— Куда? Здесь пока поживете, вам покажут вашу комнату. Но если хотите работать и учиться, то условие, о котором писал Александр Николаевич — на первом месте.
— Я согласен, — вскочил на ноги будущий спаситель российской медицины. — Будь иначе, я бы к вам…
Ладно, теперь хоть не попрется в Швейцарию, а делом займется. Хотя вроде не было в его биографии такого, что из-под надзора сбегал. Или письмо от покойного так подействовало? Начал качать права уряднику, мол, скоро уеду, или еще чего натворил? Но это дело пятое. Что делать? Обратиться к Зубатову? Горемыкину? Ну не к Дурново, это точно. Нет, прыгну через все головы, и пойду прямо к Сергею Александровичу. Думаю, ситуацию с полицейским надзором решим быстро. Восстановить на учебу? Это можно и с начальником военно-медицинской академии Пашутиным обсудить. Пусть Семашко сидит пока безвылазно, а я — на Невский, к председателю Госсовета. А ведь хотел просто отдохнуть…
Откладывать в долгий ящик визит к Великому князю не стал — только переоделся и сразу выехал. А ну как Семашко привел хвоста и жандармы сейчас начнут потрошить клинику? Оно мне надо? Один раз уже с Винокуровыми я всю процедуру проходил — ни капли не понравилось.
Сергей Александрович принял меня почти сразу — он как раз вернулся в кабинет после занятий ушу, был в хорошем настроении, насвистывал арию из «Севильского цирюльника». Мне из канцелярии князя тоже прислали билеты в собственную ложу Романова, но я как раз занимался обкаткой мерсов, так что мне не до пения кастратов было.
— Кстати, зря, Евгений Александрович, вы манкируете оперой, — сходу попенял мне Великий князь. — Даже если не любите музыку, в театре во время антрактов многие важные вопросы решаются. Его Величество в Мариинке часто бывает. Надо, надо показываться на глаза.
Ага. Вот так в своих яхт-клубах, да операх аристократия страну и просрала.
Видимо на моем лице что-то такое отобразилось, что Сергей Александрович сразу принял деловой тон, поинтересовался, как происходит вступление в должность и чем он мне может помочь. Я объяснил свои проблемы с Яковлевым и Семашко.
— По первому вопросу трудностей не вижу.
Великий князь тут же телефонировал министру юстиции и потребовал грозным голосом разобраться в вопросе захвата завода господина Яковлева. На той стороне трубки раздавалось лишь согласное блеяние. Телефонное право во всей красе.
Второй вопрос тоже решился очень быстро. Сначала Сергей Александрович сомневался, выспрашивал про залеты Семашко. Пришлось дать гарантии, мол, загружу молодого человека работой так, что тому не до революций будет. Да и утверждение, что таланты лучше иметь среди друзей, а не врагов, тоже Великому князю зашло. Это и стало финальной каплей — еще один звонок последовал Зубатову. А дядя царя набрал мощные обороты — не стесняется решать вопросы в обход Горемыкина. Министр МВД уже все? Пакует чемоданы? Или Сергей Васильевич по старой памяти к более знакомому человеку обратился?
В любом случае полицейский надзор для Семашко закончился, можно гулять без боязни быть задержанным. Но как раз бездельничать у Николая не получится. Я его сейчас собственные идеи, высказанные в будущем, воплощать в жизнь заставлю. Он эту микроссылку в деревню Ливенское за санаторий быстро считать начнет. Недоученный студент? А я кто? Товарищ министра, или так, погулять вышел? Организуем парню восстановление, решим вопрос с верхним образованием. Сейчас вроде можно вольнослушателем? А уж докторскую он и сам напишет, по организации здравоохранения. Как говорил персонаж армейского анекдота, «вы что тут, думаете, я за вас свою работу делать буду?». Сотворим лучшую в мире организацию медицины лет на тридцать раньше. Лишь бы не мешал никто и денег хватило.
После высочайшей аудиенции я зашел к Лизе, приложился к ручке. Сразу по привычке начал осматривать Сашку — нет ли синяков и припухлостей, особенно в области крупных суставов. Рано еще что-то говорить, до первых зубов примерно месяц, ну плюс-минус. Надо этот момент не пропустить, потому что риск больших кровотечений как раз в этом случае. И на пеленку у носика тоже посмотрел на автомате. Чисто. Ничего. И слава богу! И только после этого обратил внимание на великую княгиню. Эге, а тут что-то не так! С чего это она грустит? Похоже, даже плакала, глаза красноваты.
— Что-то случилось? — поинтересовался я, и добавил совсем уж глупое: — Обидел кто?
— Женя, я, кажется, беременна.
Сначала по-немецки сказала, «Ich bin in anderen Umständen», и только потом на русский перевела, пока я тупил, соображая, что это за «другое положение».
Все, что я смог — дойти на внезапно подкосившихся ногах к стулу, присесть.
— У тебя задержка??
— Нет. Кровей с родов не было — я же кормлю. Но утренняя тошнота появилась. Слабость. Хочется постоянно спать.
Я вытер пот со лба, задумался. Устраивать ей осмотр? Нет уж… пусть лейб-акушер занимается. Жаб в питерских болотах достаточно. Да и лучше получится, если я официально к этому вообще никакого отношения иметь не буду.
— У меня через месяц приезжает Агнесс! Предстоит подготовка к свадьбе…
— Ты эгоист! Тебя заботит только ты сам!
Ну вот, и акцент, достаточно сильный, и ошибки в грамматике сюда же. Волнуется, переживает. Лиза достала платочек, поднесла к глазам.
— А как же я?? Что скажет… он?
— Сергей Александрович мне приватно заявил, что он будет очень рад второму ребенку.
— Я не хочу рожать! Это так больно и…
Дальше полился целый набор типичных женских упреков. Целый час мне пришлось уговаривать и успокаивать. Бог дал, зайка-лужайка и прочие банальности. Иногда кажется, что в таких ситуациях можно говорить что угодно, лишь бы тон был соответствующий.
Когда курьер из собственной канцелярии ЕИВ привез и отдал под роспись первую копию указа о создании минздрава, мы со Склифосовским занимались обустройством его кабинета. Точнее, мы оба пили кофе, а Семашко по нашим рекомендациям расставлял энциклопедии и справочники в книжных шкафах, которые час назад занесли грузчики. А как же, оформили личным помощником — давай, трудись, постигай с самых низов. Надо будет — и в кондитерскую за пирожными сбегает, не переломится.
Над указом мы чуть не столкнулись лбами с профессором — так хотели узнать конкретику. Если опустить всякую воду про развитие медико-санитарной помощи, обеспечению врачебными кадрами клиник и снижению смертности от болезней, под нас отдавали весь медицинский департамент МВД, который располагался на Театральной, дом три. Который состоял всего из трех отделов. Первый ведал делопроизводством Медицинского совета, контролем над учебными заведениями и медицинскими отделениями университетов, приглашением иностранных врачей в Россию и их распределением по ведомствам, производством в медицинские, фармацевтические и ветеринарные звания, выработкой медико-санитарных правил и инструкций, надзором за карантинами.
Второй осуществлял контроль над изготовлением предметов медицинского назначения, испытание и выдачу свидетельств о доброкачественности медикаментов и инструментария, снабжение казённых аптек и аптечных магазинов, контроль аптекарских школ, типографий, издававших медицинскую литературу, обмундирование и награждение медчиновников.
Наконец, третий занимался какими-то «счетными делами». Без расшифровки. Бухгалтерия что ли?
— И это все?? — разочарованно протянул я, еще раз перечитывая указ. Штат сто сорок человек, включая губернии, бюджет вообще вынесен за скобки — по согласованию с председателем комитета министров. Земские врачи и больницы остаются в ведении земств. Под местные власти также отдаются станции скорой помощи — мы имеем только право инспекций и наказать рублем. Ну это ладно, не очень-то и хотелось.
— Самое ценное — пастеровские станции в семи губерниях, — выдал свое заключение Николай Васильевич. — Борьба с эпидемиями. Карантины. Ну и контроль в сфере образования. Тут большие полномочия.
— Нужно составить на основе указа список первоочередных целей и задач, — я достал из папки листок бумаг, карандаш. Начал накидывать список.
— Первое. Это борьба с эпидемией сифилиса — тут сам бог велел открыть во всех губерниях пастеровские станции и обязать их проводить лечение уколами серы. А также по необходимости вакцинировать от оспы, холеры и чумы. Минимум иметь запас вакцин.
— Чумы?! — Склифосовский поднял очки, посмотрел на меня в удивлении.
— Да. Если вы следите за успехами нашего соотечественника Хавкина в Индии… Он, кажется, вплотную подошел к открытию вакцины. Я имею в виду успехи противочумной лаборатории в Бомбее.
— Про Хавкина слышал. Ученик Мечникова. Кажется, из революционеров-народников?
— Как говорится, кто в молодости не был революционером, тот лишён сердца, кто в зрелости не стал консерватором, тот лишён ума. Думаю, Хавкин уже находится во втором состоянии и можно вести беседы о возвращению на Родину.
Николай Васильевич еще больше выпучил на меня глаза:
— Евгений Александрович! Это ваша сентенция?? Про сердце и ум? Прямо древнеримский Сенека. Не ожидал у вас таких талантов.
Кажется, Черчилль еще не произносил этой своей знаменитой фразы, поэтому я сдержанно покивал, продолжил:
— Я свою работу на должности вашего заместителя вижу в подборе сильных кадров. Тому же Хавкину вполне можно поручить развитие пастеровских станций. Я бы мог похлопотать за Владимира Ароновича перед Великим князем.
— Ароновича? — усмехнулся Склифосовский, понимающе переглянувшись с Семашко. — Сергей Александрович, как вы знаете, не любит евреев. И это еще мягко сказано. Думаю, протекцию Хавкину надо искать у других персон.
Еще где-то час мы обсуждали цели и задачи министерства, распределение полномочий. В итоге план получился вполне ясным. Сначала найти под минздрав нормальное здание, выбить его у Дурново. Потом организовать перевод медицинского департамента МВД. Аттестовать сотрудников. Негодных выгнать, годных повысить. Первая и главная задача — пастеровские станции и контроль за эпидемиями. Вторая — навести порядок в лекарственном обороте, убрать из свободной продажи окончательно наркотики и всякие фуфломицины. После моего первого разговора с Великим князем год назад, эта тема была отдана под губернаторов. Но те вообще не чесались, кокаином и морфином все также продолжали свободно торговать в аптеках. Вино Мариани вон, совершенно спокойно продают всем желающим взбодриться.