Столичный доктор. Том IV — страница 10 из 42

— Баталов, доктор медицины, — назвался я. — Нет, пожалуй, не буду. Извините, господа, устал просто сегодня. Вы меня совершенно не стесняете. А я, с вашего позволения, прилягу, — и полез на вторую полку.

Но псевдокняжеский рецепт надо попробовать, может очень недурно получиться, если с хренком и солеными сливами.

***

Вот всё хорошо в железнодорожных путешествиях, но обычай спать, не раздеваясь, бесит неимоверно. Выходишь из поезда как бомж какой-то – одежда мятая, на голове неведомо что.

Вещей у меня с собой не было, так что я сразу пошел к извозчикам. Очень удобно, не пришлось носильщика искать. Впереди всей толпы. Почти. А всякие необходимые вещи у меня и в питерской квартире есть, что их с собой таскать? Сейчас срочно помыться, а то ощущения, будто неделю бродяжничал, не меньше. А потом сразу дознание. Откуда Тубин узнал? Поймали злодея? Вопросы, вопросы. Еще и Питер встретил стандартным хмурым небом, ветром сугубо в лицо, и зарядами мелкого дождика. Чуть шляпу не сдуло, в последнюю секунду придержать успел. Извозчик, гад, виноват, понесло его почему-то по набережной Фонтанки. Был бы я хорош, если бы головной убор, единственный при мне, кстати, сдуло в речку. Пришлось бы время тратить на покупку нового.

Подъехав к месту обнаружил, что сколько времени уже прошло, а очередь на прием меньше не становится. Значит что? Первое. Метод доказал эффективность, все попытки запустить кампании с объявлением нас мошенниками оказались неудачными. Второе. Цена людей устраивает. Третье. Больных очень много, и лечить можно еще долго. Кстати, в провинциях, судя по отчетам Романовского, ажиотаж тоже не стихает — открываем отделения еще в пяти губернских городах.

У подъезда охранник новый, меня не знает. Остановил, спросил, мол, кто и к кому. Вот это я долго отсутствовал, уже и домой не пускают. Хотя зачем этого цербера поставили, не знаю. Сказал, что живу тут, так сразу пропустил, даже фамилию не уточнил. Нет, бродяги ночлежку не устроят, но всё равно — жителям неудобство. Удивляюсь, как эта общественница, министерская вдова, не начала жаловаться на произвол хамов, захвативших дом. Надо будет про это Тубину сказать. А то поставили попку, а толку никакого. Любой злоумышленник скажет, что местный, и его пустят?

Ох, не о том думаю. Не про вахтера надо, а про неприятности. Соберу сейчас совещание — Романовский, Тубин, и я. Будем думать и гадать. Вот охранника этого бессмысленного и пошлю, пусть пригласит их минут через двадцать. И самовар заодно организуют. Все должны быть на месте — десятый час уже. Хотя нет, пусть просто предупредит, я сам спущусь.

Вошел в квартиру, удивился. Кто-то здесь порядок поддерживал, пыль точно недавно протирали. Белье свежее постелили, чехлы с мебели поснимали. Хотя ничего странного, меня же вызвали, ждали, загнали прислугу, она порядок и навела. Голова после поезда совсем не варит. Ладно, разберусь сейчас с неотложными делами и посплю немного. Потому что компания эффективных менеджеров гудела почти до утра. Запасов коньяка им хватило надолго. Я так понял, ребята служили по линии министерства иностранных дел и что-то там готовили для подписания договора с китайцами. Успешно, наверное. Толком отдохнуть не удалось.

***

Только повернул во двор, как ко мне довольно быстро пошла дама в синем платье. Однако я успел заметить: перед рывком она переглянулась с тем самым бестолковым охранником. Похоже, дружочек, сегодня твой последний рабочий день здесь. Сшибать мелочь за показ посторонним персонала в другом месте будешь.

— Господин Баталов! — ринулась дамочка еще быстрее, когда я слегка ускорился, пытаясь проскользнуть к спасительной двери.

— К вашим услугам, — приподнял я шляпу. Вежливость — оружие королей. Я, считай, вошел в царскую семью уже. Правда, немногие об этом знают. Но тренировать полезные навыки — уже пора.

— Разрешите представиться, Ельцина Зинаида Яковлевна, врач. Специализируюсь на кожных болезнях и сифилисе.

Забавная у докторши фамилия. «Говорящая».

— Рад приветствовать, коллега. Чем обязан?

— Хочу, чтобы вы взяли меня на работу! Я знаю, что вы человек широких взглядов, у вас работала женщина-врач...

— Скорее медсестра, — я присмотрелся к дамочке.

Вот рупь за сто даю — феминистка. Или суфражистка? А есть они уже? Да какая разница? Черты лица грубоваты, голос, как говорят, с хрипотцой. Но ничего сексуального в нем нет, не Дженис Джоплин. Просто прокуренный. Взгляд не то чтобы агрессивный, но наглый довольно. Или как это назвать? Бой-баба, вот, вспомнил хорошее русское слово. Коротко и понятно.

— Почему вы решили, что я вас должен нанять?

— Если женщина, и говорить не о чем? — почти выкрикнула она, и вдруг зашмыгала носом, некрасиво сморщив лицо. Сейчас пустит слезу. А неет, удержалась. Достала платок, вытерла глаза, но потом уронила его на землю. Подняла, спрятала в рукав.

— Господин Романовский отказал мне в месте ассистента врача в вашей клинике. А я была готова работать за меньшие деньги, чем мужчина...

— Всё? — спросил я. — Давайте ускорим собеседование, у меня нет времени на рыдания. Теперь коротко: что закончили, стаж, откуда вы к нам и почему. Мне все равно, какого вы пола — мы не в бане, но у нас врачи работают на износ. Та дама, которую вы упоминали — она через такое прошла... не каждый мужчина выдержит.

— Я окончила Берлинский университет, — торопливо начала перечислять Ельцина. — Пять лет назад. Стажировалась в Германии. Здесь четыре года, веду прием четыре раза в неделю. Больше не получается. Сюда... из-за вас, собственно. Когда вы открылись, пациентов внезапно стало намного меньше. За аренду кабинета платить нечем, с квартиры скоро попросят...

— И где у вас кабинет?

— На Колокольной, нумер седьмой. Рядом с собором Владимирской Иконы Божьей матери.

Все ясно. Тут еще и коммерческий интерес прослеживается. А решила она меня взять на «слабо», пустив слезу. Что же... неплохой способ, на многих мужчин очень хорошо действует.

— Это рядом с домом, где Достоевский умер?

— Да, у нас за углом буквально.

— Хорошо. Давайте подытожим. Вы вели прием в самом центре города, думаю, и живете не в меблированных комнатах. Вы получили образование в университете не из последних, и средства на жизнь в Берлине у вас были. А теперь вы приходите и говорите, что я вас разорил и должен принять на работу. Я ничего не пропустил?

— Всё не так!

— А как?

Гнать ее надо, но что-то меня держало. Какая-то она... бесхитростная, что ли. И маска эта агрессивная не потому что она такая есть, а из-за постоянной обороны. Может, и так. Сейчас узнаем.

— Учебу оплачивал мой отец. Он купец первой гильдии... был. Когда он умер, на мне осталась семья — мать и две сестры. Имущество разошлось за долги, а мне их... Это я старая дева, а девчонок замуж выдать надо, понимаете? Приданое, свадьба... И мать... всю жизнь из дома не выходила, только в церковь.

Учитывая состояние ее платка, я достал из кармана свой второй и подал.

— Я сейчас запишу ваши данные. Понадобится некоторое время, чтобы проверить. Это обычная процедура у нас, и вы не исключение. Подойдите... ну я не знаю даже. Давайте через два дня. Часам к десяти. Тогда и получите ответ.

— Это суббота, — напомнила мне Ельцина.

— Ничего, у нас работают без выходных. Я здесь живу, меня пригласят.

— Спасибо, — она даже попыталась поклониться.

— Не стоит того, — остановил я этот порыв. — Вы еще не получили положительный ответ, это раз. Предупреждаю — эмоции у нас на работе под запретом. Это два. И послаблений на то, что вы женщина, не будет. Это уже три. Впрочем, равноправие у нас и в оплате труда. Всего доброго, госпожа Ельцина.

Ну вот, а говорят, что в одну реку дважды не вступить. Очень даже можно. Была Вика, которой хотелось стать врачом, теперь вот дама, врачом уже ставшая. Впрочем, у Зинаиды Яковлевны шансов очутиться в моей постели крайне мало — никогда не был поклонником мужеподобных дам. К тому же жалостливая история может оказаться совсем не такой, как я услышал. Выявится вранье — удачи, но не здесь.

***

Первым, кого встретил, был Романовский. Вот даже не думал, что я так соскучился по нему. Да уж, несладко компаньону тут без меня пришлось — похудел, круги под глазами, носогубные складки глубже стали. Но тоже встрече обрадовался, сразу обниматься полез. И ни слова упрека, что я его бросил, он впахивал, а я прохлаждался. Впрочем, где я был и зачем, он знает. Естественно, премию он получит, но и про это тоже разговора не заводил. То есть взялся за дело, и работает, несмотря на трудности. Не знаю, смог бы я так?

— На вот, это тебе письма, — вытащил из ящика стола солидную стопку Дмитрий Леонидович. — Раз лично адресованы, я трогать не стал.

— Это с последнего раза, когда пересылали? Месяца не прошло.

— Скоро секретарь уже справляться не будет, помощника затребует, — улыбнулся мой компаньон.

— Тебе, наверное, не меньше пишут?

— Разве что самую малость. Две публикации в европейских медицинских журналах, — похвастал Дмитрий Леонидович. — Ланцет место оставил в июньском номере специально под нас.

Что же... Это круто. Но и ожидаемо. Лечение сифилиса — то, что волнует все человечество без исключения. Эпидемии нет разве что у каких-нибудь алеутов на островах в Тихом океане. Хотя и к ним, небось, морячки завезли.

Я начал перебирать письма. Читать сейчас не буду, но хоть определиться, нет ли чего важного. Так, сначала ничего интересного. Какие-то немцы, редакция журнала, опять неизвестный науке зверь. О, а вот из Бреслау. Пару недель назад пришло, судя по штемпелю. Толстый конверт, внутри открытка, наверное. Или фотография? И точно, Иоханн Микулич-Радецкий стоит в обнимку с каким-то белобрысым мальчиком на костылях. Ладно, кому я тут песни пою? Пётрек, живой и почти здоровый. Красавец. Даже меня гордость обуяла — ведь вместе оперировали. Так, фото в музей, никаких сомнений. Что у нас дальше? Опять фигня, после вскрою, читать послания от коллег пока неинтересно. Потом, на свежую голову. Тем более, что безопасник пришел.