Сколько там прошло времени? Минута, наверное, или чуть больше. Тут и расстояние было — курам на смех. За мной гремел тарантас, на ухабистой дороге растерявший всё преимущество в скорости. Сколько времени добежать - тут и расстояние курам на смех? Вот через минуту добежал и увидел. Собравшиеся во дворе, человек двадцать, наверное, образовали неправильный хоровод, отграничивая от внешнего мира моего слугу.
Тут я и замедлился. С одной стороны, надо быстро добраться до Кузьмы, с другой... С такими ранениями только в кино живут. Или в медицинских статьях из категории «уникальный случай». Дорогу мне освободил пристав. Александр Сергеевич растолкал зевак, и вошел в круг. Я за ним, и сразу ринулся к слуге.
Я стоял над телом Кузьмы, не в силах поверить своим глазам. Его лицо, всегда такое живое и выразительное, теперь было неузнаваемо изуродовано выстрелом из ружья. Стреляли крупной дробью — кровь и мозги забрызгали траву вокруг, а в воздухе стоял тяжелый запах пороха и смерти. Потрогал на всякий случай сонную артерию на шее. Ничего. Слуга был мертв. Я с трудом проглотил вязкую слюну, потом зачем-то еще раз попытался обнаружить пульс там, где его уже никогда не будет.
— Господи, помилуй! — перекрестился становой пристав.
— Евгений Александрович, — голос Жигана вывел меня из оцепенения. — Я все видел. Кузьма у лесопилки заговорил с молодым рыжим парнем, очень быстро у них все дошло до матов, — лицо хитрованца исказилось от гнева и скорби. — Я побежал, но не успел. Этот рыжий схватил ружье, которое стояло у стены. Ну и... пальнул Кузьме прямо в голову. Сразу наповал. Второй выстрел в молоко пошел, видать, от испугу. Он за ружье — и деру дал.
— Это сын старосты, Васька, — проскрипел какой-то дряхлый дедок в опорках и армяке.
Народу вокруг нас прибывало, пристав прикрикнул на людей, чтобы они не топтались рядом.
— Пойду пошлю кого-нибудь в город за начальником сыскной полиции. Тут дело злодейское, — сказал пристав.
Я сжал кулаки, чувствуя, как во мне сквозь оцепенение пробивается ярость. Кузьма ведь не просто слуга, он был первым человеком, которого я тут вообще увидел, очнувшись. Помогал мне, как мог, заботился...
— Где этот ублюдок? — процедил я сквозь зубы.
— Староста схвачен, барин, — ответил Жиган. — Он там, у амбара. А Васька сбег, не смог я его догнать. Винюсь! Уж больно резвый.
— И правильно, что не догнал, — вздохнул пристав. — Тогда бы тут два трупа было.
— Не успел бы перезарядиться.
Я решительно направился к амбару. Там, окруженный несколькими мужиками, стоял Порфирий Балакаев. Был он таким же рыжим, как и его сынок-убийца, но на голове уже волос почти не осталось, зато бороде мог позавидовать и сам царь. Лицо управляющего было красным от крика, а в глазах читался сильный страх.
— Барин! Барин! — завопил он, увидев меня. — Я ему говорил — не связывайся с Кузьмой, а он не послушал!
— Молчать! — рявкнул я. Староста мгновенно заткнулся.
— Где твой сын?? Куда он побежал? Признавайся, иначе хуже будет!
Балакаев помотал головой:
— Не знаю я! Истинный крест, не знаю!
— Говори ирод, что у вас было промеж с Кузьмой!? — я схватил Порфирия за грудки. Мужик оказался легким, удалось его приподнять на уровень глаз.
— Хр... барин.. пощади!
— Говори!
— Урожай мы налево пускали. Доходы с лесопилки також. Ну и займов на имение набрали в банках.
Народ вокруг охнул.
— Как ты мог брать кредиты без меня?
Я поставил Порфирия на землю, сплюнул вязкую слюну.
— Так по доверенности, что вы оставили, как в Москву уехали.
Староста повесил голову.
— Под суд пойдешь! Под замок его, — кивнул я Жигану. — Собирай людей, я дома видел псарню — возьмем собак. Сходи к старосте и найди какую-нибудь вещь Васьки.
Сзади завыл женский голос. Я обернулся, увидел, что какая-то крестьянка в платке и телогрейке, растолкав людей, бросилась на грудь Кузьме. Пристав сделал шаг к ней, взял за плечо. Но тут кто-то в толпе сказал, что это жена слуги — Авдотья. И я понял, что мне предстоит очень тяжелый разговор. Но не сейчас.
***
Вдова билась в истерике, поговорить с ней так и не удалось. Привели двух собак охотничьих. Других здесь быть не может. Шестеро мужиков, вооруженных разной степени дряхлости ружьями, присоединились к погоне. Плюс я со своим «Смитом с Вессоном». Ну и пристав. Тезка Пушкина не решился нас отпустить одних, даже строго предупредил, чтобы никакого самосуда. Какой правильный... Тут бы на лошадок, в стиле гонок южных плантаторов за афроамериканцами, так где их взять? Обитай я здесь, был бы выезд, в деревне без этого никак, а так... На своих на двоих. Это я от нервов цитатами думаю, не иначе.
След вел через поля, затем сквозь небольшой лесок. Собаки уверенно вели нас вперед, и я начал надеяться, что мы быстро настигнем убийцу. Слишком уж прямолинейно он двигался. Да и адреналин уже должен выгореть. Сколько у него форы было? Неполный час? Считай, ничего. Однако вскоре стало ясно, что Васька оказался хитрее, чем мы думали. След привел нас к небольшой речке. Здесь собаки заметались, потеряв направление. Псарь Фома матерно выругался, произнес:
— Хитер, сукин сын! В воду зашел, чтобы запутать нас.
Я стиснул зубы. Этого ублюдка мы достанем из-под воды.
— Разделимся. Одна половина пойдет вверх по течению, вторая — вниз. Ищите следы выхода на берег
Мы разошлись и продолжили поиски. Прошел час или даже больше, прежде чем один из мужиков, вернувшись к основной группе, крикнул:
— Нашел! Вот здеся вылез, ирод!
Мы собрались у места, где на илистом берегу четко виднелись следы босых ног. Собаки снова взяли след, и погоня возобновилась с новой силой.
Теперь путь вел нас через густой лес. Ветки хлестали по лицу, мы то и дело спотыкались о корни деревьев. Скорость движения сильно снизилась. Но мы упорно продвигались вперед, ведомые жаждой мести и справедливости. К тому же беглецу ничуть не легче нашего. А то и хуже. Приходится ему думать, а что дальше делать. У него с собой ни денег, ни одежды запасной, ни еды. Надолго его не хватит.
К вечеру мы достигли края обширного болота. Здесь след снова потерялся. Я выругался, понимая, что ночью продолжать поиски бессмысленно и опасно.
— Разбиваем лагерь, — скомандовал я. — На рассвете пойдем дальше.
Выставили охрану с ружьями, натащили валежника, разожгли костер. Перекусили всухомятку. Горячего бы похлебать, но потерпим. Уверен, скоро мы беглеца догоним. К тому же ему, в отличие от нас, сейчас холодно и голодно. Сначала Жиган, потом пристав пытались меня разговорить. Я отмалчивался, мрачно глядя в костер. Наконец, они оставили попытки народной психотерапии.
А ведь сегодня день рождения у Баталова! Точно, третье августа! Праздник просто зашибись какой...
***
Ночь прошла беспокойно. Я почти не спал, все время думая о Кузьме, о его семье, которая осталась без кормильца. Когда первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев, мы уже были на ногах.
— Болото большое, — сказал Жиган, разглядывая расстилающуюся перед нами топь. — Ежели варнак туда забрался, найти будет непросто.
— Найдем, — твердо ответил я. — Даже если придется осушить все болото.
После короткого совещания мы осторожно двинулись вперед. Судя по рассказам местных, на этот торфяник в своем уме далеко лезть никто не будет. Пройти его, особенно в одиночку, почти невозможно. Так что мы двинулись вдоль края болота. Идти приходилось медленно, тщательно выбирая путь среди предательских трясин. Хоть и тыкали перед собой вырубленными слегами, но несколько раз люди проваливались по колено в жидкую грязь, и их приходилось вытаскивать.
Около полудня один из мужиков вдруг закричал: — Гляньте! Там, на кочке!
Мы все посмотрели в указанном направлении. На холмике, возвышающемся над болотной жижей, виднелся клочок ткани. Присмотрелись — и точно, кусок белой ткани, зацепившийся за ветку кустов.
— Его, — уверенно сказал Фома. — Я эту рубаху помню, Васька летась на ярмарке купил.
Теперь у нас появилось четкое направление. Мы продвигались вперед, внимательно осматривая каждый островок твердой земли. Болото, казалось, не хотело отдавать свою жертву, то и дело пытаясь затянуть нас в свои глубины. Сначала Жиган провалился по пояс, потом Фома, тащивший его за слегу, по грудь. Еле вытащили, особенно тяжелого хитрованца. Кое-где собак пришлось тащить на себе.
К вечеру второго дня погони мы достигли противоположного края болота. Вот тут, на небольшом сухом островке, мы обнаружили недавнюю стоянку — смятые кусты и примятую траву.
— Был здесь, — сказал Фома, осматривая место. — Ушел не больше часа назад. А потом нас услышал, и побёг. Видать, на ночевку устраивался, вон, веток наломал.
Усталость как рукой сняло. Мы были близко, очень близко. Несмотря на наступающие сумерки, я решил продолжить погоню.
— Вперед! — скомандовал я. — Он не мог уйти далеко.
— Выйдет к железке, не найдем, — согласился пристав.
Мы углубились в лес, двигаясь быстро, но осторожно. Собаки, почуяв свежий след, рвались с поводков. И вдруг...
Громкий выстрел разорвал тишину леса.
— Ложись! — крикнул Жиган, сбивая меня с ног.
Вести в лесу перестрелку — дело неблагодарное. Каждое дерево — препятствие. Поэтому охотнику приходится подбираться до пределов прямой видимости. Но кто знает, вдруг та самая дробина или картечина найдет свой путь вопреки теории вероятностей, и причинит именно тебе вред.
— Не подходи! — донесся до нас хриплый крик бегунка. — Всех перестреляю! Я белку в глаз бью, вы меня знаете!
— Ты, Васька, не дури, — громко ответил псарь. — Стрелять тебе нечем, нас много. Очень скоро тебе не в глаз попадут, а в жопу, которой ты думал. Сдавайся, да пойдем домой.
— Не возьмете живым! Лучше здесь сдохну, чем на каторге! — уже не так уверенно закричал убийца.
Ситуация казалась патовой. Мы не могли приблизиться, не рискуя получить заряд в организм, а Васька не собирался сдаваться. Мужики начали тихо переговариваться, обсуждая, как лучше обойти позицию стрелка. А ведь вот он, совсем рядом — каких-то метров тридцать по прямой. Даже если обходить, вон до того кустарника, потом влево...