ту. Точно, она заколдована и вселяет во владельца желание бездельничать и читать стихи Лермонтова.
А с собой у меня осталось последние пятьсот рублей. Куда хоть деньги деваются? Ведь я на всем готовом, по кабакам не хожу, цыганам песни и танцы с медведями не заказываю. А про экскурсии на Домбай или к водопадам местные еще не додумались. Кстати, отдам идею мэру, в качестве компенсации за несбывшуюся мечту о мемориальных досках. Ничего, разбогатею, поставлю памятник доктору Гаазу, пусть всем стыдно будет.
Ночью снилась всякая хрень несусветная. Сначала я оказался в китайской гостиной Царского села вместе с Николаем Вторым. Самодержец с интересом разглядывал пилюли желтоватого цвета, которые я ему только что передал.
— Лечит все болезни?
— Вельми понеже, — перешел я на какой-то дикий древнеславянский язык из «Иван Васильевич меняет профессию».
— А называются как? — Николай быстрым движением заглотнул сразу две. Причем без запивки, разжевывая.
— Паки да, — ответил я, покрываясь холодным липким потом. Да что за хрень?! Я же хотел сказать пенициллин.
— Зельным вкусом лепы, — покивал царь ничуть не удивляясь дичи, что я нес. Закатил глаза, как бы испытывая неземное удовольствие.
Сразу после Романова, я почему-то оказался в конце длинной очереди. Народ в тулупах, шубах мерз на морозе, притоптывая сапогами, валенками по утоптанному снегу и прихлопывая в ладоши. Все стояли молча, город тоже замер — ни тебе саней, ни карет… Это был Питер — я узнал Моховую со старыми, еще дореволюционной постройки домами.
— Товаищ! Товаищ!
Меня кто-то дернул за рукав. Я обернулся и тут же отшатнулся. Позади стоял низенький мужчина в шубейке, бородкой клинышком и… проваленным черным носом. Говорил он неможно картавя, но вполне понятно.
— Вы кто? — я начал узнавать эту бородушку, высокие залысины на лбу, видные из-под бобровой шапки.
— Позвольте представиться! Ульянов-Ленин. Адвокат.
Точно он. Хитрый прищур, улыбка… Все совпадает. Куда же у него пропал нос? Неужели?..
— Очень приятно! — я пожал протянутую руку и тут же ее отдернул.
— Что же вы, батенька, пугаетесь?! Сифилис не передается через рукопожатия! А нынче его и лечить научились. Один архиважный укол… Только вот ждать долго, — Ильич тяжело вздохнул.
— Я врач, я знаю, как передается спирохета.
Вся очередь стоит в мертвой тишине, только и слышится хруст снега и стук каблуков.
— А у вас?.. — тут я замялся, не зная, как сформулировать корректно вопрос. А главное, деликатно. — Нейросифилис? Спирохета уже в мозговых тканях?
— Парасифилис! — наставительно произнес Ильич. — Употребляйте правильные термины! А еще доктор…
— Да какой он доктор?! — заволновалась очередь.
— Взял врачебный чемодан и изображает из себя невесть что!
— Шарлатан…
— Вперед пролезть хочет, за уколом. Первым быть!
— Гнать его в шею!
Меня начали выталкивать из очереди, почему-то разворачивая против своей оси все сильнее и сильнее. Санкт-Петербург закружился в каком-то странном танце, картинка погасла. И тут же зажглась снова.
Я лежал раздетый в кровати, рядом ходил кот. И нет, это не была спальня княгини. Я очнулся в своей московской комнате образца двадцать третьего года. Я посмотрел на мурмяу. Да это же мой Барсик!
— Бас! Ах ты…
Я чуть не выругался матом от чувств, которые меня начали обуревать.
— Тварь полосатая? — по-русски заговорил со мной кот. — Усатый плут?
— Сейчас же! Слышишь? Сейчас же объясни, что происходит!
— Вот прямо сейчас?
Кот запрыгнул мне на грудь, я попытался дернуться и с ужасом понял, что… опять парализован. И дышать мне от туши мейн-куна становится все тяжелее и тяжелее. Я начал задыхаться. Как в тот раз.
— Сей… час же… Грх… грх.
Перед глазами появилась красная пелена.
— Уже можно? Начинать?
Тварь такая…
— Грх…
И тут я проснулся. В ужасе и холодном поту. Сходить, что ли, в церковь и свечку поставить? Ну не могут такие сны просто так приходить!
Со мной случился сон во сне. Бывает. Говорят, большей частью так только кажется. Конечно, он был вызван исключительно думами о работе и телеграммой Романовского. Надо заканчивать обзоры Машука и возвращаться. А то там человечество пора спасать, а я тут занят непонятно чем. Вернее, понятно чем, но хорошего, как говорится, помаленьку.
Бал у мэра Пятигорска будут еще долго помнить. А как же, два Великих князя, Великая княгиня. Весь цвет окрестного дворянства собрался. Даже меня просили поспособствовать получить приглашение. Надо было замутить, по тысяче за билет. Это превзошло бы аферу Чичикова.
Звезды кавминводской аристократии напомнили мне сочинение Михаила Салтыкова «Пошехонская старина». Литературную новинку мне презентовал сам городской голова после просьбы дать что-нибудь почитать. Веселая книга, кстати. Странно, что ее не раздерибанили на цитаты, как это случилось со «Стульями» и «Мастером». Я так сразу вспомнил: «Барышня спрашивают, для большого или малого декольте им шею мыть?».
Кстати, о девицах. Я только вообразил, какую мишень для матримониально настроенных мамочек я представляю. Так и будут порхать вокруг меня с вымытыми для большого декольте шеями. Мало того, что танцор из меня тот еще, так и желание делать это… отрицательное. И я придумал железную отговорку. Скажу, что повредил ногу во время конной прогулки. Одолжу трость, и буду старательно изображать хромого. Надо только Лизу предупредить, чтобы не пугалась…
Само мероприятие состоится в зале Николаевского вокзала. Поначалу Федор Яковлевич думал организовать всё в общественном собрании, где танцевальные вечера, как правило, и случаются, но под влиянием неопровержимых аргументов, высказанных женой, большей частью телепатическим путем, мнение изменил.
Золотой души человек Анна Викторовна. Она и благотворительностью занимается, и мужа консультирует, и трость, довольно стильную, мне нашла. А я ведь только намекнул на нежелание участвовать в танцевальной программе.
— Ни слова больше, дорогой Евгений Александрович, — прервала она мои междометия. — Понимаю. Сейчас, одну минутку.
— Да не стоит…
— Вот и я говорю, что не переживайте, — она задумалась на секунду, быстренько забежала в дом, и вынесла трость, на ходу вытирая ее от пыли салфеткой. — Вот, в прошлом году Федя подвернул ногу, пришлось купить. Ну-ка, попробуйте, по росту должна подойти.
За легкую ротанговую тросточку с набалдашником из горного хрусталя мне пришлось рассказывать байки о жизни аристократов минут тридцать. Довольно выгодный обмен. Зато ни одну барышню не подсунут.
На бал я пошел пешком. Богдановы приглашали прокатиться с ними, но тут совсем недалеко, так что я отказался. Метров через сто понял, что поступил опрометчиво, потому что обувь моя запылилась. К счастью, предприимчивый чистильщик обуви, расположившийся в паре десятков шагов от входа в парк «Цветник», спас от позора.
Впрочем, от городского головы просто так отделаться не удалось. Я-то надеялся затаиться в уголке, дождаться Лизу с ее родственниками, выполнить обязательную программу поклонов и расшаркиваний, после чего скрыться. Сенсорное голодание — штука серьезная, но не до той степени, чтобы взирать на танцующих. Но меня схватил за руку Федор Яковлевич, и начал представлять местным начальникам. На кой ляд мне надо улыбаться и обсуждать погоду с правительственным комиссаром Башкировым? Только потому, что он действительный статский советник? И что? Кто такие группные врачи? Очередные специалисты по минералке и лечебным грязям? Ладно, и вас стерплю. Вот атаман пятигорского отдела, полковник Чиков, чем-то напомнивший покойного Блюдникова, оказался веселым дядькой, тут же предложившим «бросить этот балаган, да пойти выпить ради знакомства». Он кстати, был уже и так изрядно принявший на грудь. Эх, если бы не обязательства известно перед кем, пошел бы с этим Василием Дмитриевичем, да и напился.
Офицеры Нижегородского драгунского полка стояли отдельной группой. Меня к ним подвел полковник, он же и представил. Командиры эскадронов — сплошь князья, да графья. Белая кость. И даже два принца, самых натуральных — персидский Казым-Мирза Эмир и французский Наполеон Людовик. Последний на всемирно известного императора похож не был совсем, что не мешало ему именоваться Императорским Высочеством.
Оказалось, драгуны обо мне слышали. И вовсе не из-за успешной операции свояку начальника лазарета. А потому, что история с графом Шуваловым докатилась и сюда. И не в виде непонятного слуха — поручик Оболенский, естественно, тоже князь, рассказал во всех подробностях, будто свечку держал. Моя репутация среди драгун выросла многократно, и они уже не смотрели на меня свысока, как на прочих штатских.
— Да вы бесстрашный человек, — чуть экзальтированно заявил молодой корнет Кропоткин по кличке «угадайте титул с одного раза». — Шувалов промаха не знал!
— Жаль, выбор оружия был не за мной, — вздохнул я.
— А что бы вы предпочли? — заинтересовался корнет. — Ланцеты?
Господа драгуны добродушно посмеялись остроумию своего юного товарища.
— Рассказывают, к французскому ученому Луи Пастеру как-то пришел некто требовать сатисфакции. И тот предложил выбрать одну из двух колб и выпить ее содержимое. В одной простая вода, а в другой — культура сибирской язвы. И дуэль не состоялась. Вот и я…
Офицеры шутку оценили, и смех их на этот раз звучал еще громче. Покивали, согласившись, что не каждый бы пошел на такой риск. Одно дело — смерть от пули или клинка, а тут страшная и непонятная болезнь, от которой кончаешься в корчах. Это тебе не в стиле Пушкина умирать, в окружении вытирающих лоб барышень. На сибирскую язву полагается карантин. Сдохнешь в одиночестве.
Только я собрался спросить у Кропоткина о его родстве с географом и анархистом Петром Алексеевичем, как подошел лакей и пригласил меня следовать за ним. И хорошо, а то вдруг бы корнета такой вопрос оскорбил, и нам пришлось бы сражаться на пробирках. Стрептоцид вроде сибирку должен убить, но рисковать не хочется. Да и где бы я взял культуру?