемонстрирую сейчас. И тогда ты согласишься, что должен возглавить это дело.
— Далеко идти?
— У нас тут всё рядом, в одном здании, — засмеялся я. — Не заблудишься.
До лаборатории, конечно, не два шага, я не сумасшедший — жить возле такого. Но за пару минут дошли.
— Лаборатория? — спросил Романовский. — Вот уж не думал…
— Конечно, стрептоцид у меня Кузьма на кухне случайно сварил.
Мы посмеялись, я открыл короб:
— Халат, шапочка, маска, бахилы. Одевайся.
— А это обязательно?
— Нет, — показал я на висящий возле двери прейскурант.
С учетом серьезности помещения цены здесь были чуть повыше, чем в операционной. Ровно в пять раз.
— И что вы исследуете? Плесень? — сразу же узнал знакомый препарат Дмитрий Леонидович, поздоровавшись со всеми присутствующими.
— Её, родимую. И ты будешь этим заниматься.
— Это почему? Что в ней интересного?
— Много лет назад Манассеин с Полотебновым почти одновременно опубликовали работы про зеленую плесень. И ее антибиотические свойства. А потом это дело бросили. Много трудностей.
— Подожди, дай я сам, — в Романовском проснулся микробиолог. — Нестабильность.
— Не только.
— Узкий спектр воздействия?
— Мимо. Спектр как раз широкий. Грамположительная флора почти вся, с захватом грамотрицательной, но там выборочно. Но спирохеты должна бить влет. Токсичность!. У нас есть культуры, которые убьют много чего. Но, в том числе и больного. Могу показать лабораторные журналы. Надо перебирать и проверять. Работа на годы. Заработаем денег на сифилисе — сможем ускорить процесс. В десятки раз. И найдем в конце концов именно то, что надо.
На этот мой спич к нам повернулись все лаборанты. Точнее, лаборантки. Тут тоже был цветник покруче диспетчерской.
— А есть какие-то выкладки готовые? — Романовский заулыбался под маской, глядя на фигурки девчат. Лучики морщинок обозначились вокруг глаз.
Убедить ученого за три минуты? Можно, но только теоретически. Пришлось воздействовать старыми проверенными способами. Демонстрацией лабораторных журналов, например. Показом воздействия плесени на микрофлору. К счастью, Романовский не стал требовать показать ему вживую результаты с холерным вибрионом или чумной палочкой. Я такую дрянь запретил даже близко к зданию клиники приносить. Под страхом смертной казни.