— Моховая, семь.
— Сей момент, ваш-сиясь!
Блин, тут километра три, минут пятнадцать ехать, если не больше. Промокшая рубашка меня уже волновала мало. Лекарство, которое у Николая Васильевича хранится — хрен с ним, мы его и так объявили заведомо нестабильным. Да и опять же, готовый продукт без знания технологической цепочки — так себе добыча. Да и вообще, в Питере ничего такого нет. Копия лабораторного журнала в сейфе у меня? Придется пожертвовать, но ведь не последняя. Результаты исследования у Склифосовского? Да приятного аппетита, сырые необработанные данные мало кому помогут. За рубль получили, так и претензии предъявлять нечего. Пожалуй, главное — всех участников предупредить, чтобы когда с утра придут изымать нажитое непосильным трудом, не оказалось неприятным сюрпризом.
Как же прозорливо я поселил Гюйгенса в тайне от всех. Вот ему и первое задание — обеспечить сохранность наших образцов и документации. А то я знаю цепкие ручки любого государства — движение возможно только в одну сторону, хрен что назад получишь.
Приехал домой, помылся, сменил одежду. И сразу легче себя почувствовал. А что, собственно, случилось? Ну не взлетел проект, бывает. Да, ожидания будут порушены. Так ведь не потери даже, а недополученные прибыли. Надеюсь, производство инсулина никто не додумается увязать со здоровьем наших генералов?
Отправил Вовку с записочкой к Гюйгенсу. Пусть мчится в Москву, а потом и в Тамбов. Инструкции я ему расписал подробно, средств у него достаточно. Остается только ждать и надеяться.
Но тут уже проявил себя норадреналин во всей красе. Надо срочно куда-то идти и что-то делать. И я помчался через дорогу, к соседу. Николай Васильевич принял меня в кабинете. Красиво сидел, монументально. Хоть портрет пиши. О чем я и сообщил, прямо с порога.
— Ну еще на фотографическую карточку я высижу, а ждать несколько часов, изображая из себя скульптуру — увольте, — улыбнулся Склифосовский. — Но чувствую, вы не о живописи пришли побеседовать на ночь глядя. Рассказывайте, какие беды нас ожидают в ближайшее время.
Я пригладил взъерошенные волосы, глубоко вздохнул, успокаиваясь.
— Собственно, уже свершилось…
— Дайте угадаю: лекарство кое-кому так понравилось, что решили наложить лапки?
— Вот ничем вас не удивить. Великий князь Владимир Александрович сделал предложение, от которого невозможно отказаться, — я развел руками. — Отдал пенициллин казне за рубль.
— Как говорится, не твори добра, не получишь в ответ ничего. Ладно, какие ваши годы, Евгений Александрович. Придумаете еще что-нибудь. Но пилюлю хоть подсластили?
— Срочно принимают в императорский яхт-клуб и продают особняк Барятинского. Что это хоть? Не слышал даже о таком…
Склифосовский откинулся в кресле, покачал головой.
— «Минуй нас пуще всех печалей, И барский гнев, и барская любовь». И не отпустят ведь теперь. Так сказать, «на волю». Что за дом? Да там дворец целый. Это рядом с институтом, через Таврический сад пройти, а там по Сергиевской немного… Собственно, и отсюда минут пятнадцать прогулочным шагом. Такая махина, н-да… Прислуги вам придется набирать… даже подумать страшно.
— Но зато я смогу, если всё надоест, сбежать к вам пооперировать. Скажу жене: Агнесс, дорогая, пойду прогуляюсь, а сам в институт и одну аппендэктомию за другой! — натужно засмеялся я. — Что касаемо прислуги, то я как бы уже. Привез людей из Тамбова.
— Я рад, что вы не теряете присутствия духа.
— Кстати, к вам завтра могут заявиться жандармы, изымать остатки препарата.
— В первый раз, что ли? Пришлют какого-нибудь ротмистра, тот будет долго кланяться и заикаться от волнения. Сколько их приходило уже, и у всех без исключения начинает заплетаться язык.
Совсем уважения не проявили: ко мне прислали всего лишь корнета. Это какого же класса он? Двенадцатого, что ли. А ведь мог бы и товарищ министра господин Зубатов по старой памяти прибыть. Никаких маски-шоу с воплями «Работает ОМОН!!!». Пришел, поздоровался, представился. Вежливый, обходительный. Забрал копию лабораторного журнала, написал расписку на официальном бланке, уточнил, есть ли у меня с собой еще какие-нибудь материалы, относящиеся к делу. Довольствовался устным заявлением, что нет, и ушел.
Некоторые дамы лечат депрессию безудержным шопингом. Походила по модным лавкам, потратила пару годовых бюджетов Самарской губернии — и тоска отступила. Вот и я примерно то же самое сделал. Поехал в министерство двора. А что? Ведь сказали заходить в любое удобное для меня время! Вот и зашел. Сразу после завтрака. Был соблазн сначала поехать на Сергиевскую, посмотреть на объект вблизи, но я преодолел эту слабость и поехал на Дворцовую площадь.
Барон принял меня почти мгновенно, минут пятнадцать всего подождал, пока освободится. Владимир Борисович встретил довольно радушно, встал из-за стола, пожал руку.
— Вы уж извините, что из-за меня лишние хлопоты образовались.
— Пустое. Хорошему человеку намного приятнее услугу оказать, чем плохому.
— Но вы меня совсем не знаете, вдруг я не так хорош, как кажется, — улыбнулся я.
— Зато я знаю Николая Авксентьевича Манассеина. А он говорит, что каждый день, им прожитый — только благодаря вашей операции.
— Не я один ее делал.
— Не стоит преуменьшать свои заслуги. Но думаю, вы пришли насчет особняка Барятинских?
— Да, хотелось бы увидеть документы. Ну и сам дом осмотреть.
— Подождите немного, сейчас найдем вам помощника.
И правда, минут через десять мы уже ехали в экипаже с чрезвычайно деловым, хоть и довольно молодым чиновником, Виктором Павловичем Старицким. Коллежским асессором по министерству двора Я подумал, что лучшего источника информации мне не найти, и спросил почти напрямую:
— Вы с бароном служите рядом, не подскажете, как бы я мог отблагодарить его за хлопоты?
— Да вы что, — немного испуганно ответил мой спутник. — И не думайте-с! Его превосходительство никаких подношений не берет! Об этом строго указано всем!
— Но есть у него увлечения? Не знаю, может, марки собирает или монеты?
— Автомобили-с! Стоит рядом с ним заговорить о самодвижущих повозках — все, закончилось совещание! Всех производителей знает, победителей гонок, особенности каждой модели!
Ну что же, можно и так. Бенц Вело, самая козырная модель сейчас. Целых три скорости! И всего две тысячи марок. Как сказал сам Фредерикс — хорошему человеку приятное сделать всегда в радость. Заодно и себе куплю один из первых Мерсов. Хватит уже кормить извозчиков.
Глава 7
НИЖНIЙ-НОВГОРОДЪ. Открылся всероссiйскiй съѣздъ приказчиковъ и сидѣльцевъ.
ЛОНДОНЪ. Англiйскiя газеты дѣлаютъ видъ, будто вѣрятъ въ то, что взгляды русской печати на англо-русскiя отношенiя совершенно измѣнились. Одно, будто бы, «Новое Время» упорно остается непримиримымъ, но надѣются, что и оно скоро измѣнитъ свое недружелюбное отношенiе къ Англiи. Совершившуюся будто бы перемѣну приписываютъ ловкости и силѣ убеждѣнiя маркиза Солисбюри.
«Standart» полагаетъ, что разногласiя между Россiей и Англiей умышленно преувеличивались германской прессой и обвиняетъ германскую дипломатiю въ томъ, что она старалась обезпечить миръ Германiи ссоря между собой другiя державы. Нарождающееся между Россiей и Великобританiей сближенiе вызоветъ удовольствiе вездѣ, за исключенiемъ Берлина и Фридрихсруэ. Либеральная печать ратуетъ за соглашенiе между Англiей, Россiей, Францiей и Италiей.
Вся пресса обсуждаетъ вопросъ: какъ пробудить въ Россiи довѣрiе къ Англiи? «Daily News» совѣтуетъ прежде всего уничтожить кипрскую конвенцiю. По извѣстiямъ «Times» о томъ, что хедивъ виделся въ Парижѣ съ министромъ иностранныхъ дѣлъ Ганото и сообщилъ ему проектъ возстановленiя независимости Египта — сильно волнуетъ британскiе политическiе кружки и усиливаетъ желанiе добиться соглашенiя съ Россiей.
Да уж, хорошо, что я не поехал на смотрины самостоятельно, первое впечатление получилось бы совсем не таким ярким. Здание даже с фасада выглядело отлично. Нарядненько так, выкрашенное в охристо-белый цвет, веселый и жизнерадостный. Неплохо бы подновить колер, но вовсе не критично. Я зачем-то пересчитал окна. Двадцать одна штука. Два трехэтажных флигеля по бокам, скорее всего, были достроены позже центрального двухэтажного фрагмента.
Через въезд для карет зарулили во двор и Старицкий, спрыгнув на землю, торжественно произнес:
— Соблаговолите приступить к осмотру, ваше сиятельство! Дворовые постройки, как то: каретный сарай, конюшня, флигели гостевой и для прислуги с кухней, садовый домик, беседки, предлагаю осмотреть позже. Давайте начнем с самого главного здания.
Холл на первом этаже, мягко говоря, поражал. В приятном смысле, но уже тут я задумался, что мое утверждение о достаточном количестве прислуги, приехавшей со мной из Тамбова, было весьма скоропалительным. Дворецкий, пяток лакеев, столько же горничных, кухарка с помощником, конюх, дворник, и еще какие-то специалисты, которых тоже надо привлекать. А то мрамор этот протирать — точно отдельный человек нужен. Шутка про авианосец перестала быть смешной. А еще электричество, водопровод, мебель, библиотека… Боюсь, придется мощно выпотрошить банковский счет, если я хочу быстро привести этот дом в порядок до свадьбы.
Мой спутник рассказывал о годах постройки и прежних жителях, поминал Лермонтова, бывавшего в гостях, княжну Мещерскую, о которой было сказано только «ну вы понимаете, такая любовь», причем без упоминания конфидента. Конечно, история про то, как папа нынешнего императора хотел сотворить мезальянс и послать всех лесом, публичной огласке не подлежит, хотя все про нее знают, причем в самых интимных подробностях, будто свидетели со свечами в руках присутствовали постоянно.
Как я и думал, боковые крылья дворца были пристроены позже, причем не одновременно. И даже архитекторы разные в этом участвовали.