– Скажите коллеге, что я готов оказать ему помощь, – сказал я Вяхиреву. – У меня большой опыт лечения подобных ранений.
Мой секундант перевел, и доктор взглянул на меня с благодарностью. И облегчением. Вот и славно. Саквояжик… Что тут у нас? Ага, новомодный тонометр имеется. Великолепно. Я подал его коллеге и попросил измерить давление. Всё при деле будет, да и секунданты потом претензии предъявить не смогут.
Монтебелло что-то бормотал, и Вяхирев перевел:
– Просит помочь быстрее и клянет вас на все лады.
– Да он и по-русски неплохо говорит, захочет, скажет.
Так, вот и искомое. Скальпель, иглодержатель, шовный материал. Инструменты в крафт-бумаге, нитки с иголками в склянке. Со спиртом. Карболочка, судя по амбре. Смажем края раны, раз у нас больше ничего толкового. Запах специфический, но что поделаешь? Зато эффективный антисептик. Стоп, а трубка дренажная? Так вон, у аппарата Баталова позаимствуем. Он пока не нужен.
– Сто десять на семьдесят, – доложил Вяхирев.
– Очень хорошо. Давайте сюда тонометр, используем трубку оттуда. Доктор пусть сделает раненому морфий, а вы поищите емкость с водой, нам же надо куда-то дренаж окунуть.
Трубку я промыл спиртом и опустил в него. Минут пять как раз и полежит. Да, ненадежно, но что, если другого нет под рукой?
Графа обезболили, по крайней мере стонать он стал потише. Вяхирев вернулся от извозчиков, гордо выставив перед собой ополовиненную бутылку с вином. Улыбка, будто он только что мир спас. Да уж, поистине полевая хирургия с применением всех доступных подручных средств. Ладно, до больницы довезут как-нибудь.
Обеззаразил края раны, разрезал скальпелем кожу, и начал вводить дренажную трубку…
В гостинице меня ждали. Агнесс стояла у окна и высматривала своего мужа. Ага, заметила, немного оживилась. Но ненадолго. Я помахал ей букетиком фиалок, и спрыгнул с экипажа. Может, у жены на них аллергия? Как-то странно она на меня смотрит. Примерно как мама в детстве, когда оценивала способ и объем телесных наказаний за сожженный соседский сарай. На всякий случай, я осмотрел одежду. Вроде бы в крови графа не запачкался, руки отмыл… Но чует мое сердце, что простой разборкой сегодняшняя «разминка» не закончится. Ничего, переживем. Может быть. Но лучше поспешить, так у противника будет меньше времени на продумывание атаки.
– Монсеньёр! – окликнул меня портье, низко кланяясь.
– Что там? Я спешу! – бросил я, не замедляя шаг.
– Вас ожидают!
Навстречу мне из кресла у окна поднимался мужчина с густыми усами, шикарной эспаньолкой и высокими залысинами. В руках он держал трость и шляпу. У его ног стояло целых два чемодана. Я заметил наклейки с надписью «Genève». Швейцарский город, в который и я и сам скоро собирался.
– Господин Баталов? – бородач сделал два шага вперед, улыбнулся. По-русски он говорил без акцента, и я понял, что на сей раз судьба меня снова свела с соотечественником.
– Он самый. А вы…
– Разрешите представиться. Плеханов. Георгий Валентинович.
Глава 18
КРАКОВЪ. Художникъ Гадомскiй, побуждаемый чувствомъ ревности, закололъ драматическаго артиста Валентовскаго. Убiйца арестованъ.
ЛОНДОНЪ. Опубликованный отчетъ слѣдственнаго комитета по дѣлу о набѣгѣ или вторженiи Джемсона на територiю республики буровъ сильно разочаровалъ публику. Комитетъ порицаетъ поведенiе Родса, но оправдываетъ Чемберлэна, тогда какъ, по всеобщему убѣжденiю, Чемберлэнъ былъ и остается главнымъ виновникомъ этого хищническаго разбойничьяго нападенiя англичанъ.
Честно сказать, я растерялся. Сам Плеханов?! Человек, который отечески «хлопал по плечу» самого Ленина? Главный «мозг» всей заграничной социалистической тусовки?!
– Вы от Хавкина? Он вас имел ввиду?
Сказал я это громко и сразу понял – ну не в лобби же отеля вести такие разговоры! Во Франции полно агентов Охранки. Утром в куплете – вечером в газете. В Питере уже будут знать все к обеду. Такие «монстры» как Плеханов, выпасаются наружкой в режиме нон-стоп. Хотя сколько тех агентов по Европе? Пара десятков? Но где гарантия, что кто-то из них не рядом сейчас?
Но похоже Георгий Валентинович не волновался. Да и в лобби было пусто.
– У меня есть даже лучшая рекомендация, чем Владимир Аронович. Хотя да, с ним я имел недавно обстоятельную беседу о вас.
– Что же за рекомендация?!
– Мой племянник. Николай Семашко. Очень вас хвалил в письмах! Баталов то, Баталов се… Блестящий ум, огромная работоспособность!
– Вы дядя Николая?! – я никак не мог прийти в себя. Как все тесно сплелось-то… И Николай мне ни полусловом не обмолвился! Очень нехороший человек… А я его еще от каторги отмазывал.
– Да, мать Никсы – моя родная сестра.
Забавно, что Плеханов сокращает имя племянника на царский манер.
– Наверное, нам нужно найти какое-то место для обстоятельной беседы, – наконец сообразил я. – Вы уже разместились в отеле?
– Нет, только недавно приехал.
– Заселяйтесь и через час жду вас в местном ресторане. Лягушачьи лапки пробовали?
Георгий Валентинович засмеялся:
– Нет. И думаю, тут их не подают.
Такого не проведешь! Видит на сто метров под землей.
– Ты куда пропал?!
Говорить Агнесс о дуэли или нет? Вот в чем вопрос. Прямо дилемма шекспировского масштаба.
Супруга стояла в дверях спальни. Щёки раскраснелись, волосы слегка растрёпаны – видно, она даже не успела привести себя в порядок. Одета в домашний халатик, который очень так призывно распахнут в районе декольте.
– Ты только не волнуйся, пожалуйста…
– Мне уже не нравится начало! Где. Ты. Был?! Не надо мне говорить про разминку. Я уже подумала, что ты любовницу завел, но от тебя пахнет порохом и карболкой. И рукав испачкан… это кровь?
Решил, что скажу. Дуэль не скроешь – о таком пишут в газетах.
– Одним словом…
На меня напал ступор, но я все-таки сумел с собой справится, начал повествование с Москвы. Ходынка, бал у посланника, письмо с гильотинами… Чем дальше рассказывал – тем больше распахивались глаза Агнесс.
– Поверить не могу! Ты вызвал на дуэль графа Монтебелло?!!
– Это он меня вызвал. Тому десятки свидетелей. Я с ним встречи не искал.
– И вы сегодня утром стрелялись?!?
Здравствуй, капитан Очевидность. Но не время ерничать. Если жене хочется получать ответы даже на риторические вопросы, лучше так и сделать.
– Да. В Булонском лесу. Граф ранен, оказали ему помощь, отправили в больницу.
– Боже мой! – жена прижала руки ко рту – А ты? Чья это кровь?
Я осмотрел одежду. Все-таки испачкался.
– Не моя. Надо переодеться. Кстати, у меня встреча очень скоро. Приехал дядя Николая.
Губы у Агнесс дрожали, но она держалась.
– Я с тобой!
– Но разговор, скорее всего, пойдет о скучных вещах. Политика и прочая ерунда.
– Милый, даже если вы будете рассказывать друг другу таблицу логарифмов, мне все равно. Главное, что я буду рядом с тобой. Твои утренние отлучки закончились. Имей ввиду.
И вот как тут поспоришь? Тем более, если понимаешь, что всё-таки чувствуешь вину за недавнюю ложь.
– Должен предупредить тебя, что господин Плеханов – противник царской власти. Он эмигрировал много лет назад именно из-за своих убеждений.
– Он что, анархист? Которые бросали бомбы в императора?
– Нет, политик. Только языком болтает.
– Тогда не страшно.
– Как раз нет. Эти самые страшные. Ну, сколько твой антихрист убьет? Двух, трех? Много десять А эти товарищи со светлыми лицами…
– Как ты сказал? – Агнесс заулыбалась. Ну вот! Буря миновала.
– Со светлыми лицами. Они же за народ, за светлое будущее. «Мы наш, мы новый мир построим», – меня понесло и я даже напел строчки из Интернационала. – Так вот, любой новый мир создается этими «кто был никем» исключительно на горах костей…
Похоже, гимн пролетариев всех стран еще не стал популярной песней, жена посмотрела на меня чуть недоумевающе.
– То есть дядя Николая плохой человек? Зачем мы тогда с ним встречаемся?
– Победить зло можно, только его познав. Кстати, Плеханов не так уж и плох. Уверен, он тебе даже понравится.
Я мысленно перекрестился. Моему кораблю удалось проскользнуть через рифы и переключить жену на более актуальную тему.
Георгий Валентинович был само очарование. И это несмотря на явно старый пиджак со следами перелицовки и сильно потертый галстук. Ничуть не удивившись присутствию Агнесс, галантно представился, поцеловал ручку. А когда узнал, что моя жена родом из Вюрцбурга, выдал витиеватый спич на немецком. Про красоту готической архитектуры. Ну и про барокко с рококо. Но даже я, знаток начального уровня, уловил резкий акцент. Швейцарские гортанные интонации звучали сурово и неуклюже по сравнению с мелодичным франконским говором Агнесс.
– Господин Плеханов, – не удержалась она, с улыбкой обратившись к нему. – Вы провели столько лет в Швейцарии, что акцент выдал вас за секунды.
– Что ж, мадам, – ответил он, мягко улыбнувшись, – наверное, это лучше, чем выдать все тайны социализма.
Пока ждали наш заказ, болтали буквально ни о чем. В основном говорила Агнесс, рассказывая историю о моем скромном участии в открытии профессора Рёнтгена.
Ресторан оказался уютным, с тщательно выдержанным стилем бель-эпок. Даже электричество еще не провели. Мягкий свет газовых ламп приятно освещал стол, за которым мы расположились. Рядом потрескивал полешками небольшой камин. В летнюю жару могло показаться чересчур, но очаг не грел, только демонстрировал огонь. Плеханов явно чувствовал себя в своей тарелке – вежливый, уверенный, но при этом… усталый какой-то, что ли? Под глазами тени, дышит как-то дергано…
– Честно признаться, никогда не думал, что Николай может состоять в переписке с вами, – начал я, стараясь придать голосу нейтральный тон. – Но, боюсь, письма из России, особенно к вам, наверняка тщательно проверяются. И у него биография слегка подпорчена – после истории с полицейским надзором. А ведь он – очень талантлив. Жаль будет, если его карьера прервется.